Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина (библиотека книг .txt) 📗
- Наглый ты больно. Думаешь, что боль - это единственный метод? Действенный, да, но не единственный. - Олаф прошелся по комнате, выглянул в окно, точно рассчитывал увидеть там нечто новое. - Есть химические препараты… правда, говорят, что при неправильно рассчитанной дозе мозг разрушается, но всегда чем-то приходится жертвовать.
- Это на меня тоже не действует. Поверите или проверять станете?
- Конечно, стану. Сейчас доктор придет и проверим…
- А если просто поговорить? Задавайте вопросы, я отвечу. Честно отвечу без всякой химии.
- Ну, я бы, может, и рад был бы, только ж сам понимаешь, информация достоверной быть должна, а если я каждому на слово верить стану, то какая ж тут достоверность?
Долго ждать врача не пришлось. Он был деловит, серьезен и молчалив. Резиновый жгут на руку, вздувшаяся вена, тонкая игла, и волна теплого счастья, которым хотелось поделиться и немедленно. Рассказать, о том как хорошо… или еще о чем-нибудь, лишь бы говорить, не молчать, иначе его просто разорвет накопившаяся внутри энергия.
Молчать. К черту химию, она на него не действует, не должна действовать, нужно лишь переждать первые секунды, не поддаться и…
- Как тебя зовут? - участливый тон, дружеский. От друзей не бывает секретов… здесь нет друзей. Следует об этом помнить.
- Жарко, правда? Хочешь пить? Скажи и получишь.
В руке Олафа стакан с водой, и во рту мгновенно пересохло. Да, он хочет пить, он умрет, если не дадут воды, стоит только попросить, открыть рот и…
- Упрямый.
Олаф убрал воду, а жажда осталась, зато постепенно прояснялось в голове. Вдохнуть поглубже, задержать воздух в легких, и выдохнуть, остатки химического счастья растворяются. Воды бы, хотя бы пару глотков. Попросить? Молчать, если следователь поймет, как Вальрику хочется пить, то жажда не закончится никогда.
Ничего, он выдержит, он сильный, да и выхода другого нет.
- Дай ему еще дозу.
- Сердце не выдержит, - предупредил врач. - Пульс в полтора раза выше нормы. Зрачок… - пальцы оттянули веко, в глаз ударил пучок белого света. - Реакция замедлена… еще доза просто убьет его. Да и сомневаюсь, что толк будет.
Свет исчез, и Вальрик закрыл глаза, дожидаясь, пока успокоятся белые искры в глазах. Ну почему они так, ведь предлагал рассказать, сам, без химии.
- И боли, значит, не ощущает? - в голосе врача появилась заинтересованность. - Любопытно… боюсь, камрад Олаф, это дело не в вашей с нами компетенции, мне придется составить доклад о том, что реакции данного объекта выходят за пределы нормы.
- И что из этого?
Недовольство Олафа темно-бурое, с запахом старой кожи, от которого Вальрика едва не вывернуло. Чертова химия обострила восприятие. От врача тянет чем-то светло-серым, полированная сталь инструментов, ножи и зажимы, пятна крови на белом кафеле… нет, это уже было в Саммуш-ун, а теперь он просто вспомнил. Запах похож на… Вальрику не хватает слов, чтобы подобрать нужное определение, но все равно не нравиться.
- Седьмой пункт постановления, объекты, подлежащие сканированию памяти. Кстати, полагаю, таким образом будут получены ответы и на ваши вопросы… - чужие пальцы плотно обхватили запястье. - Ну вот, пульс почти в норме. Очень любопытно.
- К дьяволу… идите… вы все.
Говорить оказалось неимоверно сложно, но Вальрику очень хотелось, чтобы его, наконец, оставили в покое, позволили придти в себя, и… он всех убьет, в этой чертовой Империи нет никого, кто бы заслужил жизнь.
Спустя два дня его перевели. Конвой, стальные кольца на запястьях, коридор, железные двери, резкие, точно лай, команды. Крошечный пятачок двора, зажатый между серыми крыльями дома, во двор выходили редкие окна, забранные решеткой, а нависающие крыши почти смыкались, хотя еще можно было разглядеть узкую полоску бледно-голубого неба.
Вальрик разглядывал, пытаясь запомнить. Жаль, облаков нету, или солнца, тяжелый огненный шар на склоне небосвода, настоящий, живой, почти как в полузабытой жизни, где был пруд, камыш, и солнечные блики на зеленой воде… нестерпимо захотелось в прошлое.
- Двигайся! - Недовольный окрик привел в чувство. - В машину.
Забираться со скованными за спиной руками неудобно, железная будка грузовика в метре над землей, зацепиться не за что, а ноги соскальзывают с подножки, но никто не делает попыток помочь. С пятой попытки получилось. Дверь захлопнулась. Темно. Пробираться в этой темноте приходится на ощупь, а мотор урчит, значит, сейчас машина тронется. Вальрик, выбрав место у стены, присел. Металл горячий, воздух внутри спертый, но это мелочи…
Грузовик довольно-таки резко взял с места, наверное, там, за воротами, где больше пространства и не нависают черно-полированные крыши, небо совсем иное. Посмотреть бы…
Глава 3.
Фома
Костер, подкармливаемый смолистыми сосновыми шишками, весело трещал. Вообще-то в огне не было нужды, но без него в лесу совсем уж мрачно. Тонкие подкрашенные солнцем колонны сосен тянулись к небу, точно желали зацепить колючими ветвями рваные облака, и чуть поскрипывали, переговариваясь. Поначалу Фома только и слышал, что этот скрип, но постепенно лес, точно привыкая к постоянным визитам странного человека, наполнялся звуками. Возмущенный сорочий клекот, и в противовес деловитый мелкий стук дятла, пересвист-перекличка мелких пичуг и совсем изредка печальное мяуканье иволги.
Звуков в лесу много, запахов тоже, самой жизни, Фоме нравится сидеть, прислушиваясь, принюхиваясь к тому, что творится вокруг. Здесь нет нужды кому-то что-то объяснять, можно просто сидеть и дышать чистым, свободным от чужой ненависти воздухом.
Он так и не понял, когда она появилась впервые. Да, его боялись, избегали, когда пытался заговорить - по началу Фома еще надеялся, что происшествие забудется, все станет как было - слушали, кивая и поддакивая, но странное дело, от его попыток становилось только хуже. Его начали избегать, а слухи…
- Нет, я конечно не верю, - Михель смущенно отводил глаза, - это бабы шепчутся, будто ты одержимый, ну да поговорят и успокоятся.
Не успокоились. Сам Михель больше не заглядывал в гости, а когда выпадало встретиться на улице, у того же колодца, спешил уйти, отговариваясь срочной работой. Впрочем, эту внезапную всеобщую неприязнь Фома как-нибудь пережил бы, но Ярви… Она хоть и не сторонилась, не отталкивала, сносила его прикосновения с обреченностью приговоренной. Она и полагала себя приговоренной, обвенчанной с одержимым. Чудовищем. Если бы не долг и клятва перед Богом, ушла бы.
Пусть бы и уходила. Фома не находил в себе сил злиться и слов объяснить. Она не слушала слова, она смотрела на него, как на ниспосланное богом испытание, и несла свой крест терпеливо и покорно. А Фоме не нужна была покорность, он начинал ненавидеть это ее чувство долга, изуродовавшее его, Фомы, существование. Уйти честнее, чем вот так, через силу, оставаться рядом. Поэтому Фома уходил сам, сначала к пруду, но там он тоже мешал - стирать белье, купаться, ловить рыбу, а в лесу спокойно, лес достаточно велик, чтобы спрятаться от людей.
Вчера в него бросили камнем, Фома не стал оборачиваться, выяснять личность обидчика, в конечном итоге это не так и важно, главное, что скоро ненависти станет слишком много, чтобы люди сумели справиться с ней.
- Ну и уйдешь, тоже мне трагедию нашел, - Голос был раздражен. - Мир большой.
Большой, просто убегать надоело. И к дому он привык, к липе во дворе, к темным бревнам стен, к неровным ступенькам, и ощущению покоя. Какого черта он должен оставлять свой собственный дом?
- Такого, что если не уйдешь, они тебя убьют. Сегодня один камень, завтра два, послезавтра…
- Но я же ничего не сделал! Да каждый из них на моем месте поступил бы так же.
- Попытался бы, - уточнил Голос. - Трое наемников, дезертиров, опытных, знающих с какой стороны браться за нож, и один безоружный крестьянин? Шансов никаких. А ты, не сильный, не выносливый, только-только отошедший от серьезной болезни, считай, голыми руками всех троих.
