Где нет княжон невинных - Баневич Артур (чтение книг .TXT) 📗
— Мой шлем служил на флоте Бикопулисса, — гордо заявил Збрхл. — Что, Дебрен, не знаешь, о чем я? Ха, потому что та ваша галера дерьмовая была, второразрядная, разве что на плавающую батарею пригодная. А настоящие боевые единицы несли на себе бронированную пехоту. Идущую еще от зулийских легионеров, а может, даже от гоплитов древнего Иллена. Двадцать веков традиции морских боев. Неудивительно, что бикопулиссцы сделали несколько полезных изобретений, из них известнее всего огненный сифон. Но ты, человек, служивший на флоте, должен слышать хоть что-нибудь и о системе сброса лат.
— Не слышал, — не смутившись, признался Дебрен. — Это что, для облегчения бегства? Дескать, без железяк легче с поля боя удирать? Ну, в бегстве-то кесаревым воякам действительно нет рав…
— Глуп ты, а еще и меня оскорбляешь. Я не стал бы покупать того, что помогает потерять рабочий инструмент. Не отказываюсь, случались в моей карьере быстрые отступления, но при этом я даже складного ножика не выбросил, не то что бригантину или шлем. Нет, Дебрен. Я имею в виду не устройство, облегчающее бегство. Систему сброса лат придумали для того, чтобы не топить без пользы хороших специалистов, когда дырявая галера ко дну идет. А ты ведь знаешь, как на Междуморье дрались: тараны, самые тяжелые машины, илленские огни… Это не то что бой двух дракленских драккаров, вдобавок с пьяными командами, которые больше ругаются и блюют с перепоя и от высокой океанской волны, чем наносят вред противнику. Там, братец, порой за бусинки галера валится на бок и переворачивается килем вверх, а то и просто переламывается либо вся огнем полыхает — когда уж тут ремни расстегивать? Или панцирь сам с тебя свалится, когда ты в море полетишь, ил и тебе каюк, а поскольку без латников на море не обойдешься, то древние илленцы придумали самодержку.
— Что придумали?
— Самодержку. Магическую мазь, стало быть, которая латы или шлем держит в бою лучше ремней, а когда с водой реагирует, то сразу же растворяется. Существуют также варианты, реагирующие на холод. Эти подешевле, но на них как-то раз один кесарь здорово ошпарился. Он Дектуран завоевывал, до пирамид добрался, вот-вот должен был начаться решающий бой, а тут, черт побери, пошел холодный дождь, и у него от бронированной армии осталась банда хромуш. Потому что сваливающиеся металлические листы, в то время еще латунные и тяжелые, поотбивали половине легионеров пальцы ног, обутых в сандалии. Конечно, в Дектуране, как правило, таких холодных осадков не бывает, и если б не вмешались тамошние чародеи, то, наверное, кесарь в идиоты б не попал.
— Я так понимаю, что твой капалин был снабжен самодержкой?
Збрхл вздохнул.
— Тогда почему у бельницких курганов кордонеры его у тебя с головы сострелили?
— Потому что это последние хамы и невежи. Вообще все бельничане, а не только кордонеры. Не обижайся, Ленда, но как можно назвать кабатчика, который тебе в тарелку такую похлебку наливает, что ложку от тарелки не оторвешь, потому как ее грязь приклеила?
— Неряхой.
— Неряха ограничился бы тем, что налил похлебку в тарелку. Но если после того, как ты вежливо говоришь ему, что у тебя в шлеме волос меньше, чем у него в посуде, этот паршивец тебе супу в шлем налил? Как такого называть?
— Самоубийцей, — выручил девушку Дсбрен. — Я так понимаю, что полным хамом тот кабатчик не был и похлебку подал горячую? И она, вероятно, смазку смыла?
— Конечно. Но после боя с кордонерами я об этом вспомнил и как следует капалин смазал. Так что чудес не бывает. Из грифона он не вылетит.
После недолгого колебания Дебрен согласно кивнул.
— Ну, стало быть, грифона мы действительно можем выбросить из головы. То есть не мы, а Петунка. А еще точнее — ее дети.
— Э?
— Ты сам сказал: он подыхает и знает об этом. Это поганое сочетание. Ему терять нечего.
— Он умрет? — тихо спросила трактирщица. По выражению ее лица трудно было что-либо прочесть.
— Подохнет с голоду, — проворчал Дебрен, поглядывая на картину. — Шлем перекроет путь к кишкам, уродина будет чувствовать сытость, но при этом все больше слабеть. Хм-м-м. Удивительная смерть.
— Ну, значит, проблема закрылась сама собой, — заметила Ленда. — И не надо бросать монету, чтобы решить, принимать или не принимать ультиматум. Я не верила здоровому грифону, так что уж говорить о подыхающем. Он хочет нас выманить из дома и прикончить, это очевидно.
Дебрен не смотрел на нее. Он смотрел на картину.
— Ничего очевидного тут нет. — Петунка оперлась локтями о столешницу, спрятала лицо в ладонях. — Ничего.
Какое-то время стояла тишина. Было слышно, как капает вода — это таял снег, собравшийся в щелях баррикады.
— Не бойся, — неуверенно сказал Збрхл. — Здесь он нас не достанет. Если б мог, уже попытался бы. Слышала, что говорил Дебрен? Грифонам надо постоянно жрать, чтобы из сил не выбиться. Так что к рассвету он будет гораздо слабее. Может, даже не нападет, когда увидит, что нас не удалось обмануть. Кто знает. Может, он уже и сейчас не в состоянии летать?
— Так-то быстро дело не пойдет, — вздохнул Дебрен. — Но Петунку, пожалуй, не это беспокоит, правда?
Она покачала головой. В ее глазах стояли грусть и неуверенность.
— На картине, — сказала она тихо, — нет грифона.
— Что? — Збрхл повернулся, прошелся взглядом по полотну. — А ведь верно. И что с того? Может, твой Роволетто не знал, как выглядит бестия? Что видел, то и нарисовал, а чего не…
— Здесь не было никаких голых девиц, — трезво заметил Йежин. — Вообще никаких чужих женщин не было. Одна Петунка с нашим первенцем, еще ползунком, ну и теща.
— Так, может, — медленно проговорила Ленда, — на картине не девица изображена?
Трактирщица покраснела — едва заметно. И едва заметно улыбнулась. Без обиды.
— Как же так, не девица? — пожал плечами Йежин. — Ведь у нее ж лилия вместо…
— Не в мелочах дело, — быстро вставил Дебрен. — В картине важно…
— И не такая уж это мелочь, — поддержал Йежина Збрхл. — Точно лилия, да и цвет глаза колет. Рыжеватая какая-то. Наверное, не случайно художник ее здесь поместил.
— Без цветка или листика, — включилась в дискуссию Ленда, — ни один юрист не защитил бы его в случае чего. Не обижайся, Петунка, но я с тобой не согласна. Смелый художник не придумал бы такого раскидистого бутона. Перестраховщик был твой Роволик. И фантазер. Где он такие цветы видел? Красная лилия тоже мне.
— Роволетто, — поправил ее Йежин. — Роволик — это наш младшенький. А знаете… — Он наморщил лоб, заинтригованный неожиданной мыслью. — И верно, имена-то похоже звучат. Ну, Петунка их не путала, — проговорил он утешительным тоном. — Когда мэтр здесь остановился, Роволика еще на свете не было. Он позже родился. Хотя, надо признаться, не очень долго после этого. Около года. Или полугода. Или что-то посередке.
— Какое счастливое стечение обстоятельств, — усмехнулась Ленда.
Дебрен замер, ожидая чего-то неприятного. Но — о чудо! — улыбка оказалась скорее теплой, чем насмешливой. Понимающая, дружелюбная. Может, было в ней немного зависти — но ничего больше.
— Роволетто был реалистом. — Петунка тоже улыбнулась, хоть в ее глазах таилось еще больше скрытой печали. — Он рисовал с натуры. Над ее лицом, — она указала на картину, — он страшно мучился именно потому, что оно вымышленное. Но лилия — настоящая. В ней столько фантазии, потому что ветер с неудачной стороны дул на девушку.
— Э-э-э, — скептически протянул Збрхл. — Не преувеличивай. Голый зад рисуют без всяких листковых прикрытий. Мы не в ранневековье живем, понимаете ли. Что неуместного в голом заде? Ну, может, что-то и есть, — согласился он. — Но, прошу прощения, гораздо неприятнее было бы увидеть лист лопуха, прилепленный к заднице. Это могло бы вызвать совершенно неромантичные ассоциации.
— Я имела в виду, что такие рыжеватые цветы, — спокойно пояснила Петунка, — растут в Пойме. А это на другой стороне картины, на подветренной. Если б какую-нибудь лилию ветер вырвал, то она б точно княжне в попку попала.
