Черная магия - Йолен Джейн (книги txt) 📗
— Видишь? — пробормотала она.
Куст был полон колибри. Их были сотни. Они молниеносно носились туда-сюда, словно куст — это город, а пространство между листьями — улицы и переулки. Какие-то колибри зависали над цветами, желая перекусить, но большинство летали так стремительно, что их едва удавалось разглядеть. Некоторые сидели на ветвях, совершенно неподвижные, и выглядели сверхъестественнее всего, как если бы дождевая капля повисла в воздухе.
Но нет, они не были неподвижны; каждая присаживалась ровно настолько, чтобы я успел ее разглядеть: зеленые-презеленые крылья и красное пятнышко на горлышке, настолько насыщенно-красное, что казалось, будто кто-то раздавил крохотное тельце, сжав его слишком сильно. Я подумал, что, может быть, тоже подержу эту птичку в руках или хотя бы потрогаю.
И я попытался. Я протянул раскрытую ладонь и застыл, затаив дыхание и не шевелясь. Колибри вились вокруг, как будто я был частью куста, но на меня не садились.
Я взглянул на Валу. Она последовала моему примеру — стояла с изумленной улыбкой, протянув вперед обе руки; в этот момент она напомнила мне Зиму, когда тот ходил с ивовой веткой. Колибри носились и вокруг нее тоже, но не присаживались. Может, если бы кто-нибудь из нас был в красном… Колибри любят красное.
Но на Вале не было ничего красного, лишь старая мешковатая футболка Зимы да его же джинсы. Но она выглядела в этот момент странно, даже жутковато, и на мгновение у меня появилось непонятное чувство — будто я не вижу Валу вообще, будто она исчезла, и я стою рядом с большим серым камнем.
Ощущение это было настолько сильным, что меня пробрала дрожь. Я уже собрался было предложить вернуться к дому Зимы, когда одна птичка пронеслась прямо перед лицом Валы. Перед самым глазом.
Я вскрикнул, и в тот же самый момент закричала Вала; это было низкое ворчание, в котором содержалось слово, но не английское. Ее рука метнулась к лицу, промелькнуло зеленоватое расплывчатое пятно — и колибри исчезла.
— Что с вами? — спросил я. Я подумал, что колибри клюнула Валу в глаз, а клюв у них острый. — Она что?..
Вала поднесла руки к лицу и, ахнув, быстро заморгала.
— Извини! Она меня напугала… так близко… я не ожидала…
Она уронила руки и уставилась на что-то у своих ног.
— О нет!
У носка ее ботинка недвижно лежала колибри, похожая на маленький яркий зеленый листик.
— Ох, Джастин, мне ужасно жаль! — воскликнула Вала. — Я только хотела показать тебе это дерево, полное птиц! Но она меня напугала…
Я присел, чтобы взглянуть на мертвую птаху. Вала посмотрела на лес.
— Надо идти, — сказала она. У нее был грустный голос, даже обеспокоенный, — Зима подумает, что мы заблудились, и рассердится, что я тебя увела. Тебе нужно работать, — добавила она и натянуто улыбнулась. — Пойдем.
Она зашагала прочь. Я остался на месте. Чуть помедлив, я подобрал веточку и нерешительно потыкал мертвую птичку. Та не шелохнулась. Колибри лежала на спине и в таком виде смотрелась особенно печально. Мне захотелось перевернуть ее. Я снова потыкал в нее веточкой, уже сильнее. Птичка не сдвинулась с места.
Коди спокойно притрагивается к мертвым животным. Ему все равно. Мне — нет. Но колибри была такой малюсенькой — длиной всего-то с мой палец. И она была такой красивой, с этим черным клювом и красным пятнышком на горле, и крохотными перышками, больше похожими на чешуйки. В общем, я ее взял.
— Ой блин… — прошептал я.
Она была тяжелой. Не такой тяжелой, какой могла бы быть птица побольше, воробей или синица, а вправду тяжелой, как камень. Или даже не камень: она мне напомнила гирьку со старых весов — такую металлическую штуку в форме шишки или желудя, когда ее берешь, она весит, словно шар для боулинга.
Вот такой была и эта колибри — тяжелой и настолько маленькой, что уместилась бы у меня на ладони. Я подумал, что тельце ее окоченело — как бывает с подвешенной оленьей тушей, осторожно прикоснулся к крылу птички и даже попытался пошевелить его, но ничего не вышло.
Тогда я сложил ладонь ковшиком и перевернул птичку на живот. Ножки у нее были поджаты, словно у мухи, глаза потускнели. Несмотря на перья, она не была мягкой на ощупь. Она была твердой, как гранит. И холодной.
Но выглядела в точности как живая: изумрудная зелень в пятне солнечного света, слегка изогнутый клюв, белая полоска под красным горлышком. Я провел пальцем по клюву и выругался.
— О, черт!
Там, где по моей коже прошелся клюв мертвой птицы, острый, как гвоздь, набухала ярко-красная бусина.
Я сунул палец в рот, быстро проверив, не видит ли меня Вала. Она была уже далеко — я разглядел ее фигуру среди деревьев. Я нашарил в кармане сложенный бумажный платок, завернул в него колибри и очень осторожно положил в карман. А потом поспешил за Валой.
Назад мы шли молча. Только когда показался каркас будущего дома, Вала повернулась ко мне.
— Ты видел птицу? — спросила она.
Я встревоженно взглянул на нее. Врать я боялся, но еще больше боялся ее реакции.
Прежде чем я успел ответить, Вала прикоснулась к пятну у меня на подбородке. Я ощутил вспышку обжигающего холода; Вала посмотрела на меня подавленно, но не зло.
— Я не хотела причинить ей вред, — негромко произнесла она. — Я никогда прежде не видела таких птиц, тем более вблизи. Я испугалась. Не из-за нее самой, а от неожиданности. У меня оказалась слишком быстрая реакция, — Голос ее был печален. Потом она улыбнулась и взглянула на мой карман. — Ты забрал ее.
Я отвернулся, и Вала рассмеялась. Из-за лежащей перед домом груды толстых лесин выглянул Зима.
— Джастин, а ну быстро чеши сюда! — рявкнул он. — Женщина, не отвлекай его!
Вала снова показала ему язык, потом повернулась ко мне.
— Он знает, — добавила она совершенно обыденным тоном. — Но может, ты все-таки не станешь говорить своему другу? И матери.
Вала пошла к Зиме и чмокнула его в обожженную солнцем щеку.
— Да, конечно, — пробормотал я и двинулся туда, где оставил лак.
Вала остановилась за спиной у мужа и вздохнула, глядя на безоблачное небо и зеленые кроны, протянувшиеся до залива. По голубой воде медленно скользили несколько парусных судов. Одним из них была трехмачтовая шхуна с красно-белыми полосатыми парусами. Яхта Томаса Тарни.
— Так как, Вала, — поинтересовался Зима, подмигнув жене. — Ты еще не сообщила Джастину новости?
Вала улыбнулась.
— Пока нет, — Она приподняла свитер, и я понял, что она действительно беременна.
Вала взяла мою ладонь и положила ее к себе на живот. Несмотря на жару, рука ее была ледяной. И живот тоже. Но внезапно я почувствовал под ладонью тепло и легкие толчки внутри. Я изумленно уставился на Валу.
— Это ребенок!
— Эг вейт, — ответила она и рассмеялась. — Я знаю.
— Еще напугаешь его разговорами о детях! — сказал Зима и обнял жену. — А он мне нужен, чтобы до снега закончить этот дурацкий дом.
Я снова принялся лакировать колыбель. По правде говоря, я был рад, что у меня есть дело, которое отвлечет меня от мыслей о случившемся. Тем вечером, вернувшись домой, я положил колибри в ящик шкафа, завернув перед этим в старую футболку. Некоторое время я смотрел на нее каждый вечер, после маминого поцелуя на ночь, но примерно через неделю почти забыл, что она вообще там лежит.
Несколько дней спустя Коди вернулся из библейского лагеря. Был уже сентябрь. Подошел и миновал День труда, а с ним исчезло и большинство отдыхающих, приезжавших к нам на лето. Мы с Коли пошли в восьмой класс. Нам уже осточертело общаться с одними и теми же людьми с самого детского сада, но вообще было ничего, терпимо. Иногда мы после школы ходили к Зиме и катались на скейтах. Там было тесновато из-за груд напиленных дров и штабелей пиломатериалов для нового дома, и иногда Зима орал на нас, что мы путаемся под ногами.
Но по большей части все было как обычно — только беременность Валы стала заметнее. И еще жители городка начали думать о приближении зимы.
