Под моим крылом (СИ) - Гера Наташа (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Но почему в этой ситуации она стала звонить мне, а не близкому ей человеку? Я-то бросилась ее спасать из-за чувства вины. А она на что надеялась?
Гаврилыч лихо тормозит возле приемного покоя, выскакивает из машины и скрывается за дверью. Не знаю, что он там говорил и делал, но носилки и недовольный врач появились почти мгновенно. Киру перегружают из машины, быстро заносят внутрь, я с торбой наперевес, документами Киры и крыльями прусь следом. Врач из просто недовольного превращается в сердитого, громко раздает приказы, носилки с Кирой затаскивают в большой лифт, отбирают у меня документы, и ее увозят. А на нас с Гаврилычем нападает какая-то толстая тетка в замусоленном банном халате.
– Почему сами привезли, скорую не вызвали? Почему дождались такого состояния? Смерти ее хотите? А о ребенке вы подумали? Или вы что, сектанты, и дома рожали? Ты че так вырядилась? Проституткааа? А ты, папаша, хорош! Стоишь, трясешься! Что, на роды пойдешь? Переодеваться будешь?
Я смотрела, как Киру уносят, понимала, что свою роль я уже выполнила, свою работу уже сделала, но я хотела пойти за ней и дальше. Я должна была знать, что врачи сделают все правильно. Что с ней и ребенком все будет хорошо.
В роддоме! В родзал я собралась. Помогать ей. Кире.
Я. Та, которая боится беременных, родов и новорожденных до потери пульса. Это все-равно, что сесть голой попой на муравейник. Или сунуть голову в разъяренный улей. Или шагнуть в пропасть. Помнишь, да?
Чтобы пульс не потерять, я наорала на эту тетку. Так сказать, сняла напряжение.
– Тихо! Не надо кричать! Вы кто здесь вообще? – Практика показывает, что больше всего кричат и ругаются специалисты самого низкого ранга, санитарки там, уборщицы. Они считаются себя чуть ли богами учреждения. Тут главное наорать на нее сильнее, чем она.
Тетка захлопнулась и отошла, а из лифта к нам вышла другая женщина. Приятная, симпатичная, в чистом халате. Спокойная. Общалась с нами культурно.
– Вы родственники?
– Нет. – Отвечаем хором с Гаврилычем. Никто из нас не хочет пойти к Кире на роды.
– Я водитель такси, – быстро докладывает Гаврилыч.
– А я просто знакомая. Кира мне позвонила, что ей плохо и кровотечение – Гаврлыч на этой фразе что-то побледнел – и я остановила такси и привезла ее. Как ее состояние?
– Ее увезли в операционную. Будут делать экстренное кесарево сечение. У вас есть контакты ее родственников, с кем мы можем связаться?
Был у меня где-то номер Вадима, можно сильно постараться и откопать. Или найти через соцсети. Но, скорее всего он сейчас в Германии и вряд ли примчится на роды. Если бы он хотел участвовать в жизни Киры и этого ребенка, то был бы здесь. Похоже, они так и не помирились.
– Нет, я не знаю.
– Ну, тогда спасибо вам, что доставили женщину. Она, наверное, с вами потом свяжется. – Дает мне понять, что я могу идти, а Гаврилыч тем более.
Я действительно уже могу идти. Я сделала все, что должна была и даже больше. И если я сильно постараюсь, то успею в ресторан до полуночи – такси, кстати, знаю где стоит. Буду пить и закусывать, веселиться и кричать “с Новым годом!”. Возможно, из-за стресса опять затащу к себе домой Давида. Или Лешика. Или кого-нибудь совсем новенького, мной еще не целованного. Ну, давай, поехали!
– А где можно подождать? – Слышу я дурацкий вопрос и понимаю, что это я спрашиваю. Это я такое сказала? Зачем? Вот дууура! Иди в ресторан!
– Вот там есть диванчик, можете подождать, если хотите. Только приведите себя в нормальный вид, пожалуйста, это все-таки роддом, а не цирк. Там за углом есть туалет.
Я с ужасом осознаю, что на мне надето, глаза золотые с сердечками. И крылья в придачу. Не самый подходящий вид для такого заведения. Скрываюсь за углом в поиске туалета.
– Петровна! – Кричит добрая женщина куда-то в глубь коридора, – выдай девочке халат, а то она совсем замерзла!
В туалете я снимаю потрепанные крылья и выбрасываю их в мусор. Они помятые и оборванные, бисер, мишура и стразы выглядят очень жалко, ремонту они не подлежат. Бесконечно жаль труда и усилий Кати, но спасти их уже не получится, проще сделать новые.
Не без труда выковыриваю линзы и тоже бросаю в мусорную корзину. Даже потраченных денег уже не жалко. Никогда больше их не надену, ассоциации у меня с ними будут только о роддоме.
Часть косметики вытираю влажными салфетками, часть отмываю водой из-под крана. Ой, как меня обсыплет завтра от хлорки, вся морда будет в пупырышку.
Волосы пытаюсь разгладить руками, расчески у меня с собой нет, не влезла в сумочку. Надеюсь, сейчас вид у меня уже не такой проституточный. А то что они обзываются?
Гаврилыч ждал меня со стаканчиком кофе из автомата и огромным страшным халатом, в который можно было завернуть нас обоих, еще бы и место осталось.
Накинула на плечи халат, холодно все-таки, да и немного замаскируюсь под местных, не буду их нервировать свои видом, а то мое красное платье некоторым хуже красной тряпки для быка.
Кофе имел только одно преимущество, он был горячим. Густая насыщенная суперсладкая жидкость с характерным кофейным ароматом моментально меня взбодрила, хотя мало напоминала то, что подают в приличных заведениях или хотя бы я сама готовлю дома. Я стала разглядывать крылья людей, наконец-то мое крыльезрение вернулось. Сейчас узнаем, кто есть кто.
У Гаврилыча ничего не изменилось, все те же белые, из перьев. Сильные. Сейчас он их компактно сложил за спиной. У злой тетки, которая пыталась на меня орать, крылья были такие же, как и ее халат – байковые, застиранные, в старых грязных разводах, потасканные. Вот перестала бы орать и поливать людей грязью, возможно и ее крылья стали бы чище и красивее. Или, наоборот, красивые крылья делают человека милее и добрее? Наверное, нет. Крылья отображают суть человека, значит сначала изменяется человек, а потом уже и крылья.
Мои размышления прерывают крики и суматоха в коридоре, телефонные звонки, беготня. Из кабинета недалеко от нас доносится громкий разговор:
– Первая отрицательная? А где я вам ее сейчас возьму? Нету у нас ничего! Нету! А я откуда знаю? Нет доноров!
Я иду туда поближе, из кабинета вылетает взволнованная молодая медсестра и случайно меня толкает. На каблуках и длинном халате я не очень шустрая и не отпрыгнула в сторону. Она придерживает меня рукой, а я спрашиваю:
– Там идет операция, есть новости? – Не думаю, что в это время делают кесарево еще кому-то. – Кому нужна кровь?
– Это ваша родственница? – С надеждой в голосе спрашивает медсестра. У нее нежные прозрачные крылышки из фаты, левое крыло усыпано маленькими сердечками. Красота какая. То ли вышла недавно замуж, то ли только собралась.
– Э… – насколько близкой родственницей становится бывшая жена бывшего любовника?
Пока я мекаю, она сама решает, что это утвердительный ответ.
– Срочно нужна кровь! А у нас такой нету, я звонила в другой роддом, но и там нету…Еще можно поискать по больницам, но это время! Пока найдут, пока привезут…
– У меня первая отвратительная. Тьфу, ты! Отрицательная. – Еще со времен первой практики меда я помню, что людям с такой группой крови, как у меня, можно переливать только первую отрицательную кровь. Я могу быть донором для человека с любой группой крови, только с отрицательным резусом. А вот мне – только такую же. Как вот и Кире, как я подслушала.
– Вы можете быть донором? – Медсестра в панике.
Она больше знает о последствиях того, что будет, если вовремя не достать кровь. А я не знаю. Я боюсь вида крови. От своей маленькой ранки я впадаю в истерику, а от вида чужих кровоточащих ран – могу и потерять сознание. Даже фильмы ужасов смотрю без таких сцен или крепко зажмуриваюсь.
– Могу. – Зачем я это говорю?
– Правда? – Медсестра чуть ли не подпрыгивает от радости и цепляется в мою руку мертвой хваткой. – Вы согласны? – Она чуть ли не трясет меня, добиваясь ответа. – Согласны? Кровь нужна срочно!
– Да.
До Нового года меньше пятнадцати минут. Чтобы отвлечься от пугающих меня медицинских процедур, я внимательно смотрю на часы на стене. Могла бы сейчас пить шампанское в ресторане. Вместо этого я становлюсь донором крови для Киры. Вот до чего может довести человека чувство вины и некоторая неразборчивость в мужчинах – вот не надо связываться с женатыми. Все готова отдать – даже свою кровь, лишь бы искупить вину. Я не такая добрая и жертвенная, как ты можешь подумать. Я делаю это не из благородных побуждений, а просто чтобы очистить свою совесть.
