Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея (читаемые книги читать .txt) 📗
Судорожный вздохнув, подавив желание невыносимое к губам девичьим прикоснуться, Сириус осторожно за талию Ягу приобнял и в кресло усадил. Сам же к окну отошел от соблазна подальше.
— Нельзя Амбрелле сердце отдавать, силушки прибудем втрое — не справимся, — выдохнул хрипло, силой воли бурение крови подавляя и биение сердца успокаивая.
— Не её это сердечко, чужой. Так, сестрица? — резко в сторону клетки развернувшись, строго спросила Ягиня.
— Кар-р-р! Сер-р-рце моё! Не тр-р-ронь! — злобно раздалось из-под платка тёмного. — Не сп-р-р-равишься, сест-р-р-рица!
Яга рукой махнула, платок с прутьев скидывая.
— Поможешь сердце хозяйке вернуть — помогу тебе. Не захочешь — сами справимся. Но тогда не обессудь.
— Освободишь, отпустишь — р-р-р-раскажу! — склонив голову и хитро поглядывая на сестру, каркнула Феврония.
Ягиня призадумалась, ворона разглядывая. Вздохнула, головой качнула, мыслям своим отвечая.
— Так ведь не успокоишься, снова воду мутить начнешь. Мне ли тебя не знать, сестрица, — улыбнулась печально. — Сколько лет вместе росли, сколько лет доверяла тебе…
— В Навь уйду, дор-р-р-рогу сюда забуду… — почуяв сомнения в голосе сестры, бестия голову склонила, глаза прищурила, стремясь царевну разжалобить. — Что знаю, р-р-р-раскажу…
— Не верю я тебя, уж не обессудь, сестра. Но выпустить выпущу, — Ягиня руку в жесте предостерегающем подняла, не давая Сириусу слово молвить. — Из клетки выйдешь в облике человеческом, но без магии — запечатаю до поры, — ворон злобно каркнул, пытаясь возмутиться. — Нет? Сами справимся! — безмятежность и уверенно в голосе сестры заставили Феврония замолчать. — Про сердце расскажешь, как его с хозяйкой соединить. Остальное мы с… волком знаем уже, — запнулась царевна и сама не заметила, а Феврония уж и голову подняла, глазами круглыми на Сириуса зыркнула, взгляд на Ягу перевела, хмыкнула про себя да на ус намотала то, что в голову ей пришло.
— Хор-р-рошо! — негромко каркнула. — Откр-р-рывай!
— Не так быстро, сестрица, — Ягиня руку к волосам поднесла и вытащила из косы цветок лесной на шпильке серебряной.
Плюнула на него, дунула, что-то прошептала, в кулак зажала, когда раскрыла — вспыхнули лепестки пламенем синим, опали пеплом в ладошку девичью. Как погас огонь, в руках у Ягини осталась заколка обычная, каменьями изукрашенная. Царевна к клетке подошла, Сириус дверцу распахнул, ворона из плена достал. Феврония было дернулась, пытаясь вырваться, да не тут-то было: крепко держал страж небесный птицу опасную, тут же голову подмышку спрятал, за шею крепко удерживая, чтоб не дергалась.
Ягиня совсем близко к волку подошла, руки в стороны развела, слова заветные прошептала, затем резко в ладони хлопнула. В тот же миг ворон исчез, а в объятьях Сириуса оказалась Феврония. Не дав сестер опомниться, Ягиня одним движением воткнула украшение прямо в родничок на голове, источник силы тёмной ее перекрывая.
— Вот и все, отпускай, — отступая назад, выдохнула сестра старшая. — Остальное пусть старейшины решают, — с печальной улыбкой закончила свою мысль.
— Думаешь, придут? — сомнение явственно прозвучало в голосе волка. — До сих пор не проявили себя никак. Законы-то нарушены…
— Обязательно! Не может человечий суд по навьим законам решать, да и по своим тоже. А мы не судьи, чтобы приговор выносить. Один раз уже вынесли. Видишь, что из этого получилось? — Ягиня обняла себя и застыла.
— Ты еще пожалей меня и покайся за родителя нашего, — злобно прошипела Феврония в себя придя. — Ты не меняешься! Так и осталась дурочкой наивной, любой обмануть может, добренькая ты наша, жалостливая! Сколько раз тебе за меня прилетало в детстве? А в юности? А ты все молчала да покрывала проказы мои! Хорошей для всех быть хотела? И что из этого вышло? Батюшка даже искать тебя не кинулся, записочкам моим глупым верил. Поди до сих пор верит и умиляется: ах, ах, какая дочь старшая у него разумница, все учится, мир спасает, тайны познает. А дочка-то в беде! Ну и что хорошего в вере вашей во все хорошее? Ни-че-го! — яростно закончила сестрица младшая, уперев руки в бока, на старшую зло глядя.
— Не получилось магию-то вернуть? — спокойно выслушав тираду злобную, мило улыбнулась Ягиня, наблюдая, как Феврония во время монолога своего искреннего пыталась силу свою высвободить. — И не получиться, не старайся. У тебя паучки, у меня сверчки: надежно держат, а взломать попытаешься, свиристеть так начнут, мало не покажется.
Голос Ягини, вмиг заледеневший, утративший эмоции и чувства, пробрал Февронию до костей. Никак не вязалась в голове темной феи улыбка ласковая, что так и не сошла с уст царевны и слова жестокие. Не похоже на царевну старшую всегда ласковую и добрую, всех и за всё прощающую. Впервые поднял страх свою уродливую голову в сердце двоедушницы, царапнул когтями острыми разум и поселил сомнения. А сомневаться Феврония не любила, твердо веря в свою правоту.
Ноне успела она рот раскрыть чтобы огрызнуться, неувереность свою маскируя, как в наступившей тишине раздался голос мужской:
— Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?
ГЛАВА 24. А что это вы тут делаете?
Потерпев поражение, мышино-крысиное войско по норам отправилось раны зализывать и по товарищам павшим горевать. На поминальную тризну Бабай Кузьмич не пошел, в благодарностях перед серыми величествами рассыпался, обещал, как только жизнь во дворце наладится, решить вопрос с государем о привилегиях и наградах. Оба короля, раздувшись от важности и получив бутылку вина дорогого, оправились восвояси вслед за подданными.
Коргоруша вздохнул с облегчением, когда в каморке его, наконец, никого, кроме домового не осталось. Скучно с мышами дружить: не погонять, не попугать, а уж писку и возмущений сколько, словами не передать.
— Ну и что? Что теперь? — запрыгивая в кресло, топчась и когтями обивку подправляя, буркнул кот, выбра место для удобного возлежания и тут же на него рухнул.
— Да не понимаю я твой тарабарский! Пи-пи-пи да пи-и-пи! — фыркнул коловерша, глаза закатывая. — Давай думать, как тебе р-р-речь вер-р-рнуть. Р-р-р-раздр-р-р-ражает! — котяра протяжно вздохнул и сделал вид, что не видит и не слышит возмущенного Кузьмича, который хвост воинственно задрав, забрался на подлокотник и вещал что-то прямо в пушистое ухо.
Это самое ушко периодически дёргалось, когда писк переходил в ультразвук, но упорно не желало вслушиваться в вопли мыша. Когда домовой выдохся и заткнулся, тяжело дыша, коргоруша лениво приоткрыл дин глаз и муркнул:
— Наор-р-р-рался? Иди, пиши, что хотел, — и снова уснул.
Сопя и фыркая в усы, домовой взобрался на стол, схватил карандаш и начал строчить послание помощнику. Дело шло медленно: вещица раза в два превосходила размер зверька и все время норовила выпасть из лапок. Закусив язык от усердия, Кузьмич, ругаясь про себя словами непотребными, чехвостя на все лады фею темную, вырисовывал план дальнейших действий. Кот исподтишка за домовым наблюдая, откровенно ржал, прикрывшись хвостом пушистым, но героически делал вид, что спит крепко и никаким пушкам его не разбудишь.
Пушками Кузьмич коргорушу будить не стал. По простому зарядил лапкой с коготочками по самому чувствительному — по носу. Кот взвыл и едва спросонья мыша не прибил, но вовремя сообразил, кто перед ним, и лишь хвостом со всей силы прихлопнул, чтоб впредь неповадно было. Мышь из шерсти выкопался, кулаком погрозил, взобрался верхом на кота и велел тенями в опочивальню Ждановскую пробираться.
Котяра демонстративно глаза закатил, ворчливо муркнул и растворился вместе с наездником в призрачно-серых лабиринтах. В комнату попали быстро, никто по дороге не мешал, не встречался. Время от времени выныривал коргоруша из теней, но в дворцовых коридорах только домовята неприкаянными куклами бродили да стояли. Остальной люд кто где находился: одни прятались по своим каморкам— их коргоруша сквозь пелену мутную мог рассмотреть. Девицы и дамы почти все у царицы в тронной зале страдали. Стражи и мужики столицу защищали. А детвора во дворе толпилась, под ногами мешаясь да на побегушках у старших служила.
