Пришествие Короля - Толстой Николай (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

Затем пир пошел как обычно. Каждый из королей взял причитающуюся ему долю свинины из котла деревянной спицей согласно старшинству. И чудо — на этом огромном совете-пиру не было ни кровопролития, ни единой кровавой усобицы, ни споров среди пятнадцати могучих королей, что собрались там. Все было так мирно и в таком порядке, словно как в ту пору, когда Артур сидел во главе стола при своем дворе в Келливиге в Керниу.

Пока в зале Брохваэля Клыкастого шел пир, искусные рассказчики повествовали о битвах и победах бриттов над безродными полчищами дикарей Кайнта и Ллоэгра со времен Гвертевура Благословенного до Артура. Собравшиеся короли вволю пили сладкий желтый мед, смеялись, вспоминая победы предков., и говорили о богатой добыче, которую возьмут они в домах королей ивисов. Сияя, сидели князья Острова Могущества на этом пиру, вместе ели из котла Брохваэля, протягивая руки за вином, медом и пивом.

Затем рассказчики разошлись, и настал черед Талиесину, главе бардов, спеть перед собранием. По пене на его губах и сиянию его чела легко было понять, что на него снизошел ауэн, и все замолчали. Тишина была такая, что упади с потолка на пол иголка, и то слышно было бы. Поначалу негромко, но живо запел он хвалебную песнь в честь нашего щедрого хозяина, Брохваэля Поуисского. Начал он с того, что напомнил, как в прежние времена был он сам придворным бардом Брохваэля, который любил его ауэн, и как он пел ему на зеленых берегах в лугах у извилистой Хаврен. Служил он этому могучему потомку Каделла Сверкающая Рукоять Меча, непоколебимому в битве, расширителю границ, славе войска, пламя которого распространялось могучим пожаром. Слава Брохваэля Клыкастого никогда не умрет, поскольку щедрость его к поэтам стала поговоркой на Острове Могущества от Пенрин Блатаон на Севере до Пенвэда на Юге. Разве сам Талиесин не получил от него сотню лошадей в серебряной чеканной сбруе, сто пурпурных плащей, и сто браслетов, и пятьдесят застежек, и прекрасный меч с желтой рукоятью в усыпанных дорогими каменьями ножнах?

Здесь замолчал он, чтобы выпить желтого меда, в то время как домашние рабы короля Брохваэля подтащили к его ногам сундуки, наполненные отборными дарами их благодарного хозяина. С презрением глянув на богатства, которые высыпались из шкатулок, — богатства, которые в грядущие века станут добычей мышей, моли и пыли, — встал он, чтобы продолжить то, что не умрет никогда, — бессмертную песнь, в которой слова поэта — лишь голос божественности, хлынувший через край поток из Котла Поэзии. Откинув свой расшитый плащ Талиесин закатил глаза, лоб его сиял, и все поняли, что он собирается запеть волшебную песнь Острова Могущества — «Монархия Придайна».

Никогда не забуду, как он пел ее — величайшую песнь, исполненную величайшим поэтом, хотя я живу век за веком и буду жить до того дня, как море хлынет на зеленую землю и небо обрушится на нас. Мы были уже не в огромном зале Брохваэля, в палестре Каэр Гуригон у серебряной Хаврен — нет, на крыльях мечты летели мы туда, куда несли нас медовые слова Талиесина.

Это была та поэзия, что создала этот прекраснейший остров в мире. Поначалу назывался он Предел Мирддина, поскольку именно Мирддин в старину изрек колдовские стихи, которые призвали к жизни Остров Придайн, его плодоносные сады, леса, полные дичи, и реки, полные рыбы, усыпанные цветами луга и высокие горы, где пасутся бурые олени. Как струны разной длины и по-разному натянутые звучат согласным хором, когда касается их рука искусного арфиста, так и голос Мирддина соединил беспорядочные скалы, пустоши и болота в единое целое — с залитыми солнцем цветами, пеньем птиц и ласковыми ветерками.

Затем Мирддин защитил Остров в его Середине, где совершил он обряд и возвел Придайна, сына Аэдда Великого, в короли: посадил он там роскошный дуб, что отделяет небо от земли, воплощение Ллеу Верной Руки, супруга богини Дон. Потому королевская власть была на Острове изначала, и именно она поддерживает Остров с его Тремя Близлежащими Островами, Тремя Главными Устьями, Двадцатью Восьмью Городами и Тринадцатью Сокровищами. Драконы Нудда Серебряная Рука заперты в каменном ларце в Центре Острова, голова Брана Благословенного погребена в Белом Холме, а кости Гвертевура Благословенного хранятся в главных портах Острова, и, пока никто не потревожит их, никакая напасть не обрушится на Остров Могущества.

Но Драконы были откопаны по приказу Гуртейрна Немощного, лживого короля, который привел в страну бледноликих чужаков — Хорсу и Хенгиста, захватчиков из-за моря, которые разорили земли бриттов, этих коронованных мужланов, и напасть эта была великой! Ложью и обманом завладели они островом Руохим, и с него жестоко правили они князьями бриттов. Они попирали права церкви и разрушали палаты королей. И кто же они? Где их дом? Откуда пришли они, кому они родня?

Велика была эта напасть. Но ауэн поэта, что восстановил гармонию, которую в похотливости и опьянении своем разрушил изменой своей Гуртейрн [58], предсказывает, что настанет пробуждение, что во тьме загорится свеча. И Мирддин, и друиды предрекают, что соберется войско бриттов, соберутся племена Кунедды и Каделла и обрушатся, как горные медведи, на чужаков. Будут пронзать копья и рубить мечи, будут течь мозги и вдоветь жены, и ивисы, как овцы, побегут к своим кораблям. Побегут пред Мэлгоном Высоким — не лжет пророчество Мирддина — море и якорь будут им советниками, кровь и смерть — их спутниками! Пешими убегут они через леса, поскольку они вероломные лисы, и отлив слизнет их в море. С ними уйдет война, и мир воцарится на Острове Придайн.

Тишина стояла во дворце Брохваэля, когда закончил Талиесин петь. Все молчали, покуда не затих последний звук гордой песни, отдавшись в каждом княжеском сердце чистым, ясным звоном, подобным звону колокола отшельника в лесной долине. Затем в один голос все радостно закричали о победе и отмщении, и крик эхом прокатился под сводами зала с колоннами. Шум не смолкал, пока Мэлгон не поднялся во весь свой огромный рост и не поднял руку, призывая к молчанию.

— Пророчество не может лгать, — воскликнул он, — и, конечно же, наше войско сокрушит орду безродных людей Ллоэгра. И тот, кто примет участие в этом побоище, будет славен до конца мира и получит благословение Христа и ангелов его, что взирают на наше войско!

Мэлгон замолк, чтобы дать утихнуть новому радостному воплю. Затем он серьезно и уверенно продолжил речь:

— И теперь пришло время посоветоваться друг с другом и найти лучший путь, чтобы провести наши войска на юг в Ллоэгр. Бог на нашей стороне, в этом мы можем быть уверены, но лучше бы увериться еще и в том, что наши планы задуманы искусно и прозорливо. Здесь, среди людей Гвинедда, есть человек, который подаст нам добрый совет, а я советую, чтобы вы внимательно выслушали его слова.

С этими словами король снова сел, и из-за его кресла выступил какой-то человек, чтобы обратиться к собравшимся. Был это Мэлдаф, человек великого богатства в краю Гвинедд. Хотя был он средних лет, борода его была седой, и он немного сутулился. Но взгляд его оставался острым и проницательным, и, как мудрый советник, славился он даже за горами Эрири. Он выступил вперед, сложив руки, укрытые в рукавах туники, словно скрывая в сердце какую-то тайну.

— Благодарю тебя, великий король, — начал Мэлдаф так тихо, что люди боялись пошевелиться на своих сиденьях, чтобы не упустить ни слова из того, что он скажет — Благодарю и вас, благородные князья бриттов, за то, что вы слушаете мой ничтожный совет, в котором, конечно же, будет мало толку сейчас, когда столько мудрых собрались под крышей щедрого правителя Поуиса, Брохваэля, сына Кингена Прославленного.

Король Брохваэль любезно улыбнулся. В зале засмеялись — все, как и Мэлдаф, знали, что он мудр, как сам король Селив, что в старину правил Израилем, и что среди присутствующих никто не мог равняться мудростью с ним, разве что Талиесин, чье вдохновенное знание было другого рода. (О себе ничего не говорю, поскольку бритты не знали пока, кто я такой, только слышали мое имя, но не знали еще, что это и есть я.)