Ведьмак (большой сборник) - Сапковский Анджей (книги хорошего качества TXT) 📗
Ярре вдруг обернулся и увидел, что они остались одни: он, ландскнехты и торговец. Щук, Окультих, кметские новобранцы и Мэльфи испарились.
— Да–да, — подтвердил предположение ландскнехт, внимательно на него глядя. — Смылись твои дружки при первой же возможности, за первым же углом, замели след хвостами. И знаешь, что я тебе скажу, парень? Хорошо, что ваши дорожки разошлись. И не стремись к тому, чтобы сошлись снова.
— Жаль Мэльфи, — проворчал Ярре. — В принципе–то он неплохой парень.
— Каждый сам выбирает свою судьбу. А ты — пошли с нами. Покажем, где вербовочный пункт.
Они вышли на небольшую площадь, посреди которой на каменном возвышении стоял позорный столб. Вокруг позорного столба толпились жаждущие развлечений горожане и солдаты. Закованный в цепи осужденный, только что получивший грязью в лицо, плевался и плакал. Толпа рычала и корчилась от смеха.
— Эй! — крикнул ландскнехт. — Гляньте–ка, кого закандалили–то! Это ж Фусон. Интересно, за что его так?
— За земледелие, — поспешил разъяснить тучный горожанин в волчьей дохе и фетровой шапке.
— За что?
— За земледелие, — с нажимом повторил толстяк. — За то, что он сеял!
— Хо! Ну это уж вы, простите, навалили, будто вол после долгой жвачки, — засмеялся ландскнехт. — Я Фусона знаю, он сапожник, сапожников сын и сапожников внук. В жизни он не пахал, не сеял, не жал. Ну, говорю, ляпнули вы с этим сеянием, аж дух пошел.
— Собственные слова бейлифа! — распетушился мужчина. — Он будет у позорного столба до зари стоять за то, что сеял! А сеял он, злостник, по нильфгаардскому наущению и за нильфгаардские сребреники… Дивное, правду сказать, зерно сеял, какое–то, похоже, заморское… О, вспомнил. Дефетизьму [79], вот чего.
— Верно–верно! — воскликнул продавец амулетов. — Слыхал я, говорили о том, нильфгаардские шпионы и эльфы мор ширят, колодцы, источники и ручьи разными ядами отравляют: то дурманом, то цикутой, то лепрой, то дефетизмами всякими.
— Ага, — кивнул горожанин в волчьей дохе. — Вчера двух эльфов повесили. Как пить дать за это ж самое отравление.
— За углом этой улочки, — показал ландскнехт, — корчма, в которой заседает вербовочная комиссия. Там растянута большая тряпка, на ней темерские лилии, кстати, знакомые тебе, парень, так что попадешь безошибочно. Ну, будь здоров! Дай нам боги встретиться в лучшие времена. Бывайте и вы, господин перекупщик.
Торговец громко кашлянул.
— Милостивые государи, — сказал он, копаясь в баулах и шкатулках, — позвольте за вашу помощь… Во знаки благодарности…
— Не беспокойтесь, добрый человек, — улыбнувшись, сказал ландскнехт. — Помогли, вот и все. И на том конец, что тут говорить…
— А может, чудотворную мазь от прострелов? — Торговец отыскал что–то на дне шкатулки. — Может, универсальное и безотказное средство супротив бронхита, подагры, паралича? Перхоть тоже облегчает. Может, бальзам смоляной супротив ужаления пчелиного, змеиного и вампирьего? Или талисман для защиты от последствий дурного сглаза?
— А может, у вас есть, — серьезно спросил второй ландскнехт, — что–нибудь для защиты от последствий скверной жратвы?
— Есть! — крикнул, расцветая, торговец. — Вот весьма эффективное средство, из магических кореньев изготовленное, пахучими зельями приправленное. Достаточно трех капель после еды. Прошу, берите, милостивые государи!
— Благодарствуйте. Я пошутил. Ну, бывайте! Бывай и ты, парень. Успеха тебе!
— Вежливые, воспитанные и приличные, — оценил торговец, когда солдаты скрылись в толпе. — Не каждый день таких встречаешь. Ну и ты тоже помог мне, юнош. Что ж подарить–то тебе? Амулет громоотводный? Противоядие? Черепаший камень, супротив ведьмовых прелестностей действующий? Хм. Есть и трупий зуб против лести чужой, есть и кусок усушенного дьявольского дерьма, его хорошо в правом башмаке носить…
Ярре оторвал взгляд от людей, яростно смывающих со стены дома надпись «ДОЛОЙ ПОГАНУЮ ВОЙНУ», и сказал:
— Бросьте. Мне пора.
— О! — воскликнул торговец, вытаскивая из шкатулки латунный медальончик в форме сердечка. — Это должно тебе пригодиться, юнош, потому что эта вещь в самый раз для юных. Это раритет редкостный, у меня такой только один. Чудодейственный амулет. Он делает так, что о носящем его милка не забудет никогда, даже ежели их разделяет время и версты. Взгляни, вот тут отворяется, а внутри листок из тонкого папируса, на этом листике достаточно написать магическими чернилами, красными, они у меня есть, имя любимой, и она не забудет, сердца не отринет, не покинет и не предаст. Ну?
— Хм–м–м. — Ярре слегка покраснел. — И не знаю даже….
— Какое имя? — Торговец погрузил тонко оструганную палочку в магические чернила. — Написать?
— Цири. То есть — Цирилла.
— Готово. Бери.
— Ярре! А ты, черт побери, что тут делаешь?
Ярре резко обернулся. «Я надеялся, — подумал он машинально, — что оставил позади свое прошлое. Все. И что теперь все будет новым. А тут чуть не на каждом шагу наталкиваешься на старых знакомых».
— Господин Деннис Кранмер?
Краснолюд в тяжелой шубе, кирасе, с карвашами [80] на предплечьях и лисьей шапке с пучком перьев, окинул быстрым взглядом паренька, торговца, потом снова паренька.
— Что ты тут делаешь, Ярре? — сурово спросил он, топорща брови, бороду и усы.
Юноша несколько мгновений молчал, решая, не солгать ли, а для достоверности не вплести ли в ложь версию благорасположенного торговца. Но почти тут же раздумал. Деннис Кранмер, служивший некогда в гвардии князя Элландера, пользовался репутацией краснолюда, которого трудно обмануть. Так что и пробовать не стоило.
— Хочу в армию вступить.
Он знал, каким будет следующий вопрос.
— А Нэннеке разрешила?
Отвечать не было нужды.
— Ты сбежал! — затряс бородой Деннис Кранмер. — Просто сбежал из храма. А Нэннеке и жрицы там рвут у себя волосы на головах.
— Я оставил записку, — бухнул Ярре. — Господин Кранмер, я не мог… Я должен был… Негоже бездействовать, когда враг на пороге… В грозный для отчизны час… А к тому же она… Цири… Матушка Нэннеке ни за что не соглашалась, хотя три четверти девушек из храма послала в армию, а мне не позволила… А я не мог…
— Вот и сбежал, — нахмурился краснолюд. — Тысяча чертовых дьяволов, я обязан связать тебя и отправить в Элландер с курьерской почтой! Чтобы там заперли тебя в яме под замком и держали, пока жрицы не явятся за посылкой. Я должен… — Он гневно засопел. — Ты когда последний раз ел, Ярре? Когда у тебя во рту последний раз была горячая пища?
— По настоящему горячая? Три… Нет, четыре дня назад.
— Пошли.
— Ешь медленнее, сынок, — посоветовал Золтан Хивай, один из дружков Денниса Кранмера. — Вредно жрать наспех, не прожевывая как следует. Куда ты так спешишь? Поверь, никто у тебя эту пищу не отберет.
Ярре не был так уж в этом уверен. В главном зале постоялого двора «Под кудлатым мишкой» как раз шел кулачный бой. Под аккомпанемент рева дружков из Добровольческой Рати и аплодисменты городских проституток два приземистых и широких как печки краснолюда дубасили друг друга кулачищами так, что аж гул стоял. Скрипел пол. Падали столы, стулья и посуда, а брызги разлетающейся из разбитых носов крови сыпались вокруг дождем. Ярре только и ждал, когда кто–нибудь из бойцов рухнет на их офицерский стол, свалив деревянный поднос со свиными рульками, миску пареного гороха и глиняные кувшины. Он быстро проглотил уже откушенный кусок сала, исходя из соображений, что то, что проглочено, — твое.
— Я не очень понял, Деннис, — второй краснолюд, которого называли Шелдоном Скаггсом, даже головы не повернул, хотя один из бойцов чуть не задел его, размахивая руками, — если этот парень — жрец, то что его вынудило вербоваться? Ведь жрецам кровь проливать не полагается.
79
Пораженчество, отсутствие веры в победу (defaitisme, фр.).
80
Железный наплечник (carves, венгр.).