Спящий бык - Соколов Лев Александрович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Я посмотрел на старика.
— Так что, Высокий? Кем же тебе больше нравилось быть? Ответь, Водэназ. Доволен ли ты, что сперва был грозовым великаном Воде, шагающим в буре и подбиравшим души мертвых? Рад ли, что после стал Воданом, небесным отцом, одаривая плодами и борясь со смерчем? Нравилось ли что после стал богом диких битв, алчущим людских жертв на алтарях, и собирающим в свой чертог таких как дроттин Эйнар? В радость ли тебе было стать предводителем дикой охоты мертвецов, убивающих детей за неосторожное слово? Легко ли было пожертвовать глаз за мудрость, если до этого и так все знал с двумя глазами? Мило ли тебе, что сменил свою первую жену Йорд, на Фригг, а потом и вовсе остался без супруги?
— Хватит! — Рявкнул старик.
Ветер ураганом прошел по верхушкам соседних деревьев. От корабельного ангара раздался испуганный писк, — я понадеялся, что ангарщикам сейчас хватит ума уйти подальше отсюда.
— Ты что ли не менял своих имен, и сутей своих, чтобы оставаться в потоке силы? — Процедил старик глядя на меня лютым взглядом, правым глазом – нормальным, и левым, страшным пустым и неживым.
— Менял, — тоскливо согласился я. Менял как перчатки, и менялся, идя за потоком. Только вот однажды, после очередного изменения я обнаружил, что люди назвали меня защитником честности, хранителем клятв и договоров. А став таким, как ты понимаешь, юлить и идти за потоком я уже не мог. Правда, после этого я довольно долго продержался.
— Трудно быть честным богом? — Ядовито спросил старик.
— Не легче, чем честным человеком.
— А все-таки тебе было проще – пробурчал старик. Солярные божества вообще не так изменчивы. Свети себе и свети…
— Может быть… Но мне кажется я продержался так долго, потому что людям нужна справедливость. А я карал за обман и был защитником честности.
— А все-таки бог с креста победил тебя, — не без злорадства ухмыльнулся старик.
— Он всех нас тогда победил… — я пожал плечами. — Люди сделали свой выбор,
— Не люди, а один хитрожопый романский император, и кучка крестовых жрецов! — Стукнул по посоху Один. Мы прозевали, а они поддержали этого сладкоречивого ханжу, и потом мы уже оказались слишком слабы.
— Не горячись. Ты злишься, а ведь ему можно лишь сочувствовать. Помнишь, с какими идеями он пришел? А через несколько сотен лет от его имени убивали уже всех несогласных. Причем христиане убили христиан больше, чем все другие иноверцы. Представляешь, как его тогда корежило?
— А ты представляешь, каким он в результате стал? — Хихикнул старик. — лицемер-убийца с ханжеской улыбкой, в окружении сонма крылатых пупсиков-херувимов.
— Ну, может, он не поддался? Может, как раз сошел?
— А разница? Поток-то уже был и ширился. Если тот, первый и сошел, скоро созданным им когда-то потоке уже сидел такой, какого я описал. Трудновато, знаешь, мне ему сочувствовать, когда я вспоминаю, как конунг Олаф Харальдссон насаждал христианство в моей Норвегии. — Заледенел глазами старик. — Рассказать тебе, что он делал с теми, кто держался старой веры?
— Не надо…
— Вот именно – "не надо". Люди называли этого толстяка за глаза мясником. А не прошло и несколько лет после смерти, как его объявили святым. П-фф…
— Именно тогда у тебя родилась идея уйти сюда?
— Людей в этом мирке я поселил куда раньше. Я всегда умел думать наперед, в отличие от большинства наших самодовольных болванов.
— Но скажи, почему у тебя тут такая… — я замялся. — такая дикость средневековая? Здесь все словно застыло.
— А зачем мне развитие? Ухмыльнулся старик. — Что они, начнут сильнее в меня верить, если у них будут движки внутреннего сгорания и сотовые телефоны? Скорее наоборот. Так что пусть уж мое стадо живет в заповеднике. Я здесь даже централизованной власти не даю укрепляться. Ты думаешь, почему я свел тебя с Эйнаром? Он был хороший кандидат, чтобы тебя разбудить. А ты был хороший кандидат, чтобы его убить. Слишком много он начал под себя подминать, этак начал бы сколачивать большое королевство… Я же получал выигрыш в любом случае.
— Ты ведь мог остановить его, сам. А сколько он успел понатворить дел.
— Я не вмешиваюсь в дела стада по мелочам.
— По мелочам… Семья Вермунда погибла, Бьёрн погиб. Это только те кого я знал. А сколько всего их было, небожитель ты хренов?
— Я, знаешь, не вездесущ, чтобы следить за каждым.
— Эту-то ситуацию ты отслеживал.
— С момента когда встретил тебя на вейцле, — да. Мои вороны поселились у хутора Вермунда…
— Значит, мог вмешаться.
Он только снисходительно посмотрел на меня и улыбнулся.
— Мог. Но не хотел. Ну-ну, так ты на мне дырку взглядом прожжешь… Ладно, допустим я бессердечный языческий божок. Но не думал ли ты о том, что когда Эйнар резал семью Вермунда, — все это время за ситуацией наблюдал не один, а два бога? — Один с тяжелой насмешкой посмотрел на меня. — Что в это время делал ты? Вмешался? Нет, ты задницу в кустах протирал.
— Я не знал, на что я способен.
— Верно. А кто заставил тебя забыть? Тебя что, насильно лишили памяти? Нет, — это ты сам. В какой-то момент растеряв всех верующих, устав нести память прожитых лет, ты позавидовал людям. Не знаю уж, как это было в подробностях. Но догадаться нетрудно. Самогипноз, ты заставил себя поверить что ты обычный человек, и стал жить, раз за разом меняя жизнь как перчатки, просыпаясь только к старости, когда уже нельзя игнорировать очевидное, и сам себя подбрасывая к дверям очередного роддома младенцем? Тьфу! Стыдно и сказать! Я сохранил силу, но не захотел помочь. А ты остатки своей силы похоронил, и не смог помочь. Так где по факту разница между нами, чтобы ты тут теперь пытался встать в красивую позу?
Я закусил губу.
— Правда… — прошептал я, с трудом выталкивая слова. — После того как я убил Эйнара, Лейв ударил меня. Он попросил прощения потом, когда узнал, что я был лишен памяти. Но он не знал, что я сам себя заставил потерять память. Он был прав, когда врезал мне… Я дезертир от собственной силы. Это стоило жизни хорошим людям. Их кровь и на моих руках… Теперь-то я знаю, что нельзя убегать от силы, в обмен на душевный комфорт. Я совершил ошибку, да… И все же… Я в тот момент не знал. Но ты-то знал все. И не вмешался.
— О, не надо гневных проповедей. — Отмахнулся старик – Мы сейчас с тобой просто по-разному смотрим на вещи. Когда ты живешь человеческий срок, — или помнишь только его – тебе кажется, что земная жизнь большая ценность. А когда века перед тобой нескончаемым потоком… Люди-спички земная их жизнь сгорает за несколько секунд. Что их жалеть? Возможно там, куда уходят, они гораздо счастливее. Мы ведь по сути лишь проводники, и при нас остаются только те, кто сами этого хотят, упершись в свою веру. А что касается тебя… Возможно твоя ошибка пошла тебе только на пользу. Пока ты притворялся спичечкой, знаешь ведь мало кого осталось из нашей братии…
Я вопросительно смотрел на него, и он продолжил.
— Часть, кто поумнее, засела вот в таких лакунах. А часть умерла. Им просто больше не хотелось жить. Даже у людских поп-звезд бывают суицид, когда проходит популярность – а у них всего-то и было, в лучшее время что стадиончик битком набитый. А тут, еще вчера тебе молился целый народ, а сегодня ты никто и звать тебя никак. — Он философски развел руками – Стресс, сам понимаешь.
А ты, я смотрю, много знаешь о том, что происходит там.
— Конечно, слежу – кивнул он. — Есть и у меня там кроха верующих. Из новых. Но пока сам туда стараюсь не соваться. Мала поддержка, слабею я там.
— "Пока"… Мыслишь вернуться?
— Старые враги слабеют. Кто не спешит, дождется своего.
— Ну, а я-то тебе зачем нужен, Высокий? Для чего ты меня так хотел разбудить?
Он посмотрел на меня с горьким прищуром.
— Да потому что один я тут. Наших-то уже почти не осталось. И не рождаются больше. То ли сам создатель нам предел закрыл. То ли люди так верить разучились… Даже богу одиночество поперек горла встает. У тех кто остались, у всех свои наделы. Ты мне показался идеальным вариантом. Двое, — это все таки и разделение полномочий, и здоровая конкуренция…
