Двергурим (СИ) - Ткачик Алекей (читать книги TXT, FB2) 📗
- Ты обезумел, - ошеломленно произнес король Гэрин. – Твой род стоит рядом с моим, Лидон! Серебробородые помнят и чтят заслуги Алмазных Щитов!
- Да неужели? И поэтому ты поставил мою двоюродную сестру на Третий Ярус, да, Гэрин? Так ты чтишь мою семью?
- Зорда сама просилась туда, ты же знаешь, как ей нравится заправлять большим хозяйством, тупой ты осёл! – прорычал король. - Я дал тебе все, что ты хотел, закрывал глаза на мелкие пакости твоей семьи, и этим вы решили отплатить мне? Да в бездну меня! Ты же Хранитель Врат! Ты должен был защищать Дуринфал вместе со мной, а не обрекать его на гибель!
Лидон негромко хмыкнул, а потом и вовсе отрывисто засмеялся.
- Да пусть катится вся эта проклятая нора ко всем демонам вместе с тобой и всеми предателями, забывшими истинных королей! – захлебываясь истеричным смехом, воскликнул он. – Если на троне не сидеть Алмазному Щиту, то не сидеть никому! Новый порядок уже идет из Глотки Утрагзора, глупец! И ты ничего с ним не поделаешь! Серебробородые будут вычеркнуты, вымараны каленым железом из памяти двергур, будто вас и не было!
Гнев и ярость уступили место растерянности, когда король ошарашено поглядел на Хранителя Врат, не в силах поверить в столь гнусное, нелепое предательство. А затем мрачная решимость тенью легла на лик владыки Дуринфала.
- Значит все это из-за Мифрильного Венца, Лидон? – проговорил он, снимая корону и вертя ее в руках. – Так получай!
Зубчатый край Мифрильного Венца, зажатого в королевском кулаке, врезался в лицо Хранителя Врат, разрывая правую скулу в лохмотья, круша бровь и выбивая глаз. Нагрудники дварфов обагрились брызнувшей кровью. Лидон обмяк в их руках, потеряв сознание. А король уже заносил кулак для нового удара, когда на его запястье стальным капканом сомкнулась сильная ладонь, иссеченная шрамами.
- Ему хватит, король, - негромко, но твердо сказал Дагна, глядя в глаза Гэрину. – Я скорблю вместе с тобой, но, если убьешь его сейчас, нам никогда не найти путь к норгейрам.
- Ты прав, ёнгмар Дренг-ин-Дара… - проворчал он, стряхивая кровь с Венца, когда Дагна разжал хватку, и, водрузив сверкающий символ королевской власти себе на голову, принялся вращать онемевшей кистью. – Перевяжите этого червя, чтоб не сдох ненароком, и тащите на Четвертый Ярус, в лазарет к Каргу и только к нему. Не сводить с предателя глаз!
Хадар поклонились и понесли бездыханного Лидона прочь.
- Бездна… - выдохнул король и устало отер лицо. – Не верю… До сих пор не верю… В бездну все…
- Ваше величество! – окликнул старого дварфа принц, указывая на светящуюся арку, из которой появился птицегляд с чистящим перья соколом на руке, неся в другой большого черного ворона с безвольно болтающейся в такт шагам головой, к одной из лап которого был прикреплен маленький кожаный тубус.
- Мы успели, ваше величество! – слабо улыбнулся принц Альтар.
- Успели, мой мальчик, - медленно кивнул король Гэрин, будто бы в один миг постаревший на пару сотен лет, и, бормоча себе под нос, отправился к лестницам, ведущим на нижние ярусы. – Идемте... У нас много дел… Нужно созывать Совет... Корни гор… Подъемник сломали… Надо будет не забыть подписать бумаги Хэлдигу, а то ему влетит… Бездна… Ну и денек…
***
Повинуясь воле короля, во все уголки Дуринфала засновали посыльные, объявляя всеобщий тинг, и уже на следующий день Совет Старейшин собрался в самом большом строении Четвертого Яруса – Зале Зерора, способном вместить в себя пять тысяч дварфов, и еще больше народа толпилось снаружи. Весь ярус был заполнен сосредоточенными двергур, стоящими на улицах и даже на крышах домов. По древней традиции всеобщего тинга все стрельчатые двери и окна Зала Зерора были распахнуты настежь, чтобы каждый мог знать, что происходит внутри. Зал представлял собой глубокую воронку, сужающуюся к низу, по стенам которой располагались многоярусные трибуны. В центре воронки, на самом дне, был большой, вымощенный гранитными плитами круг, на котором стояло четверо дварфов, закованных в аргенитовые цепи - Путы Зерора. По периметру же восседали девять Старейшин во главе с королем Гэрином, по правую руку от которого был генерал Марог и стоящие позади полукругом Гардар Азтунур. Из двенадцати высоких каменных кресел одно пустовало, а тот, кто должен был его занимать, с перевязанным бинтами лицом стоял в гранитном круге, с трудом сохраняя вертикальное положение.
Зал Зерора гудел, как рассерженный улей, но, когда король Гэрин встал и поднял руку, наступила полнейшая тишина.
- Голхир Туром Фетарах! – почтительно наклонив голову увенчанную Мифрильным Венцом, степенно произнес он, и каждый из присутствующих до самых верхних рядов, услышали его слова, будто король стоял рядом с ними.
- Голхир Гэрин-Гардур! – поднялись Старейшины, глубоко кланяясь своему владыке.
Ритуал приветствия свершился. Совет начался.
Дагна был поражен тем, с какой бережностью в Дуринфале относятся к традициям, зародившимся еще на заре времен. Ни в одном другом королевстве ни человеческом, ни дварфийском, он не видел такой дисциплины, такого доверия народа к своему правителю, и уж точно было просто немыслимо, чтобы владыка так трепетно прислушивался к воле своих подданных, раз собрал всеобщий тинг. Заседание длилось более восьми часов, и за это время дварфы, сидящие на трибунах, хоть мрачнея с каждым сказанным словом, ни разу, однако, не позволили себе не то, что выкрика с места, но и простого перешептывания, сперва внимательно выслушав короля, который рассказал, кто нанес удар по их дому, и кто этот удар направил, а затем и Старейшин, ошеломленных открывшимися фактами.
Наконец заговорили закованные в кандалы дварфы, взгляд которых был пустым и стеклянным. Путы были тяжким испытанием, но все же не несли риска искалечить разум, как Суд Зерора, что довелось пережить когда-то Дагне, лишь необъяснимым чудом сохранившему рассудок, и применялись лишь в одном случае – измене своему королю и народу.
Двергур верили, что самородный аргенит был загустевшей кровью самого Зерора, что он пролил в жестокой битве, когда мир рушился и возрождался вновь, то тут, то там ручейками пронизывая самые древние из гор. Священный и белоснежный, встречающийся даже реже мифрила, аргенит никогда не добывали сверх меры, никогда не запасали впрок и никогда не ковали, но отливали в тщательно подготовленные формы. Это было связано с тем, что аргенит можно было нагреть лишь один единственный раз, а после остывания он более не поддавался никакой обработке, не ломался и не терял своей белизны, подобно звонкой и чистой воле Кователя Душ. Только лучшие литейщики и ювелиры имели право работать с этим чудесным материалом, ведь любая ошибка была недопустима, считалась страшнейшим святотатством и неминуемо влекла за собой изгнание всего клана. Каждое изделие, само по себе являясь произведением искусства, становилось реликвией и бережно хранилось в королевской сокровищнице.
В древние времена был краткий период, когда символом королевской власти двергур был не мифрильный, а аргенитовый венец. Владыки, носившие его, всегда отличались выдающейся мудростью, неизменно ведя свой народ к процветанию колоссальными темпами, но всегда очень недолго. Как оказалось, присутствие бога в этом металле столь велико, чтобы даже наделенный несгибаемой волей и несокрушимым духом дварф, постепенно переставал реагировать на окружающий мир, а затем и вовсе сходил с ума, разумом полностью уходя за Грань. Каким-то необъяснимым образом аргенит можно было без опаски держать в руках, находиться рядом, но как только он смыкался на теле кольцом, будь то венец, браслет или перстень - результат был всегда одинаков.
А тот, на кого надевали Путы, выкладывал все без утайки, будто бы держал ответ перед самим Зерором.
Так произошло и на этот раз. И если трое пересказали все чуть ли не слово в слово, что и в казематах под чертогом короля, то исповедь Хранителя Врат принесла неожиданный сюрприз.
***
Спустя несколько часов после завершение тинга Дагна и принц Альтар стояли у ворот Дуринфала, с тревогой поглядывая на свинцово-серые тучи, нависшие над горами и готовые разразиться бурным ливнем. Отряд был полностью готов к пути и ожидал чуть поодаль, чтобы не мешать своему господину. Владыка Дуринфала стоял у арки вместе с генералом Марогом, у ног которого Гардар Азтунур свалили двенадцать больших кожаных мешков.
