Ловчие (СИ) - Калинин Никита (серия книг .txt) 📗
— Кто ты такая?.. - прохрипел я, давясь осознанием, что цыганка легко могла меня убить в клубе. Могла! Но не убила. - Почему ты…
— Остановись, мой хороший, остановись! - махнула она ладошкой и звякнула множеством браслетов. - Я никогда просто так не отвечаю на вопросы. Такова уж моя суть. Задавай вопросы правильные, их у тебя всего три.
Я стоял. Как дурак топтался на месте, боясь, что если сделаю хоть шаг - к ней ли, в сторону ли - цыганка сгинет. Она тоже не уходила, и всё мерила меня взглядом, усмехаясь надменно, ломая красивую чёрную бровь с вызовом - ну, мол, чего озяб-то, соколик?.. От неё несло древностью. Женскими страхами и кровью. Украденными жизнями от неё смердело, чудовищным способом прерванными прямиком в утробе.
И где дед, когда он так нужен?..
Всего четыре единицы энергии в храме. Бильвизу было поровну, когда я затратил на него три. А эта - даже не редкая. Она ж как живая! И стоим мы сейчас в сфере спящих, и пела она для спящих! Да и выглядит она, как обычный человек! Маскировка! Цыганка была легендарной сущностью, точно. И я обязательно выясню, какой именно.
А дёргаться лучше не стоит. Урок Прета я запомнил, да.
— Я прочла про тебя, прирождённый рода Велес, всё по своим перьям, - продолжала позвякивать монетами она. - Поэтому мы говорим. Твой род возрождается, но ты пока даже не знаешь, ради чего. У вас нет общей цели.
— Цель есть у меня, - выдавил я, внутри храма взывая к деду.
— Месть! А как же! Но если ты продолжишь начатое, то в конце получишь только разочарование. Ты избрал неверное начало для своего пути. Тебя ведут.
— Кто?
— Много кто. К тебе тянутся десятки пуповин, мой хороший. Ты сын множества родителей. Но вижу точно: ведёт тебя и та, кто родилась сотни раз, кто жизни свои, как кожу скидывает! Она тоже жаждет мести.
Стало душно, несмотря на морозец. Я расстегнул верх пуховика. Цыганка усмехнулась и продолжила:
— Ещё вижу: ты способен и должен добиться своего! Но не сейчас. Запомни мои слова. Остынь. Не ходи ни за кем. Не будь на поводу. Начни путь заново, наберись сил.
— Как?
— Род. Сила в нём. И в верных союзниках. Прямо сейчас возрождается не только Велес, хороший ты мой. Я знаю это потому, что вырванный из чрева неокрепший плод - моя стезя! А прирождённые таковы и есть - беспомощные, опустошённые, в крови и слизи, как в остатках прошлой жизни, из которой их выдернули. Помнишь себя?
Я хотел спросить, что ей от меня нужно, но осёкся. Вместо этого просто пялился на цыганку, выжидая. Остался всего один вопрос. И она продолжила, хитро сощурившись:
— Я помогаю тебе, прирождённый, потому, что такие, как ты - моя надежда. Наша надежда. Нас истребляют, мой хороший. И почти уже истребили. Кто защитит нас - появившихся задолго до того, как славяне стали единым народом? Ты? Или твоя соседка? - цыганка показала мне одну монету, - Московский мальчик позолоченный? - повернула “лицом” другую, - А может тот, кто пробудился далеко в Сибири? - покрутила она меж пальцев третью и снова начала вертеть их все разом, как заправская циркачка. - Или вместе вы станете новым стержнем Вотчины?
Я молчал. Мысль, что в погоню за Сабэль меня толкала сама Нонго как-то не умещалась в череп. Она была нелогична и противоречива. Пусть не только Нонго, но от этого легче как-то не становилось. Не было никакой гарантии, что цыганка не врала, конечно. Тут бы выручил патриарх. Если б откликнулся.
— Старым родам нет дела до нас. Они продают нас за сомнительную привелегию продолжать привычную жизнь. Прошлое? Они его стараются забыть. Им нет дела до себя, ведь предавая наследие предков, они пускают себе кровь. Будущее? Не смеши, мой хороший, - лишь бы сейчас было хорошо! Старым родам нет дела ни до чего. Они уже мертвы. Они гниют, готовые разложиться на кусочки, расползтись червями под подошвы чужеродных хозяев. Недолго им осталось, недолго. Но не все такие, мой хороший. Да только вот Вотчина - власть! суть! мощь! - у таких.
Дух утомился и больше не пытался “вразумить” меня, чтобы я изловил говорящую со мной сущность. В храме стало пыльно и тихо. Один только Жигуль сидел на жопе, кряхтел и плевался, морща и без того уродливую рожу. Рэп вперемежку с готичным вокалом ему, видимо, не очень понравился.
Дед так и не откликнулся.
— Я пришла направить, отвести от верной гибели, чтобы ты отвёл от гибели других прирождённых. Знаешь, со мной это не впервые... Однажды я уже проиграла. Но попробую ещё раз. Лучше стучать клювом в железный зев сомкнувшегося капкана в надежде на чудо, чем просто на него смотреть, верно?..
Я вдруг понял, что как бы ни выглядела, какой бы силой ни обладала, цыганка оставалась всего лишь сущностью. Чёртовой стародавней программой с расширенным, но один хрен ограниченным набором действий!
— Как тебя зовут?
Я ожидал чего угодно, но не этого. Цыганка улыбнулась. Мимолётно, как бы сама от себя того не ожидая. Словно я спросил что-то такое, чего она не слышала вот уже много-много лет, и что было ей очень-очень приятно.
— Лэйла моё имя, - покачнула головой она. - Я Сорока-Вешница, мой хороший, не плутай в догадках. Держи!
Монеты вдруг звякнули в воздухе, но поймал я только две из них. Третью пришлось поднимать с асфальта.
— Смерть!.. - оживилась сущность и просмеялась омерзительно, как застрекотала по-сорочьи. - Один из трёх! Что ж, не так уж и плохо!..
Монеты были исцарапаны. Прежде чем снова спрятать их, я глянул на рытвины от когтей, но при таком освещении разобрать рисунок не получилось.
— Найти этих троих. Не будет тебе вернее союзников, чем они. Сумеешь помочь им уцепиться за жизнь, заполучить хранителя и основать род - это и станет верным началом на пути мести. Но торопись! Они потеряны. Они брошены. Боль заполняет их. И Вотчина уже почти взяла их след в нижней сфере.
Цыганка развернулась и зашагала обратно в клуб, громко стуча по асфальту каблуками высоких сапог. Сорока-Вешница… Я о ней ничего не знал, но исходя из имени, она была пророчицей. В том числе.
— Лэйла! - окликнул я.
И бросил ей целую монету. Она даже не поймала её - схватила. Жадно, хищнически, как синичку ястреб. В темноте проулка блеснули глаза.
Я раскрыл рот, но слова вдруг увязли в горле. Я хотел спросить о Лене. О Денисе хотел что-то спросить. Но вот что - непонятно. Одно нашло на другое, смешалось, скомковалось, и я потерялся в самый последний момент. И теперь стоял без ответа и без монеты.
Но она не уходила.
— Замки там уже давно сменили, мой хороший. Да только ты в любое время войдёшь. Для тебя всегда лежит ключик, какой бы замок не навесили. Она там. Она ждёт тебя. Давно ждёт и не уходит. И никому не отдастся, скорее сгинет в черноте, но не отдастся. Иди к ней.
Ноги понесли сами. Квартал, второй, третий. Во рту пересохло - от жуткого возбуждения и дрянного похмелья я дышал ртом. И вот уже они - узнаваемые дома, что сходились клином, и парадная на самом углу как дверь в прошлое. Я остановился у железной махины с циферблатом, которой тут раньше не было. Уставился тупо на красный кружок домофона. Но вдруг раздался писк, и дверь раскрылась, выпуская наружу какого-то заспанного типа в длиннющем клетчатом шарфе, намотанном и на шее, и поверх головы.
— С наступающим! - брякнул я и исчез в полумраке парадной, на самом последнем этаже которой меня ждала лестница на чердак.
С замирающим сердцем я поднимался в мастерскую Лены.
Глава 31
Последняя ступенька бетонной лестницы... Как барьер. Как граница. А вдруг там уже нет ничего? Нет запахов, которые, оказывается, я помнил всегда, хоть и бывал тут крайне редко. Нет картин, написанных Леной. Нет даже самой мастерской, ведь никто не даст гарантию, что чердачок не продала та же Верка, её деловитая сестра. Или ещё кто. Мало ли, что я наподписывал в пьяном бреду за прошедший год. Как ещё квартиру-то не отняли…
Было мрачно. Свет на последнем этаже горел унылый. Единственная квартира возле лестницы на чердак, сколько её помнил, всегда оставалась закрытой, словно в ней никто не жил. Я вздохнул, посомневался ещё пару секунд и поднялся. Коснулся холодного металла неустойчивой крутой лестницы, держащейся в бетоне на трёх хилых арматуринах, и пошёл вверх. Как она тут лазала-то каждый день? Шатается же всё…
