Бог света - Желязны Роджер Джозеф (книга бесплатный формат .txt) 📗
— Как бы я ее ни называла, она не изменилась! Ее дни не прошли. Это и есть постоянная вещь в мире, и я зову тебя разделить ее со мной снова!
— А как же Господин Яма?
— А что Яма? Ты имеешь дело с теми, кто считается ему ровней, и они еще живы.
— Значит, тебя интересовал только его Аспект?
Она улыбнулась в тени и ветре.
— Конечно.
— Леди, Леди, Леди, забудь меня! Живи с Ямой и будь его любовью. Наши дни прошли, и я не хочу вспоминать о них. Хорошие были дни, но они прошли. Как есть время для всего, так есть время и для конца чего бы то ни было. Сейчас время для консолидации человеческого роста в этом мире. Время делиться знанием, а не скрещивать клинки.
— Ты хотел биться с Небом за это знание? Ты хотел пробить Небесный Город, чтобы открыть его своды миру?
— Ты знаешь, чего я хотел.
— Тогда у нас еще может быть общее дело.
— Нет, Леди, не обманывай себя. Ты предана Небу, а не миру. И ты это знаешь. Если бы я получил свободу и ты присоединилась бы ко мне в сражении, ты, возможно, некоторое время была бы счастлива. Но, независимо от победы или поражения, ты в конце концов станешь еще более несчастной, чем раньше.
— Послушай, мягкосердечный святой из пурпурной рощи! Это как раз для тебя — предугадывать мои ощущения, но Кали отбрасывает свою преданность, когда хочет, она никому ничем не обязана, кроме своего выбора. Она богиня наемников, помни это! Возможно, что все твои слова — истина, а она лгала, когда говорила, что все еще любит тебя. Но она жестока и полна вожделения битвы, она идет по запаху крови. Я чувствую, что Кали может стать Акселерационисткой.
— Остерегайся говорить так, богиня. Мало ли кто может подслушать.
— Никто не подслушает, — сказала она, — потому что в этом месте редко произносят слова.
— Тем больше причин для кого-нибудь заинтересоваться, если здесь заговорили.
Она помолчала, потом сказала:
— Никто не подслушивает.
— Твоя сила выросла.
— Да. А твоя?
— Осталась той же, я думаю.
— Так ты примешь мой меч, мое колесо, мой лук во имя Акселерации?
— Нет.
— Почему нет?
— Ты слишком легко даешь обещания и так же легко нарушаешь их. Я не могу верить тебе. Если бы мы сражались и победили во имя Акселерационизма, это была бы, вероятно, последняя великая битва в этом мире. А ты не пожелаешь и не позволишь такому случиться.
— Ты глуп, Сэм, если говоришь о последней великой битве, потому что последняя великая битва — всегда следующая. А если я приду к тебе в более приятном виде, чтобы убедить тебя в правдивости моих слов? Если я обниму тебя в теле с печатью девственности? Тогда ты поверишь моему слову?
— Сомнение, Леди, есть целомудрие мозга, и я ношу на своем мозге эту печать.
— Тогда знай, что я привела тебя сюда, чтобы помучить тебя. Ты прав: мне плевать на твой Акселерационизм, и я уже исчислила твои дни. Я хотела подать тебе фальшивые надежды, чтобы ты был сброшен с большей высоты. И только твоя глупость и твоя усталость спасли тебя от этого.
— Прости, Кали…
— Мне не нужны твои извинения! Я хотела твоей любви, чтобы воспользоваться ею против тебя в твои последние дни и сделать их еще тяжелее. Но, как ты сказал, мы слишком изменились, и ты больше не стоишь трудов. Не думай, что я не могла заставить тебя улыбками и ласками снова полюбить меня: я чувствую в тебе жар, а мне не трудно разжечь его в мужчине. Но ты не стоишь той великой смерти, когда мужчина падает с высот страсти в бездну отчаяния. И у меня нет времени дать тебе что-нибудь, кроме презрения.
Звезды закружились вокруг него, нестирающиеся, жгучие, ее рука ушла из-под его ладони, когда она наливала еще две чаши сомы, чтобы согреться в ночи.
— Кали!
— Да?
— Если это даст тебе какое-нибудь удовлетворение, то я все еще забочусь о тебе. Это не любовь, или это слово ничего не значит. А то, что я подумал, имеет разные значения. Это чувство, по существу, безымянно, лучше таким его и оставить. Так что прими его и уходи вместе со своими шутками. Ты знаешь, что мы снова вцепимся друг другу в глотки, как только истощим запас общих врагов. У нас бывали частые примирения, но всегда ли они стоили той боли, которая предшествовала примирению? Ты побеждаешь, и ты богиня, а я поклоняюсь — разве не поклонение и религиозный страх создают комбинацию любви и ненависти, желания и страха?
Они пили сому в комнате Разбитого Сердца, и чары Куберы окружали их.
Кали сказала:
— Если я кинусь на тебя и стану целовать и скажу, что лгала, когда говорила, что солгала — чтобы ты засмеялся и сказал, что ты солгал, получится ли финальный реванш? Иди, Господин Сиддхарта! Лучше бы одному из нас умереть в Адском Колодце, потому что велика гордость Первых. Не следовало приходить сюда, в это место.
— Да.
— Значит, уходим?
— Нет.
— С этим я согласна. Давай посидим здесь и будем почитать друг друга некоторое время. — Ее рука легла на ее руку и погладила ее. — Сэм!
— Да?
— Ты не хотел бы лечь со мной?
— И таким образом скрепить свою гибель? Конечно!
— Тогда давай пойдем в комнату Отчаяния, где нет ветра и есть ложе…
Он пошел за ней из Разбитого Сердца в Отчаяние; пульс его быстро бился на горле. А когда он положил ее нагую на ложе и дотронулся до мягкой белизны ее живота, он понял, что Кубера действительно самый могущественный в Локапаласе, потому что чувства, которым была посвящена эта комната, наполнили его, и даже когда в нем поднялись желания, и он на ней — пришло ослабление, сжатие, вздох и последние обжигающие слезы.
— Чего ты желаешь, Госпожа Майа?
— Расскажи мне об Акселерационизме, Тэк из Архивов.
Тэк вытянул свой большой тощий костяк, и его кресло с треском подалось назад.
За ним были банки информации, довольно редкие записи заполняли своими пестрыми переплетами и запахом плесени длинные высокие стеллажи.
Он поглядел на леди, сидящую перед ним, улыбнулся и покачал головой. Она была в туго облегающем зеленом и выглядела нетерпеливой; ее волосы были вызывающе-рыжими, мелкие веснушки покрывали нос и полушария щек. Бедра и плечи были широкими, а узкая талия крепко дисциплинировала эту тенденцию.
