Поворот Колеса - Уильямс Тэд (мир книг .TXT) 📗
После короткой паузы, в течение которой Эолер пытался понять, что она имела в виду, подал голос Джирики:
— Ситхи и норны одной крови, граф Эолер. Теперь мы будем сражаться с ними. — Он поднял руку и сделал странный жест, словно погасил невидимую свечу. — Мы вынуждены убивать членов своей семьи.
Большую часть обратного пути Мегвин молчала. Только когда из темноты возникли косые крыши Таига, она заговорила.
— Я иду с тобой. Я пойду, чтобы увидеть, как воюют боги.
Он резко покачал головой:
— Вы останетесь здесь с Краобаном и остальными.
— Если ты силой оставишь меня здесь, я убегу и пойду следом за вами, — ее голос был спокойным и уверенным. — В конце концов, чего вы боитесь, граф Эолер? Я же не могу умереть дважды. — Она засмеялась.
Эолер понял, что спорить бессмысленно. Он уже готов был потерять терпение, как вдруг новая мысль пришла ему в голову.
Целительница сказала, что она сама должна найти путь назад. Может быть, это часть его?
Но опасность слишком велика. Нечего и думать о том, чтобы позволить ей так рисковать. Он не мог помешать ей бежать и следовать за ними, если ее заставят остаться — безумная или нет, но во всем Эрнисадарке не было никого вполовину такого упрямого, как дочь Луга. Бога, что за проклятие? Нет ничего удивительного, что он уже стал тосковать по суровой простоте битвы.
— Мы поговорим об этом позже, — сказал он. — Я устал, Мегвин.
— Никто не должен уставать здесь, — в ее голосе слышалась слабая нотка торжества. — Я беспокоюсь о вас, Эолер.
Саймон выбрал открытое, незащищенное место у внешней стены Сесуадры. Сегодня было солнечно, хотя ветер оказался достаточно сильным для того чтобы оба, он и Мириамель, надели плащи.
— Я принес вина. — Саймон вынул из мешка мех и две чашки. — Сангфугол сказал, что оно хорошее — я думаю, пирруинское. — Он нервно засмеялся. — Почему считается, что в каком-то месте вино лучше, чем в другом? Виноград везде виноград.
Мириамель улыбнулась. Она казалась усталой, под зелеными глазами легли глубокие тени.
— Не знаю. Может быть его по-разному выращивают?
— На самом деле все это не имеет значения. — Саймон аккуратно направил струю вина из меха сперва в одну чашку, потом в другую. — Я даже до сих пор не уверен, что мне оно по-настоящему нравится — Рейчел никогда не позволила бы мне пить. Она называла вино «кровью дьявола».
— Главная горничная? — Мириамель поморщилась. — Препротивная женщина!
Саймон протянул ей чашку.
— Так я думал. У нее действительно был характер. Но сейчас мне кажется, что она делала для меня все, что могла. Ей нелегко приходилось. — Он поднял чашу и пригубил вино. — Интересно, где она сейчас? В Хейхолте? Надеюсь, у нес все хорошо. Хотел бы я, чтобы никто не причинил ей вреда. — Он улыбнулся — подумать только, что он испытывает такие чувства к Дракону — потом поднял стаза. — Ой, ведь я уже выпил немного. Разве нам не надо сказать что-нибудь — произнести тост?
Мириамель торжественно подняла чашку:
— С днем рождения, Саймон.
— Вас так же, принцесса Мириамель.
Некоторое время они молча сидели и прихлебывали вино. Ветер сгибал траву, расплющивая ее в самых причудливых изменчивых узорах, словно огромный невидимый зверь беспокойно перекатывался с места на место во сне.
— Завтра начинается рэнд, — сказал он. — Но, я думаю, Джошуа уже решил, что он хочет делать.
— Он пойдет в Наббан, — в ее голосе была тихая горечь.
— Что в этом плохого? — Саймон потянулся за ее опустевшей чашкой. — Начало как начало.
— Неверное начало. — Она следила за его рукой, когда он брал чашку. От ее пристального взгляда Саймон почувствовал себя неловко. — Прости меня, Саймон, но я очень несчастна из-за… разных вещей. Самых разных.
— Я выслушал бы вас, если бы вы захотели, принцесса. Я всегда был неплохим слушателем.
— Не называй меня принцессой. — Она помолчала, а когда снова заговорила, тон ее звучал гораздо мягче. — Пожалуйста, Саймон, хоть ты не делай этого! Мы были друзьями, когда ты не знал, кто я на самом деле. Мне сейчас очень нужен друг.
— Конечно… Мириамель, — он набрал в грудь воздуха. — А разве сейчас мы не друзья?
— Я не это имела в виду. — Принцесса вздохнула. — Это все та же проблема, что и с решением Джошуа. Я не согласна с ним. Мне кажется, мы должны двинуться прямо на Эркинланд. Это не такая война как те, в которых сражался мой дед, — она много хуже… много темнее. Я боюсь, что мы можем опоздать, если сначала отправимся покорять Наббан.
— Куда опоздать?
— Я не знаю. Такое у меня ощущение, но я ничем не могу доказать, что права. Это никуда не годится, а они делают вид, что слушают меня только потому, что я принцесса — дочь Верховного короля. А потом они все вместе ищут вежливый способ отказать мне. Уж лучше бы они сразу велели мне замолчать!
— Какое это имеет отношение ко мне? — тихо спросил Саймон. Мириамель закрыла глаза, словно вглядывалась в себя. Он почувствовал, что разрывается на части от удивительного изящества се красновато-золотых ресниц.
— Даже ты, Саймон, знавший меня как девочку-служанку — нет, как мальчика-слугу! — Она рассмеялась, не открывая глаз. — Даже ты, Саймон, глядя на меня, видишь не только меня. Ты видишь имя моего отца, замок, в котором я выросла, дорогую одежду. Ты смотришь на… принцессу! — Она произнесла это слово, как будто говорила о чем-то гадком и фальшивом.
Саймон долго смотрел на нее, на развевающиеся по ветру волосы, на покрытую золотистым пушком нежную щеку. Он сгорал от желания сказать, что он видит на самом деле, но даже не надеялся найти нужные слова; это прозвучало бы бессмысленным бормотанием простака.
— Ты это ты, — сказал он наконец. — По-моему так же глупо тебе пытаться быть кем-то другим, как и другом притворяться, что, они говорят с тобой, когда перед ними стоит принцесса.
Внезапно она открыла глаза. Такие ясные, такие проницательные! Он вдруг подумал, каково приходилось тем, кто стоял перед ее дедом, Простором Джоном. Кроме того, взгляд этих глаз напомнил ему, кем был он сам: глупым сыном служанки, рыцарем только по счастливому стечению обстоятельств. Сейчас принцесса была ближе, чем когда-либо, и в то же время пропасть между ними казалось широкой, как Великий Океан.
Мириамель пристально смотрела на него. Не выдержав напряжения, он смущенно отвел глаза.
— Простите.
— Не за что, Саймон. И давай поговорим о чем-нибудь другом. — Она повернулась и окинула взглядом поля колышущейся травы на вершине горы. Странная, жестокая минута миновала.
Они допили вино и доели хлеб и сыр. В качестве десерта Саймон вытащил пакетик конфет, купленный им у одного из торговцев на маленьком рынке Нового Гадринсетта — шарики из меда и поджаренных зерен. Разговор перешел к местам и странным вещам, которые они оба повидали. Мириамель пыталась рассказать Саймону о ниски Ган Итаи и ее пении, о том, как при помощи своей музыки она сливала воедино небо и землю. В свою очередь Саймон объяснял, каково ему было жить в доме Джирики у реки и каждый день видеть Яоиру, живой шатер из бабочек. Он хотел было описать мягкую и пугающе древнюю Амерасу, но потерпел неудачу. Это воспоминание все еще причиняло ему боль.
— А что эта, другая женшина-ситхи? — спросила Мириамель. — Та, которая здесь. Адиту.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, что ты о ней думаешь? — принцесса нахмурилась. — Мне кажется, у нее дурные манеры.
Саймон фыркиул.
— У нее свои собственные манеры, так будет вернее. Ситхи не похожи на нас, Мириамель.
— Что ж, тогда я невысокого мнения о ситхи. Она одевается и ведет себя как проститутка из таверны.
Саймону снова пришлось спрятать улыбку. Наряды Адиту были почти пугающе сдержанными по сравнению с тем, что она носила в Джао э-Тииукай, хота они все еще оставляли открытым немного больше ее смуглого тела, чем это находили приличным жители Нового Гадринсетта. Но обычно Адиту старалась не оскорблять чувств своих смертных товарищей. Что же до ее поведения…
