Урод - Соловьев Константин (мир книг .TXT) 📗
Его не искали. Дружинников в Трисе было много, но ни разу Крэйн не замечал, чтобы они кого-то искали или прочесывали город. Но все же из предосторожности он срезал длинные волосы, чтобы окончательно убрать сходство с беглым шэлом Алдион. Он не сомневался, что теперь самый внимательный шпион не признает его, даже если пройдет в двух шагах. Тем не менее он старался не показываться в течение Эно на улицах, предпочитая проводить время в облюбованном убежище, за едой он ходил на закате Урта, когда на безлюдных улицах уже исчезали верховые патрули стражи — Крэйн все еще продолжал надеяться на помощь Лата, хотя и понимал, что вряд ли посыльные брата, кем бы они ни были, смогут отыскать его в чужом незнакомом городе, особенно таком большом и шумном, как Трис. Поначалу он тайком пробирался к проходу вала и, спрятавшись в тени склетов, часами наблюдал за входящими. Но занятие это хоть и давало надежду, было не только опасно, но и бессмысленно — Крэйн прекрасно понимал, что у него нет шансов узнать посыльного из Алдиона, а сам Лат, как бы он ни тревожился за судьбу брата, вряд ли сможет явиться лично, особенно после переполоха, который поднялся в тор-склете. Выходило, что надо рассчитывать только на себя.
И Крэйн рассчитывал.
Одинокий, звереющий от собственной жалкой беспомощности и необходимости жить в грязной бездомной стае, он жил только охотой, отмеряя время едкими прикосновениями мази. После десятка загонов Тигир стал ценить его еще больше, но Крэйк в очередной раз отказался от должности командира отряда. Он слишком хорошо понимал, что обрати на него чересчур пристальное внимание высокородный наниматель — не успеет зайти Эно, как он окажется в руках аулу Орвина. А он хотел жить, хотя бы ради того, чтобы обрести свое прежнее лицо. Засыпая в душном, пропеченном дневным жаром колодце, он представлял, как покидает наконец грязный беспорядочный город, задыхающийся в собственных нечистотах, зловонный город бездомной черни и тайро.
Загоны тем временем шли все хуже и хуже. Редкий Урт приносил хотя бы пять карков, Тигир все чаще хмурился, от бровей расходились к вискам тонкие глубокие морщины. Он знал, что сезон кончается — очень скоро выводки, набирающиеся сил для брачных ритуалов, уйдут далеко на юг, туда, где отряд загонщиков их не настигнет, даже если каждый обзаведется хеггом из тор-склета. Поэтому он рассчитывал загнать побольше карков до того момента, пока не станет окончательно поздно. Кроме того, Крэйн подозревал, что Тигир планирует и после окончания сезона пару Уртов подурить нанимателю мозги, выслеживая в степи давно ушедших хищников — по уговору каждый член отряда получал по серу независимо от исхода загона. То ли наниматель понял эту тактику, то ли догадался интуитивно, но деньги за каждую охоту стали поступать реже, за три Урта до конца сезона долг отряду Тигира со стороны родича шэда составлял уже почти сотню сер. Крэйн опять сжимал зубы, чувствуя, как голод гложет тонкие бескровные кости, но как тайлеб-ха он готов был терпеть без еды, лишь ради того, чтобы на вырученные деньги доставать зелье. В неудачные Урты, когда денег не было, он одалживал у Тигира. Тот никогда не спрашивал о причине, но никогда и не отказывал. Этого было достаточно.
С завершением сезона деньги перестанут поступать, Крэйн отмечал это машинально, как не имеющий особой важности лег. Но это была катастрофа.
По его подсчетам, оставшихся у нанимателя денег должно было хватить на два посещения лекаря, что делать после этого — он не представлял.
Жизнь бездомного загонщика стала сказываться на Крэйне, из Эно в Эно вытравляя из него прежние привычки. Крэйн стал замкнут, молчалив, взгляд его, до этого острый и уверенный, стал быстрым и настороженным.
Движения, даже такие простые, как поворот головы, — хищными и поспешными.
Наблюдая за собой, Крэйн находил все новые и новые зменения. Прорастая в нем как отложенная личинка бальма, они вплетались в его мысли и чувства. «Быть внешне шелом Алдион я перестал давно, — размышлял Крэйн, глядя на далекий круглый кусок неба над головой. — Кажется, теперь я перестаю быть им и внутренне. Интересно, какая именно часть моего „я“ должна измениться, чтобы оставшееся уже не имело права именоваться мной?» Впрочем, ответ был ему безразличен — то, что все еще оставалось Крэйном, было занято более важными вещами.
Этот Урт застал их не в поле. Крэйн с Тигиром стояли в широкой щели между двумя склетами, наблюдая за узкой улицей, неподвижной и прямой, залитой холодным синеватым свечением. Людей видно не было, лишь поодаль, привалившись кривыми крепкими спинами к хитину ограды замерли трое загонщиков. Глаза их, в которых отразилась холодная неподвижность впавшего в сон города, были безразличны и пусты, они не выпускали на поверхность чувств напротив, вбирали в себя все, как огромные черные дыры, Крэйн чувствовал затылком эти рыбьи взгляды, но не поворачивался.
Он смотрел не отрываясь на один из склетов на противоположной стороне улицы. Самый обычный склет, мало чем отличающийся от других старых хлипких строений в этой части города.
— Долго... — беззвучно выдохнул прислонившийся к стене неподалеку Тигир. — Если я замерзну окончательно, это обойдется в лишний десяток сер.
— Пока надо получить причитающиеся, — отозвался Крэйн, не отрываясь от склета.
— Получим...
— Кажется, ты единственный, кто в это верит.
— Дайрон знает меня не одну тысячу Эно. Это не тот человек, ради которого вернулись бы Ушедшие, но слово свое он держит. Деньги и вера, парень, это два лезвия одного эскерта — они не могут существовать раздельно. Если ты имеешь дело с деньгами, тебе придется очень быстро учиться верить другим и, напротив, делать все, чтобы поверили тебе. На этом все держится.
— Действительно, стоящий пример доверия... — усмехнулся Крэйн. — Что в таком случае мы тут делаем?
— Иногда доверия бывает мало, — тонко улыбнулся в ответ Тигир. — Не я звал вас за собой, верно?
— Доверия должно быть в меру, — ровно пробасил кто-то от стены, разминая затекшую спину. — Ты лихой командир, но деньги будут подороже твоего слова...
