Закон крови - Микулов Олег (читать хорошую книгу .txt) 📗
– …Калу я сам видел! Ночью, это, выхожу помочиться, а он стоит! И не там, где его зарыли, – у самого очага! Темный весь такой, только зубы, это, белые! Грудь разворочена, и ребра, это, наружу! Меня, видать, увидел – и на меня! А я, это, – знак! А он взвыл – и, это, и нет!..
Заметив, что Дрого собирается вставать, Каймо хихикнул и легонько толкнул его в бок кулаком:
– Что, тоже помочиться пошел? Смотри, Калу за штаны ухватит!..
– Да пошел ты!.. – Дрого разозлился всерьез, хотя шутка была глупой, но безобидной.
Уже снаружи, с облегчением вдохнув всей грудью ночной воздух, насквозь пропитанный сосновым ароматом, Дрого услышал, как старый Гор сердито выговаривает:
– Не болтайте чего ни попадя!..
Из центрального жилища доносился дружный хохот. Дрого откинул полог. Похоже, заводилой-рассказчиком здесь был Вуул. Смеялись все, улыбался даже отец. Увидев гостя, он подвинулся, хлопнул ладонью по освободившемуся месту, а когда Дрого сел рядом, спросил:
– Что, сын, никак соскучился?
– Да так… О чем это Вуул?
– А! – Отец тихо рассмеялся. – Рассказал, как наш Каймо ловко на зайцев охотится!
Дрого улыбнулся в ответ, хотя на самом деле погрустнел. Конечно, Вуул ни словом не обмолвился, чья была эта шутка, – еще бы! Но почему даже здесь, даже перед Большой охотой, ему, Дрого, снова и снова, словно нарочно, напоминают о том, о чем он больше не хочет думать?!
Старый Гор был раздосадован неуместной болтовней еще больше, чем Дрого.
(Мальчишки! Дурачье! Нашли время трепаться об этом – после всего, что случилось! И ведь знают, должны знать, что беду могут накликать!)
– Не болтайте чего ни попадя! И Калу не трожьте! Охотник был. И погиб как мужчина. И похоронили честь честью. Погоди, Айм, я еще посмотрю, как ты увернешься от носатого! И учти: будешь такое болтать, Калу и впрямь к тебе явится – не наяву, так во сне… Только тебе от этого будет не легче!.. Придумает тоже: «Калу – живой мертвец!» Видел бы ты, что это такое живой мертвец, – попридержал бы язык! Я, старый, сколько живу, и то лишь однажды…
Гор замолчал – как отрезал. Примолкли и остальные. Наконец Айм робко заговорил:
– Гор! Старый! Я ведь, это… не хотел Калу рассердить! Совсем не хотел. Ну, померещилось, должно быть… Я и дары ему принесу, если нужно, и, это, прощения попрошу… Только, старый, ты, это, может, расскажешь нам, что знаешь? А то что ж, мы, это, молодые, мы не знаем…
Гор задумался. Не время, ох не время говорить о таких делах! Но, может, и впрямь рассказать? Глядишь, и этот болтун примолкнет. А то не язык, а…
– Хорошо. Расскажу – только недолго. И чтобы потом – не болтать! Мужчины вы или ползунчики?!
Давно это было. Ваших родителей – и то не было на свете. Да что там, я, старый, был еще такой, как вы. Колдуном у нас был тогда Хорру, великий Хорру, – слышали небось? То-то! При нем – все дрожмя дрожали, вся община… А наш Колдун был его ученик. Тоже молодой, может, моложе меня, может, нет, – не знаю…
Так вот. Убили у нас одного. За дело убили, все как надо, честь по чести… Имен уже не помню. Этот, кого убили, наладился к жене другого… Да еще прямо в его жилище, на его же постели! Ну, такое не скроешь, подкараулил их муж, а не убил сразу, нет, все сделал, как мужчина, – видно, заранее все решил. Выволок того за шкирку к общим очагам, сказал: «Бери копье!» Тот туда-сюда – а куда денешься? «Бери копье, а не то…» И свое – к груди! А нам (я там тоже был): «Смотрите!»
Ну, взялся и тот за копье. Да только на чужих-то жен он ловок был, а вот на копье – не шибко. Махнул два-три раза почем зря – глядь! – а его кишки уже выпущены и на острие намотаны! Так-то. Честь по чести.
Разобрали, конечно, это дело. Все – правильно. Муж отцу-матери убитого (своей-то хозяйки у него не было, куда там… до чужих баб только и был охоч, а вот чтобы свою…) сразу дал, что положено, жену, конечно, поколотил и сказал что надо: твое, мол, место не здесь, а у очага Серых Сов, откуда ты родом. И остался один… Детей, кажется, не было, не помню. А того похоронили. Тоже – как положено, честь по чести. Отец-то его – ничего, все понимал. Да и сам своего сына стыдился. А вот мать… Один он был у нее. Хоть бы дочери – и тех не было.
Ну вот. Сколько дней прошло – не знаю. Не много, должно быть. А только как-то под вечер вижу: идет она, похоже, от Хорру (жилье мое было тогда – враз у тропы к колдовскому), идет – и вроде как довольная! А до того – и на люди не показывалась. А покажется – лицо замотано куском шкуры: одни глаза, а в глазах – слезы… Один сын был у нее!.. А тут – довольная. «С чего бы это?» – думаю. А ночью…
Гор все свои долгие годы старался вспоминать ту страшную ночь как можно реже. Кажется, и вовсе забыл. А вот – всплыло все, как будто только вчера случилось!
Тогда его разбудил истошный крик, переходящий в хрипы и стоны. И он понял откуда – из жилища, что напротив. Того самого, где в одиночестве спал муж, прогнавший свою неверную жену и убивший в честном поединке своего обидчика. Гор был молод и смел; его правая рука стискивала копье, а левая уже была готова откинуть полог, когда совсем рядом, на тропе, ведущей к жилищу Колдуна, послышались шаги. Такие шаги, от которых его всего затрясло, – наверное, так трясет длинноухого, внезапно очутившегося прямо перед волчьей пастью.
Нет, это был не Хорру, хотя направлялись они туда, в сторону его жилища… И где по его распоряжению был похоронен убитый! ЭТИ шаги какие-то… неестественные, вообще не напоминали человека… ЖИВОЕ СУЩЕСТВО не напоминали! И еще – сквозь щели шкуры, прикрывавшей вход, отчетливо просачивался запах, свежевскопанной земли и падали. Тлена. Что-то хлипко шлепнулось на тропу…
Гор заставил себя выйти наружу лишь тогда, когда стихли эти невыносимые, ужасающие звуки. Прежде чем броситься к жилищу напротив, он посмотрел вверх по тропе. И увидел. Там, в сплетении ветвей и теней, отбрасываемых Одноглазой, удалялась фигура, сгорбленная, с безвольно опущенными, болтающимися руками. Человеческая по виду, но двигающаяся совсем не по-человечески – на прямых ногах: одной ступит – вторую приставит, одной ступит – вторую приставит… Топ-топ. Топ-топ…
– …Выскочил-то я не сразу, а оказалось – первым! Все слышали крик, но не выходили. Боялись. Вы и представить не можете, как мы все тогда боялись! Потом все же собрались; кто-то факел засветил, в жилище вошли… Хозяин, конечно, мертвый. Лицо черное, глаза выпученные, и язык наружу, а на шее – пятна от пальцев. Тоже черные. Задушен. И еще – воняло. Посмотрели – а на нем куски кишок. Уже гнилые, червивые… И на тропе. Следы и еще один такой кусок – побольше…
По следам-то мы только утром пошли, и привели они нас прямиком к могиле. Разрыта могила, и покойник на дне лежит, гнилой уже… Только не так, как мы его положили. И – грязный, в земле весь, руки, одежда – все… И вроде как улыбается. Рад! А мы что ж, стоим и молчим. Тут и Хорру пришел. Хотели спросить его: как же так?! А он глазами зыркнул – так, что и охота спрашивать пропала! – да и пробурчал: «Заройте! Больше не встанет».
Вот и все. Мать этого куда-то исчезла – то ли убили, то ли сама ушла, не знаю. Да и отец не зажился. Сторонились его, хотя он-то ни в чем виноват не был…
А теперь – хватит болтовни! Спать давайте, завтра Обряд, а вы… Мужчины, а словно ползунчики!..
Молодежь подавленно молчала. Без слов разошлись по своим лежанкам. Но Йом, до сих пор не принимавший участия в общем разговоре, подсел к старику:
– Гор! Старый! Может ли Йом задать вопрос?
– Спрашивай.
– Как ты думаешь, ведь наш Колдун – ученик великого Хорру. А что, если Айм и в самом деле…
– Замолчи! Болтало бы это болтало, если бы и «в самом деле», как же! Да и ты… Чей амулет спас тебя?
– Колдовские дела…
