Волшебники. Книга 1 (ЛП) - Гроссман Лев (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Как только наступил сентябрь, Квентин сделал то, что он так долго откладывал: он пошёл к декану Фоггу и рассказал, что случилось с Джулией. Фогг лишь нахмурился и сказал, что позаботится об этом. Квентин хотел вскочить, ухватить Фогга за его аккуратненькие лацканы и воздать ему за всё то, что он сделал с ней, применив то заклинание по изменению памяти. Он пытался объяснить Фоггу, что тот приговорил Джулию к таким страданиям, которые никто не должен испытывать, а Фогг и бровью не повёл. В итоге он добился лишь обещания, следуя всем действующим правилам, добиться лучших условий для неё. Это было всё, что Квентин мог сделать. Он ушёл от Фогга в таком же плохом настроении, в каком и пришёл.
Обедая, прогуливаясь по пыльным, наполненным вечерним светом коридорам, в перерывах между занятиями, Квентин впервые понял, как они с Элис за последние два года отдалились от остальных студентов. Многих он толком-то и не знал. Все группы студентов были отрешёнными от других, но не так, как физкиды. А теперь от них остались только он и Элис. У него по-прежнему были общие занятия с другими пятикурсниками. Он болтал с ними подружески, но знал, что всё их внимание было где-то далеко, точно не здесь.
— Уверена, они считают нас ужасными снобами, — сказала как-то Элис. — Только посмотри, как мы вели себя всё это время.
Они сидели на каменном ободе фонтана, который все ласково называли «Сэмми», копии скульптуры Лаокона в Риме, где змеи душат его самого и его сыновей. Только вот в фонтане, в отличие от скульптуры, вода льётся из каждого рта. Они пришли сюда, чтобы попытаться воспользоваться самодельным заклинанием Элис по удалению пятен с юбки, которое лучше всего произносить на открытом воздухе. Только вот они забыли главный ингредиент — куркуму, а возвращаться им пока не хотелось. На дворе стояло прекрасное осеннее утро субботы, время было уже ближе к обеду, и температура была так сомнительна, что невозможно было понять, тепло тебе или холодно.
— Ты действительно так думаешь?
— А ты нет?
— Нет, ты определенно права, — вздохнул Квентин. — Они действительно так думают. Бессердечные ублюдки. Да это они снобы!
Элис бросила жёлудь в фонтан. Он отскочил от колена умирающего монаха и упал в воду.
— А что ты думаешь насчет нас? Мы тоже снобы? — спросил Квентин.
— Я не знаю. Необязательно. Нет, я не думаю что мы снобы. И мы ничего не имеем против них.
— Точно. Некоторые из них нормальные ребята.
— Некоторых из них мы даже уважаем.
— Точно. Квентин поводил пальцами в воде. — И что ты предлагаешь? Пойти подружиться с ними?
Она пожала плечами.
— Они единственные маги нашего возраста на всём континенте. Единственные сверстники, которые когда-либо будут у нас.
Небо было чистым, насыщенного синего цвета, и ветви деревьев резко выделялись на его фоне, в дрожащем отражении воды фонтана.
— Ладно, — сказал Квентин. — Но не со всеми.
— О боже, конечно, нет. Мы устроим дискриминацию. Да в любом случае, кто знает, вдруг они и не захотят общаться с нами?
— Да. Ну, так с кем подружимся?
— А это имеет значение?
— Ну, конечно, лисичка, — ответил Квентин. — Они же все разные. — Квентин ласково называл её лисичкой, намекая на то, что произошло между ними в Антарктике.
— Так с кем?
— С Сурендрой.
— Давай. Конечно. Или нет, он тусуется с этой ужасной второкурсницей. Знаешь, которая зубастая. Она ещё постоянно пытается заставить людей петь мадригалы после обеда. А что насчет Джорджии?
— Может, не стоит так напрягаться? Мы не можем управлять этим. Пусть будет, как будет.
— Ладно. — Квентин смотрел, как она пристально, как птица, разглядывала свои ногти. Иногда она выглядела так красиво, что он не мог поверить, что она с ним. Он едва верил, что она вообще существует.
— Но заговорить с ним должен ты, — сказала она. — Если начну я, то ничего не произойдет. Ты знаешь, я в таких делах бесполезна.
— Я знаю.
Она бросила в него желудь.
— Ты не должен был соглашаться.
И поэтому, совместными усилиями, они пробудились из своего оцепенения и начали запоздалую кампанию по социализации с остальной частью курса, с большинством из которых они даже не были знакомы. В конце концов, это оказался вовсе не Сурендра или Джорджия, а Гретхен — блондинка, которая ходила с тростью. Помогло то, что и Элис, и Гретхен были старостами, что было источником их гордости и смущения. У звания не было никаких особых обязанностей. В основном, звание старосты было абсурдной, инфантильной идеей, заимствованной из школьной системы Британии, симптомом англофилии, которая прочно укоренилась в ДНК Брейкбиллс. Звания старост были даны четырём лучшим студентам четвёртого и пятого курсов, которые потом носили (или их заставляли носить) серебряную пчелу на пиджаках. Их фактическими обязанностями были такие мелочи, как регулирование доступа к единственному телефону в кампусе — старому монстру с вращающимся диском, спрятанному в исцарапанную деревянную телефонную будку, которая сама была спрятана под чёрной лестницей. К ней всегда вела очередь из десятков учеников. За это у старост был доступ к личной гостиной — особому закрытому залу в восточной стороне Дома, с высоким, красивым арочным окном, и кабинетом, в котором всегда был липко-сладкий херес, который Квентин и Элис заставляли себя пить.
А ещё гостиная старост была отличным местом для секса, до тех пор, пока они могли согласовывать это с другими старостами заранее, что обычно не вызывало проблем. Гретхен их отлично понимала, поскольку у неё тоже был парень, а третьей старостой была популярная девушка с колючими светлыми волосами по имени Беатрис, об остром уме которой даже не подозревали до того момента, пока ей не дали эту должность. В любом случае, она не пользовалась комнатой. 1 лавной загвоздкой было избежать четвёртого старосту, потому что четвёртым, из всех возможных людей, оказался Пенни.
Новость о том, что Пенни назначили старостой, стала самой обсуждаемой во всём колледже. Квентин не разговаривал с Пенни со времени их драки, Пенни тоже не искал общения. С тех пор Пенни стал одиночкой, призраком, а в таком маленьком учебном заведении, как Брейкбиллс, скрываться было непростой задачей, но видимо, у Пенни был талант. Он быстрым шагом проходил мимо кабинетов, с застывшим взглядом на своем круглом лице, ел в одиночестве, уходил на долгие прогулки, и, тоже один, постоянно торчал в своей комнате после уроков, рано ложился спать, просыпался на рассвете.
Чем он занимался, было неизвестно. Когда студентов Брейкбиллс распределяли по специализациям в конце второго курса, Пенни остался без группы. Ходили слухи, что ему досталась такая тайная и необычная специализация, что не было возможности определить её в какие-либо традиционные рамки. Правда или нет, но около его имени в официальном списке студентов декан Фогг указал «самостоятельный». Пенни редко появлялся на уроках после случившегося, а когда приходил, то лишь тихо сидел за последней партой, засунув руки в карманы своего поношенного университетского пиджака. Он никогда не задавал вопросов, никогда ничего не записывал. У него был вид человека, которому известно больше, чем остальным. Иногда его видели с профессором Ван дер Вег, ходили слухи, что она направляла его самостоятельные исследования.
Комната старост стала важным приютом для Квентина и Элис, потому что их прежнее убежище, коттедж, перестало быть священным. Квентин серьёзно об этом не задумывался, но был шанс, что с прошлого года никто не присоединился к физкидам, учитывая близость их общины. Но подобное не могло длиться вечно. И в конце прошедшего полугодия не менее четырёх учеников были распределены на отделение физической магии, и сейчас, каким бы неправильным происходившее не казалось, у новичков было больше прав на коттедж, чем у Квентина и Элис.
Они старались радоваться тому, что происходило. В первый день они терпеливо ждали в библиотеке, когда новые физкиды исполнят ритуал и окажутся в Коттедже. Они долго и серьёзно спорили, что подать новеньким, когда они зайдут, и остановились на хорошем шампанском и, не желая быть эгоистичными, даже если им этого хотелось, неприлично дорогие устрицы и бутерброды с икрой и крем-фреш.
