Благодать (СИ) - Титов Алексей (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Жуть как хотелось углубиться дальше в чащу, но желание разваливалось при виде преград, лежащих на моём пути к удовлетворению любознательности. Когда я обнаружил розы, то ещё, обернувшись назад, мог видеть голубое исподнее неба сквозь рваное платье леса, посмотрев же в противоположном направлении, пришёл в уныние - растительность образовывала сплошную стену, вид которой навевал мысль о целесообразности в следующую вылазку в лес прихватить с собой бульдозер. Я двинулся в путь, держа направление на голубые лоскуты неба.
Я предвкушал удовольствие от ночного бдения над чертежами, по которым намереваюсь провести перепланировку сарайчика, приспособив одну комнатушку под кухню, вторую, побольше – под кабинет. Может, удастся выгородить что-то вроде спаленки – не могу уснуть, глядя на мольберт. Наверное, это странно – делать чертежи ради того, чтобы развалить одну перегородку и смастерить парочку других, и мне кажется, я просто затягиваю с перепланировкой, мотивируя невозможность начинать работу отсутствием плана. Признаться, уже кучу бумаги изрисовал, выпив при этом море кофе, запас которого, кстати, подходит к концу, и выкурив километр сигарет, и несколько пачек в ящике заставляют задаться вопросом, не выращивает кто из местных самосад. По крайней мере, дед Панкрат дымил самокрутками, набитыми чем-то уж очень вонючим. Очевидно, придётся начинать вести здоровый образ жизни. Если проект таки реализую, непременно повешу на стенке кабинета портрет розового куста, навеявшего на меня сонм завораживающих ощущений.
Ноги выделывали коленца, перешагивая распластанные по земле корни берез да осин. Шея мерно сгибалась-разгибалась и качалась из стороны в сторону, уклоняя голову от ветвей да суков. И хоть телу прогулка не доставила никакого удовольствия, душа блаженствовала. Благодать, да и только.
А потом, как-то вдруг, обнаружил себя продирающимся в самую чащобу, мрачную и, казалось, неприступную для всякого существа крупнее белки. Я замер на месте – в голове набатом отдавался стук сердца.
Растерялся. Стал вертеть во все стороны головою и топтать ногами круг. Аукал, запрокинув голову и приставив ладони ко рту импровизированным рупором. Гукал и угукал, будто сов на помощь призывал, а не благодатненцев. Прислушался – едва шуршащая листвою тишь.
Старик сидел на пне и не обращал на меня никакого внимания – должно быть, ожидал, пока мне настохорошеет орать. Ну, я и перестал. Да я, по правде, едва в штаны не наложил, в равной степени как от радости, так и с перепугу. В голове всё ещё звенело от собственного ора, и теперь затрудняюсь сказать, хихикал ли старик или же мне показалось.
Дедок был совершенно мухоморный – такой мультипликационно-колоритный, что казалось подозрительным, почему это на его седенькой головке с бледной плешкой нет огромной красной шляпы с разбросанными по ней белыми пятнами.
_ Папаша, ты не из Благодати? Что-то я там тебя не встречал,- я старался говорить со сдерживаемой угрозой (в сознании всплыла вдруг сценка из кино, где мордоворот интересуется у Семён Семёныча насчёт спичек. А голос мой дрожал.
Дед не посчитал нужным отвечать, лишь вскинул сухощавую ручонку и простёр её в направлении трёхствольной берёзы, которая словно заигрывала с несколькими клёнами, приобнимая клёны своими ветвями в ответ на их развязные облапывания.
Пока я разглядывал порочные деревья, дед словно сквозь землю провалился. Пожав плечами, развязной походкой человека, которого в этой жизни уже ничто не удивляет, я направился к флиртующим деревьям. Под ноги мне упала нераскрывшаяся еловая шишка. И покатилась, перескакивая через мелкие препятствия и огибая те, что покрупнее. Я пошёл за нею не столько в уверенности, что выберусь из леса при помощи столь странного проводника, сколько из желания набить морду тому, кто спрятался где-нибудь поблизости и тянет за верёвочку, к которой шишка привязана.
Шишка ткнулась рыльцем в корень полувывороченного здоровенного пня, давшего несколько хилых побегов – дубовые листочки гнули прутики к земле так, словно были чугунными. Ага, подумал я со злорадством. Обежал пень кругом – никого. Сел на коврик мха и почесал затылок.
Из трещин коры пня выглянуло что-то желтовато-бурое, как глаз пропойцы. Кора осыпалась под натиском этого, и я отодвинулся немного – упершись спиной в бугристый ствол какого-то дерева, всё сучил ногами с энтузиазмом землеройки. То, что было дальше, походило на кадры из телепередачи, ну, те, где в течение минуты показывают полный жизненный цикл какой-нибудь букашки. Сначала появилась сморщенная, как сушеная слива, уродливая шляпка удлиненной, неправильно цилиндрической формы. Она едва заметно вздрагивала, будто в напряжении.
И выстрелила.
Я взблеял, как старый отцовский козёл Гнида, доставшийся в наследство вместе с домом и кошкой. Я принялся окапываться – ноги рыли что-то вроде капонира. Шляпка гриба вибрировала сантиметрах в пятнадцати от ствола на пористой, губчатой ножке.
Я таращился на это кошмарное чудо природы, а ноги всё рыли, и корни им были нипочём. Я лихорадочно колупался в обрывках памяти детства, пытаясь припомнить, видел ли тогда такие грибы. Ведь, как ни ругали и сколько бы ни пороли родители, мы всё равно совершали неглубокие вылазки в лес…
Тугая струя выплеснулась мне на живот и растеклась по рубашке зловонным пятном. Я вскочил на трясущиеся ноги и принялся срывать сорочку и сдирать вместе с нею ощущение невероятной гадливости. Я сходил сума, чувствуя себя словно изнасилованным. Сознание мерцало, и сквозь колышущиеся его всполохи мне как-то удалось овладеть собой. Ну, оставил на животе несколько царапин – они почти не кровоточили.
Гриб сморщился и сник. Меня вырвало.
Я выкарабкался из траншеи, и вдруг вспыхнуло в голове абсурдное, сожалеющее «Эх, не успел…». Я бежал, как угорелый, и когда вылетел на луг, на котором паслись пара коров и пара же коз под охраной седобородого Гниды, моё тело, искусанное, разорванное, раскромсанное, обессилело. Я рухнул в траву – она впилась в меня миллионами иголок, и я завопил от боли.
Не могу сказать, долго ли верещал. Однако уже наступила ночь, и как только подумал, что должно быть прохладно, по телу исполнительно побежали мурашки. Скрипнув зубами, поднялся на четвереньки. Судя по усилиям, затраченным на это простое упражнение, домой мне предстояло добираться ползком. Я завалился на бок и перекатился на спину.
Ухмылялись звёзды. Впервые пожалел, что бросил занятия в астрономическом кружке при школе – мог бы сейчас разыскивать знакомые созвездия. Однако безграмотность в этом вопросе имела и свои плюсы – я видел созвездия, о существовании которых труженики телескопа и не подозревали.
Что-то тёмное промелькнуло метрах в десяти надо мной. Баба Паня левитировала. Космы развевались по ветру языками чёрного пламени. Она опустилась на землю в паре шагов от меня, и я почувствовал дуновение пряно-ванильного ветерка, поднятого её широкой юбкой. Она опустилась на колени, правую ладонь сложила ковшиком и опустила на мою грудь дном вниз.
- Доктор, вы удивительно кстати, - пролепетал заплетающимся языком.
Она подняла меня на ноги, продемонстрировав недюжинную силу и мы, обнявшись, как счастливые молодожены, пошли к Благодати, утопая по колени в росистой траве. Я засыпал, а ноги топали, волоча моё тело домой.
Продрых три дня – по крайней мере, с отрывного календаря кто-то оторвал столько листков. Тело рвалось в бой, и я не без удовольствия позволил ему вскочить с кровати с прытью собирающегося на предрассветную рыбалку пацана.
Едва не перевернул большой, с ведро, керамический горшок. На мгновение вдруг пригрезилось, что сидит в нём тот самый розовый куст, когда же смахнул слёзы умиления – сердце вдруг подпрыгнуло к самому кадыку.
Кровохлёбка. Толстый, с моё запястье, ствол, весь в прожилках, как рука труженика. Мягкие толстые корытцеобразные листья. И сам цветок, большой бутон, утыканный по верхней окружности кривыми шипами-клыками. По бутону стекал сок – пытаясь сам себя оградить от паники, мозг идентифицировал жидкость именно так. Бутон начал раскрываться. Я предпочёл отойти от растения подальше.
