Наследница Ингамарны (СИ) - Зорина Светлана (книги без сокращений TXT) 📗
— А кто он, тот человек? Ты его знаешь?
— Его зовут Бахим. Он гиннур и живёт в Сарантаме.
— Я завтра же отыщу его и объясню, в чём дело. Вода Наугинзы содержит аллюгин и в течение восьми дней хранит в себе суннао тех, кто проходил по берегу. Это мы можем вызвать только неподвижное нао, а аллюгин всё отражает в движении. Если вызовешь суннао их воды, содержащей аллюгин, оно проделывает всё то, что делал человек…
— Мне ты это можешь не объяснять. И пожалуйста, не ходи к этому человеку. Я сам туда схожу и успокою его. А заодно и других. А ты не вздумай говорить кому-нибудь, что вызываешь суннао из воды. Ты же знаешь, как люди относятся к водяным богам. Многие думают, что они похищают у живых нао. Ещё решат, что ты помогаешь им в этом, раз уж ты им служишь.
— Разве про меня можно такое подумать?
— Те, кто тебя не любит, могут сделать из всего этого целую историю. Ты же сама это понимаешь. Если уж ты в таком возрасте успела нажить настоящих врагов, то и веди себя осторожно, а не как малое дитя.
— А что ты скажешь Бахиму?
— Скажу, что, если вода реки содержит аллюгин, то при особом освещении и расположении светил суннао проходивших по берегу могут проявляться в воздухе над рекой или поблизости от неё. Кстати… Ты говоришь, вода Наугинзы хранит суннао целых восемь дней? — Лицо деда помрачнело. — Это много. В начале весны такого не было… Гинта, люди недаром боятся этого места. В том, что водяные боги похищают нао, есть доля истины. Ведь мы, нумады, если вызываем чьё-то суннао, то ненадолго. Оно быстро возвращается к хозяину и опять сливается с его нао. Суннао — часть, тонкий слой нао. Совсем тонкий, но всё же без него нао не является полным. Видимо, содержание аллюгина в озере Хаммель и Наугинзе время от времени меняется. Два года назад, когда ремонтировали святилище, оно было незначительно, я проверял. Значит, подземный источник бьёт то сильнее, то слабее. Сейчас содержание аллюгина в этой воде очень высоко, и, я думаю, повысится ещё. Активность Камы возрастает с каждым годом. Её стопятидесятилетний цикл близится к концу.
Дед умолк и задумался.
— Значит, Кама влияет на содержание аллюгина в воде? — спросила Гинта.
— Она влияет на все стихии, но на воду особенно… Дитя моё, сейчас там опасно слишком часто бывать.
— Не беспокойся, дедушка. Нумад, владеющий наомой, должен уметь возвращать себе суннао. Когда я ухожу оттуда, я ничего там не оставляю.
— Вижу, ты многому научилась за последнее время. И без моей помощи.
— Мне помогает бог.
— Какой?
— Мой. Которому я служу. Я всё поняла, дедушка. Буду вызывать нао и делать наомы только в святилище или у самого озера. Ты не забыл, что до дня моего одиннадцатилетия осталось совсем немного?
— Я, конечно, стар, но память у меня ещё не отказала, — улыбнулся дед. — Я помню о своём обещании, но я хотел бы, чтобы ты, Суана, Харид, Тиукан, Рувин и Самбар ещё два-три тигма позанимались у амнитана. Лес от вас никуда не уйдёт, а пара тигмов ничего не решают.
— Хорошо. А к кому ты нас хочешь послать?
— К Санниду. Он лучший нумад в Сантаре, а живёт, как ты знаешь, в Улламарне.
— Здорово! — обрадовалась Гинта. — Удобней будет навещать Сагарана. Надо только найти человека, который бы в моё отсутствие смотрел за святилищем.
— Я поручу кому-нибудь из мангартов, — пообещал дед. — Тому, кто хорошо владеет наомой.
Глава 6. Далёкие миры
За три тигма проведённые в Улламарне, Гинте только пять раз удалось вырваться к Сагарану, и то ненадолго. Саннид был очень строгим учителем. Шестеро будущих абинтов занимались с утра до вечера, а если день выдавался более или менее свободный, это означало, что ночью предстоят наблюдения за звёздным небом. В такие дни после обеда все дружно заваливались спать и вставали только к ужину. Саннид их не тревожил и даже приказывал слугам не шуметь, зато ночью требовал от учеников внимания и сосредоточенности.
Санниду шёл уже десятый цикл. Время высушило его плоть. Он был так тонок, что напоминал Гинте изваяния нафтов. Узкое смуглое лицо казалось ещё темнее в обрамлении молочно-белых волос. Совершенно поседев, они остались густыми, а по ночам в ярком лунном свете сверкали, как уллатин, и у Гинты иногда создавалось впечатление, что перед ней не человек, а некое бесплотное существо, звёздный дух… А может, бог, спустившийся к ним с какой-нибудь звезды, чтобы рассказать о вселенной. Во время ночных бесед с учениками его голос становился глубоким и звучным, а синие глаза сияли так, словно он видел свет даже самых далёких миров. Днём его глаза как будто тускнели, лицо, не озарённое вдохновением, превращалось в тёмную, застывшую маску. Ученики побаивались Саннида. Только Гинта, привыкшая ни перед кем не опускать глаза, спокойно выдерживала его суровый, пристальный взгляд. Старый нумад никогда не улыбался. Казалось, он давно уже забыл, как это делается. Двигался он легко и плавно — высшее существо, не обременённое грубым земным телом. Почти не обременённое…
— Чем меньше его гинн, тем больше его нао, — сказала Гинте служанка Харма.
Она жила в доме Саннида уже сорок лет.
— Я моложе его, а вон как постарела. А он… Он изменяется, но как будто не стареет. Просто это тело ему скоро совсем не понадобится. Мой господин не умрёт. Он станет звездой. Это судьба многих звёздных нумадов. Они уходят и не возвращаются. Когда оставленное на земле плотное тело начинает разлагаться, люди хоронят его, а в небе появляется новая звезда. Мой господин тоже скоро уйдёт. Земная жизнь ему надоела. Мудрый Аххан недаром отправил вас именно сюда и именно сейчас. Вы ещё слишком молоды, чтобы заниматься у амнитана, обычно сюда мангарты приходят, но, видно, твой дед тоже чувствует, что Саннид скоро уйдёт. Он лучший амнитан в Сантаре, и жалко было бы упустить такую возможность…
— А куда он уйдёт? — спросила Гинта.
— Как — куда…
— Нет, я понимаю, но Энна велика…
— Этого никто не знает, — вздохнула Харма. — Только бы он не пустился на поиски своего несчастного брата и не сгинул в бесконечном мраке.
— У Саннида был брат?
— Да. Брат-близнец. И тоже амнитан. Он был даже способнее Саннида. Он давно ушёл, ещё в молодости. Они походили друг на друга, как две капли воды, только у Саннида синие глаза, а у того были тёмно-карие.
— Совсем как у ваших божественных близнецов! — воскликнула Гинта. — Статуи на границе…
— Тише-тише, разве так можно?
У Хармы был такой испуганный вид, что Гинта смутилась.
— Нельзя об этом, — тихо сказала старуха. — Пожалуйста, ничего никому не говори. И… не спрашивай. Ладно?
— Хорошо, — пожала плечами Гинта.
Больше они на эту тему не разговаривали. Тем более что времени на разговоры в общем-то и не было. Саннид привык учить мангартов, и шестеро подростков подчас здорово уставали от того количества сведений, которые сваливались на их юные головы. Однако никто из них не жалел, что попал сюда. Всё, что говорил и показывал Саннид, было необыкновенно интересно.
Гинта с раннего детства знала о бесконечности вселенной и неисчислимости миров. Учебные залы и комнаты Ингатама были увешаны цветными изображениями различных ангам, выполненными нумадами-амнитанами или художниками по их описаниям. Здесь, в доме Саннида, ничего этого не было. Да и зачем нужны застывшие изображения, если старый амнитан мог соткать из наомы любую картину, увиденную им в том или ином мире, который ему удалось посетить.
Саннид показал ученикам десять ближайших ангам и ещё восемь, удалённых от Эрсы настолько, что если добираться до них в плотном теле, то на это понадобятся миллионы лет. Лишь две из этих восемнадцати ангам казались обитаемыми. Сиурану населяли довольно странные существа — не то растения, не то животные. Сиурана была горячей и влажной ангамой и напоминала огромное кипящее мутно-жёлтое болото, над которым клубился густой белый пар.
— Вон на поверхности пузыри, — говорил Саннид. — Смотрите на это место. Сейчас вы увидите, как из порождающей материи появляется взрослый сиур.
