Черные Земли - Фридман Селия С. (первая книга .TXT) 📗
В итоге, обессилевшая, девочка обмякла в его руках, как тряпичная кукла. Один из солдат подошел забрать маленькую пленницу у командира.
Дэмьен встретился с ракхом взглядами.
– В чем дело? – с вызовом спросил он. – Боишься, что она тебя обидит?
Ракх замешкался, потом посмотрел на Тарранта.
«Что ж, – подумал Дэмьен, – это конец. Сколько раз он подбивал меня избавиться от нее. Вот и теперь без колебаний распорядится об этом».
Однако, к его изумлению, Таррант кивнул. Ракх отпустил девочку, и она пошлепала по воде к лодке, в которую поместили Дэмьена. Один из воинов ухватил ее сзади за одежду и перетащил через борт, и вот она уже уселась на корме, обвив руками Дэмьена и спрятав голову у него на груди.
– Приковать ее? – спросил один из воинов.
– Не думаю, что это необходимо, – спокойно ответил ракх. – За ее поведение отвечает наш гость.
Он быстро и предостерегающе посмотрел на Дэмьена, а затем отвернулся отдать дальнейшие распоряжения своим людям. Священник нагнулся к девочке.
– Тсс, – шепнул он. – Все в порядке. С нами все будет в порядке.
Это была настолько невероятная ложь, что ему было противно произносить ее, и он не сомневался в том, что девочка не поверит этим словам ни на мгновение. Но ситуация требовала ритуальных слов поддержки.
«Если Таррант сообщил Принцу о могуществе Йенсени, то расправа над ней – всего лишь вопрос времени. А если нет… тогда она, возможно, доживет до тех пор, как у нее на глазах он убьет меня».
Ракх обратился к Тарранту:
– Прошу на борт.
Охотник покачал головой:
– Я появлюсь завтра на закате. Передайте Его Высочеству, чтобы он ждал меня.
Ракх кивнул.
У Дэмьена закружилась голова и пришли в беспорядок мысли. Может быть, это уже началось действие питья? Что делает с телом человека зелье, лишающее его душу возможности колдовать? И сколько все это должно продлиться?
«О Господи, я так виноват. Но мы старались, как могли. Прости мне наш провал, молю Тебя. Все, что я делал, делалось из любви к Тебе. И даже моя смерть… – Вздохнув, он закрыл глаза. – И более всего моя смерть».
Лодки вышли на глубину и понеслись вниз по течению. Последний толчок, последний солдат перепрыгнул через борт, послышалась последняя команда – и вот вереница каноэ вытянулась на стремнине. И слышен только равномерный плеск весел. И всхлипывания маленькой испуганной девочки, прильнувшей к его груди.
Оставшись в одиночестве на берегу, надменный и бесстрастный, как всегда, Джеральд Таррант проводил глазами уносящиеся по реке каноэ.
14
Детеныши ракхов пропали.
Она слышала, как они закричали, когда упала Хессет, – это был истошный вопль, в котором слились горе, боль и страх, – а потом все пропало, и они, и Хессет. Все пропало раз и навсегда.
Прижимаясь к священнику, Йенсени вся дрожала – отчасти от холода, но главным образом от страха. Теперь во всем мире у нее не осталось никого, кроме этого человека, а ведь не требовалось особого ума, чтобы сообразить: цепи у него на запястьях и окружающие его солдаты означают, что и священника у нее, скорее всего, отнимут. Она и сама не знала, за кого больше боится – за него или за себя, – но этот двойной страх оказался просто-напросто убийственным. И ей оставалось только обнимать его, прижиматься к нему и… молиться. Его Богу, который, по его словам, защищает детей. Дэмьен, правда, сказал, что здесь он им не поможет, что он вообще не вмешивается напрямую в ход земных событий, но Йенсени сомневалась в этом. Ведь если ты действительно любишь кого-нибудь, то разве тебе не хочется прийти ему на помощь? Так почему бы и Богу не поступить точно так же?
Она хорошо чувствовала, насколько обессилел священник, привалившийся сейчас к кожуху лодочного мотора, чувствовала, что он смертельно устал, чувствовала это каждый раз, когда звенела длинная цепь, стоило ему лишь самую малость переменить позу. И это не было всего лишь усталостью тела, какую испытываешь, пройдя слишком много миль или проведя слишком долгое время без сна, – нет, и к тому и к другому добавлялась в его случае страшная усталость души. Девочка никогда еще не видела его в таком состоянии. Йенсени понимала, что такая усталость накатила на священника не из-за того, что он прошагал столько миль, и даже не из-за того, что большую часть пути ему пришлось нести ее на руках, и не из-за гибели Хессет. Все это было ценой, которую он готов был заплатить за то, чтобы попасть, куда ему хотелось попасть, и сделать то, что ему хотелось или что он чувствовал себя обязанным сделать. Нет, корни нынешней усталости прятались глубже. Так долго, так невыносимо долго сражался он за безнадежное дело, – и вот перед ним обозначилось бесповоротное поражение. И она не знала, что сказать или сделать, чтобы утешить его, поэтому просто прижималась, пытаясь согреть его своим телом, а лодки Неумирающего Принца уносили их вдаль – все ближе и ближе к цитадели заклятого врага.
На смену черным стенам ущелья пришли другие, более высокие, в серых и белых разводах. Она попыталась разглядывать их, чтобы преодолеть нарастающую панику, но страх – жаркий, острый, требовательный – брал свое. Что собирается сделать с ними Принц теперь, когда ему удалось взять их в плен? Каждая новая мысль выглядела еще более страшной, чем предыдущая. Ясно было, что необходимо как-то вырваться из плена, но как? Один раз перед ней на миг вспыхнуло Сияние – и она попыталась использовать его, как учила Хессет, чтобы разорвать сковывающие священника цепи, – но или у нее не хватило силы, или она что-то неправильно сделала. Или дело заключалось в том, что, как объяснила ей Хессет, Сияние умеет управляться с умами и с душами, а применительно к неодушевленным предметам часто оказывается бессильным. Неудача раздосадовала и разозлила ее. Таррант говорил, что Сияние – это разновидность определенной силы, но какой прок от этой силы, если Йенсени не может ею воспользоваться?
Река, петляя и забирая все круче на запад, уверенно пересекала пустыню. Стены ущелья были так высоки, что за ними Йенсени – даже в свете луны – не могла различить верхушки деревьев. А потом Домина – если большая луна, до сих пор сиявшая прямо над головой, действительно была Доминой – начала закатываться, и ее свет затерялся в глубинах пропасти. И стало очень страшно в полной темноте, если не считать больших фонарей, горевших по одному на носу каждой из трех лодок. Йенсени показалось в эти минуты, что за бортом в воде вьются какие-то твари; порой те походили на белые деревья, порой – на каких-то животных, а порой – на Терата. Может быть, это снова те устрашающие чудовища, которых создали Терата? Или они порождены страхом здешних жителей? Таррант объяснил ей однажды, что Фэа впитывает человеческие надежды и страхи и заставляет их жить отдельной жизнью. Означает ли это, что она когда-нибудь увидит отца, заново сотворенного из темного вещества Фэа? Девочка еще плотней прижалась к Дэмьену, испугавшись самой этой мысли. Таррант объяснил, что порождения Фэа питаются людьми, даже если они порой кажутся теми, кого ты любишь. Что за чудовищный факт – твои самые дорогие сны оборачиваются против тебя! Как же ей хотелось вновь очутиться у себя в покоях, где отцовская любовь и порядок, царящие в отцовском доме, защитили бы ото всех ночных кошмаров!
Каноэ монотонно, милю за милей, плыли вдоль стен, становящихся все ниже и ниже. И столь же постепенно русло реки становилось все шире и шире, пока наконец оба берега не потерялись во тьме. Разве что тот, ближе к которому они плыли, слабо поблескивал, как пригоршня драгоценных камней, когда-то высыпанная Таррантом на стол, – только здешние казались белыми, черными и серебряными, а никак не разноцветными. Она посмотрела на Дэмьена, чтобы проверить, видит ли и он эту красоту, но священник смотрел во тьму незрячими глазами, чело его избороздили морщины глубокой сосредоточенности.
– С вами все в порядке? – прошептала она.
Она произнесла это как можно тише, чтобы солдаты не услышали ее слов. На мгновение глаза священника повернулись в ее сторону, а затем приобрели прежний – незрячий – вид. Вроде бы ему хотелось заговорить, но какое-то время у него ничего не получалось.
