Нигредо (СИ) - Ершова Елена (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— У вас неплохо получается, — улыбался он, а Марго так близко видела его глаза — ласковые и немного насмешливые, — что могла бы разглядеть собственное отражение в них. — Вас учил барон?
— Меня учил отец, — отвечала она, стараясь удержать темп. — Давно, в детстве.
— Мне как-то говорили, что некоторым вещам, научившись однажды, невозможно разучиться. Немного тренировки — и вы будете блистать на балах!
— Под взглядом сотен оценивающих глаз? Вот уж нет! И не надейтесь!
— Тогда я буду приглашать вас каждую ночь танцевать со мной на улицах Авьена. Ради этого приглашу оркестр из того милого кабачка, в котором я периодически бываю. С ними мы разучим еще немало танцевальных па!
Марго весело рассмеялась, и тут же, сбившись с шага, запнувшись о брусчатку. Кронпринц подхватил ее, не позволяя упасть, привлек к себе. Сердце заколотилось невозможно больно. Задержав дыхание, она смотрела на него — знакомый лик, размноженный на портретах, но столь непохожий на них, — и видела не Спасителя, а мужчину — Генриха… Как бы хотелось назвать его так, сокровенно и почти интимно! — усталого, слегка нетрезвого, но все-таки настоящего и земного.
— Вы помните… нашу последнюю встречу? — медленно заговорил он, точно и ему не хватало дыхания, точно слова застревали в горле. — После нее я постоянно думаю о вас… о том, что вы сказали тогда… и что сделал я… вы помните?
— Да, — ответила Марго, чувствуя, насколько густой и вязкий этот ночной авьенский воздух, насколько яркое гало у фонаря, пылающее над головой Генриха, будто фальшивый нимб. — Вы поцеловали меня тогда.
— А вы оттолкнули.
— Тогда я еще никак не могла разглядеть…
— А теперь? — тревожно спросил он. — Что вы видите теперь, Маргит?
Марго поняла, что от ее ответа сейчас зависит что-то очень важное, живое, родившееся из скорлупы сомнений и предрассудков.
Что хотела ответить она?
Что видела, ощущая обжигающее дыхание на своей щеке?
Что видит новорожденный мотылек своими крохотными фасеточными глазами?
Солнце. Всегда лишь его.
Вместо ответа, Марго привстала на цыпочки и коснулась губами его ждущего рта…
— и вспыхнула изнутри, как спичка!
…и почувствовала горячность губ, пряный привкус «Порто».
А все прочее потеряло смысл.
Генрих целовал в ответ жгуче и жадно, насыщаясь ей, как вином, и делясь в ответ собственным пламенем. Марго хотела, чтобы он прижал ее крепче, до мучительно сладкой боли, до дрожи в коленях, и сама льнула к нему, падая в нахлынувшее безрассудство как в пропасть. Растворялась в ощущениях. Теряя себя…
И почти что вскрикнула, когда воздух взрезала резкая трель полицейского свистка.
— Дьявол! — выругался Генрих, вскидывая лицо.
Голова еще кружилась, в глазах мельтешили огни, но Марго смогла различить быстро идущую фигуру в конце улицы.
— Патрульный! — в досаде воскликнула она, стискивая ладонь Генриха и даже не замечая, насколько она горяча. — Бежим!
Они бросились по улице, ныряя в тень арок и проходных двориков. Вослед что-то кричали, свистели до рези в ушах.
Подобрав юбки, Марго неслась вперед, ничуть не отставая от Генриха, по-прежнему цепляясь за него и ощущая в груди все разрастающийся восторг — как в детстве, когда воспитатель застукал ее за поцелуем с мальчиком из соседнего интерната. И так же было страшно и весело, и так же томительно сладко…
— Сюда! — Генрих потянул ее вбок, и сам нырнул в освещенный проулок.
Марго последовала за ним.
Вот знакомая вывеска винного погребка «Хойриген». Вот вынырнувший из-за крыш шпиль собора Святого Петера, а там щетинится черная поросль национального парка.
Засвистели снова, и Марго не сразу сообразила, что это свистнул Генрих, подзывая экипаж.
— Залезайте же! Скорей!
Подсадил ее и впрыгнул сам в тесную полутьму кареты.
— Боже мой! Я не бегал так… со времен ученичества! — отдуваясь, заметил он, падая рядом с Марго и все еще сжимая ее ладонь.
— А я — с той поры, как мы прятались от ваших шпиков.
— Как мог забыть? — воскликнул Генрих. — Я и теперь вообразил, будто за мной следят!
— А это просто патрульный гонял нас, как парочку влюбленных студентов! — подхватила Марго, и оба расхохотались.
Потом Генрих снова поцеловал ее — раскрасневшуюся, взмокшую, возбужденную бегством и…
Близостью.
Да, теперь Марго понимала совершенно ясно.
Это было заложено в ее инстинктах, на подсознательном, глубинном уровне, и она не могла и не хотела противиться своей природе.
Поэтому отозвалась, подалась навстречу, сама обвивая его шею, сходя с ума от истомы, когда его ладони — еще несмело, боясь навредить, — ласкали поверх платья, и даже сквозь ткань, казалось, оставляли на коже ожоги.
— Едемте… ко мне, — шептала Марго, подставляя под жадные поцелуи и щеки, и шею, и плечи, сама лаская его, расстегивая пиджак и заводя ладони под ткань — прикосновение к распаленной коже отдавалось болезненным сердцебиением.
— Нет, нет! За вашим домом… следят, — хрипло говорил Генрих. — Это все равно как… встречаться на Перетсплатце… слишком заметно… едемте в Бург!
— Во дворец…?
Окончание слова потонуло в треске корсетной шнуровки, и Марго отозвалась тихим стоном.
— Ротбург… может быть самым укромным местом, — сквозь пульсацию и жар доносились обрывистые слова, поцелуи жалили оголившуюся грудь. — Там много… тайных ходов… и немало потайных дверей. Томаш проведет… надежной дорогой.
— Мне все равно, — дрожа, отвечала Марго. — Только, прошу, быстрей! Я не хочу… не должна потерять… ни капли этой ночи!
Их тени, трепещущие и неприметные, скользнули за маленькую железную дверь.
Коридоры вились, сменяясь пустыми салонами. Статуи следили бездушными глазами. В углах перешептывались призраки ушедших королей.
Какое ей дело до мертвецов?
Марго жила! И торопилась выпить до дна подаренную ей ночь.
Они ввалились в комнату, изнемогая от желания, целуясь до сладостной дрожи. Упав спиной на кушетку, Марго выскользнула из платья, как из кокона, и сначала почувствовала себя уязвимой и голой, а потом — свободной и настоящей. И, наконец, с восторгом раскрылась перед Генрихом, впуская его в себя…
…словно шагнула за край и, наконец, обрела крылья.
Больше никакой пропасти. Ни страха, ни стыда. Пусть вечно длится пьяная и сладкая ночь. Пусть бьются и умирают мотыльки. Уж так заложено в их глупой природе — упрямо стремиться к огню.
И достигать цели.
7.2
Ротбург, приватный салон кронпринца
Марго проснулась, как просыпаются от похмелья, мучимые жаждой и стыдом. Сквозь портьеры проглядывало пепельно-серое утро, по комнате гуляли сквозняки. Поджимая зябнущие ноги, она тихо прошла к столу, плеснула в стакан воды и осушила жадно и торопливо.
Тишина угнетала.
Угнетали каменные стены, прячущиеся за красным шелком, громоздкая и вычурная мебель, картины в тяжелых рамах и бабочки, бабочки, бабочки…
Аккуратно спрятанные под стекло, пронумерованные и подписанные — жизнь, законсервированная на пике своего расцвета.
Марго не покидало ощущение, будто она одна из них.
«Поздно, дорогая, — шепнул покойный барон. — Ты стала очередным экземпляром в чужой коллекции»
Она не ответила, но принялась одеваться: тихо-тихо, стараясь не разбудить его высочество и даже не смотреть в его сторону.
Он все равно попросит ее уйти, как всех, кого приводил сюда или с кем веселился в салоне на Шмерценгассе, так зачем оттягивать неизбежное? Пожар отбушевал и оставил после себя лишь пепел.
Марго закусила губу и наткнулась взглядом на голый оскал черепа. От неожиданности перехватило дыхание, и тут же за спиной послышался тихий голос:
— Несчастный Йозеф напугал вас?
Она обернулась, подхватив взметнувшиеся юбки. Кронпринц стоял у кушетки, небрежно запахивая халат. Темные полы порхнули и обвили его, заключив в кокон. Марго сглотнула комок и переспросила:
