За краем поля - Чернявская Татьяна "Тианна Беллер" (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
В принципе, Алеандр не спорила. В отличие от тёти Каси, она вряд ли бы смогла так запросто поднять на руки взрослую и совсем не анорексичную девицу и без видимых усилий поволочь её к дому, попутно успевая жалеть бедняжечку и грозно ругаться на попадавшихся в поле видимости односельчан, чуть не замордовавших дитятку. Дитятка тоже не протестовала. Только её оторвали от земли, Танка перестала тихо скулить и, кажется, окончательно погрузилась в забытьё мягкое и благодатное. В таком состоянии духовника действительно можно было назвать "бедной замученной девочкой", "славным дитятком" и т.д. Когда в надёжных руках дорогой сердцу няни оказалась половина их небольшого отряда, травница выдохнула с полёгкой: теперь можно было не волноваться за собственную сохранность.
Тётя Кася со своей почётной ношей степенно удалялась к дому, будто жрец на торжественной литургии в честь трёх таинств Триликого. Ни она, ни её молодые спутницы не обращали внимания на разочарованный гомон толпы, лишившейся такого занятного развлечения с враз остановившейся чудо-лавкой.
***** ***** ***** ***** *****
- Я, конечно, предполагал, что приближение Кометы будет воздействовать не только на токи силы и существ, от них зависящих, но и на простых обывателей, и всё же это как-то слишком, - подумал мужчина, чуть рассеянно глядя на беснования деревенских.
Когда он покидал это место ранним утром, ведя за собой жертвенную деву, в какой-то степени даже невинную, деревенька выглядела как-то иначе. Подавленная исчезновением алтарного камня, напуганная историями о блуждающих статуях, настороженная. Живущие возле проклятого поля люди привыкли чутко вслушиваться в настрой дурного места, улавливать малейшие изменения в нём. Теперь же нечто словно перемкнуло в их внутреннем механизме ощущения мира, вывернуло и, чем ближе подпиралась с мест разрыва тёмная энергия, тем безалабернее вели себя люди, всем своим естеством напрашиваясь на роль добычи. Напивались плохим алкоголем, ослабляя разум и тело до того состояния, когда верх берут инстинкты, но управлять им уже практически не чем из-за слабости членов. Плясали под дикие ритмы, уже почти не улавливая оных в бредовом, близком к трансу состоянии сознанья, когда парочка уверенно сказанных фраз кукловода способна закрепить в голове нужную мысль и создать небольшую армию удалённых марионеток. И метались, рвались куда-то в интуитивной тяге уже готовые подчиняться господину с сильной волей. Господину же было противно.
Обычно человек, известный в определённых кругах как Медведь, к людям вокруг себя относился равнодушно, предпочитая не привязываться ни к кому в той степени, чтобы чужая смерть могла разительно пошатнуть его положение. Его цели это могло существенно помешать, поэтому и с послами соседних держав, и с барыгами из приграничных портов он держал себя одинаково ровно в столь популярном нынче в просвещённых кругах духе демократичности и либерализма. Когда наступала необходимость, в его запасе всегда была подходящая случаю маска, отвечающая требованиям ситуации и надёжно скрывающая любой намёк на собственную сущность. С приближением развязки удерживать себя от необдуманных поступков и эмоций становилось всё труднее. Вот и теперь ему стоило без лишних расшаркиваний схватить первого попавшегося и затащить на алтарь, благо в таком состоянии мало, кто смог бы сопротивляться. Вместо этого чародей наблюдал за дикими игрищами местных жителей и содрогался от омерзения. Впервые в жизни мысль возродить Кровавого Князя пришла ему в голову настолько отчётливо, что, если бы не потребность в снятии проклятья, он бы сделал это исключительно для уничтожения людей с установлением последующей тирании. Правду, единственный подходящий на роль тирана некромант оказался сумасбродной девицей с неплохой интуицией при альтернативном развитии логики, но это уже было вторично.
- Что-то в этой жизни я определённо упустил, - заметил про себя тёмная личность, прислонившись плечом к плохонькому забору.
В десяти шагах от него верхом на старой полурассохшейся лавчонке изображал лихого наездника обрюзглый пропойца с лицом вялой сливы и красными от алкоголя глазами. Мужичок высоко вскидывал толстые ножки, активно махал руками и заливисто ругался, брызжа во все стороны пьяной слюной. И толпе это нравилось! Даже больше: толпа обожала его, принимала со всем радушием своей разворочённой брагой души, рукоплескала и возносила со всем пылом и неистовством. Бесформенный пропойца был их героем на эти мгновенья. Другого вождя они и не заслуживали.
Преисполненный досадой мужчина медленно шёл по селу, держась теней и огородов. Его затянутая в чёрный плащ длинная фигура, чуть хромающая и остро пахнущая близкой нежитью, могла внушать ужас и пугать до дрожи в коленях, но жители славного поселения Корени чужака просто не замечали. Или предпочитали не замечать, принимая с завидным единодушием за пьяный бред особо изощрённого толка. Чародею можно было особенно не скрываться: в отчаянно веселящихся селянах не было и намёка на осторожность. Бери, какой понравился, веди к алтарю, - никто и не хватится! Проблема состояла в том, что, несмотря на обилие свободных и вполне доступных людей под рукой, жертву выбирать было особенно и не из кого. Вряд ли среди перепившихся тружеников села нашлась бы хоть парочка, сохранившая душевную чистоту и невинность помыслов, да и изрядная доля спирта в крови могла загубить весь ритуал. Состояние Медведя было мрачным.
"Хоть заглядывай в дома и проверяй люльки", - с долей иронии подумал мужчина, но от решительных шагов воздержался. Не то чтобы его особенно беспокоили потуги совести или неожиданно проснувшаяся любовь к детям. Сколько лет носителю крови для ритуала было не так уж и важно, но что-то подсказывало ему, что ни мать, ни Криста, ни маленькая Лэйта этого не одобрили бы. В конце концов, Лэйте и самой было не многим больше двух лет, когда брату пришлось выносить её из объятой пламенем детской и бежать с слишком тяжёлым грузом через весь особняк, пробираясь меж упавшими балками. Вспоминая события той ночи, особенно падение органных труб с балкона в танцевальном зале, он даже в какой-то степени радовался, что сестра задохнулась раньше. Мужчина всерьёз опасался, что, снова почувствовав вес детского тела, его тепло и хрупкость, может поддаться сентиментальному порыву и косо нанести удар, а то и вовсе промазать. Определённо ребёнок для его цели не подходил.
За одним из столов, громко храпя и причмокивая, лежал бородатый мужик, лишь отдалённо смахивающий на служителя официального культа и то исключительно форменной рясой. Проходя мимо, Медведь выудил из остатков подливы знак Триликого и ненадолго остановился. Блуждать и далее по деревне в поисках трезвых, но относительно взрослых существ казалось идеей заведомо провальной. Им рано или поздно просто обязан был заинтересоваться местный чародей, ответственный за скачки лавки. И лучше, чтобы это событие произошло уже после того, как бедолага протрезвеет: ловить по полю дурного носителя силы, грозящего сорвать задуманное, мужчине совсем не хотелось.
Приняв решение, тёмная личность резко запустил руку под стол и вытащил ещё одного побирушку. Тощий дворовый кот оригинальной рыже-грязной окраски, дорвавшись до дармовой еды, с непривычки набил себе брюхо настолько, что начал смахивать на плюшевую игрушку и на манипуляции человека мог реагировать только подчёркнуто вяло и размеренно. Меж тем ему в нос сунули холодный диск священного знака и глубоким, напоённым силой голосом проговорили:
- Властью, данной знаку сему, хлебом и сыром, разделённым со слугой отца нашего Триликого, принимаю тебя, дитя, под сень храма нашего. Да будут милостивы небеса над тобой, да простятся все грехи твои. Всё, - в рот не особенно протестующей скотине запихнули хлебный мякиш с чудом уцелевшей сырной коркой. - Пошли отсюда. Спасём твою чистую душу из рассадника порока.
Из Кореней неожиданно воцерковившийся кот выезжал завёрнутым в оторванный с жрецовой рясы рабак.
