Белая роза - Кук Глен Чарльз (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
В себя я пришел оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Ко мне нагнулся Следопыт.
– Проснись, Костоправ, – повторял он. – Проснись. Одноглазый говорит, что у нас неприятности.
Я вскочил, ожидая увидеть кружащих за бортом Взятых.
Нас и вправду окружали – четыре летучих кита и пара десятков мант.
– Откуда эти взялись?
– Прилетели, пока ты дрыхнул.
– Так в чем проблема?
Следопыт ткнул пальцем в сторону того, что на корабле было бы штирбортом. Буря перемен. Проявляется.
– Просто вынырнула ниоткуда. – Ко мне подошел Гоблин. Он слишком нервничал, чтобы злиться. – Серьезная, если судить по скорости роста.
Сейчас буря имела в поперечнике не больше четырехсот ярдов, но ярость пастельных молний в ее сердцевине предсказывала: расти буря будет быстро и страшно. Похуже обычного кошмара. Многоцветные вспышки раскрашивали мант и китов в немыслимые тона. Наш конвой поменял курс. На летучих китов бури влияют меньше, чем на людей, но они предпочитают все же избегать опасности. Ясно было, однако, что хоть краем, но буря нас заденет.
Пока я додумывался до такой мысли, буря росла. Шестьсот ярдов в поперечнике. Восемьсот. Цвета кипели и бурлили в чем-то, похожем на черный дым. Змеи неслышных молний, беззвучно шипя, кидались друг на друга.
Нижний край бури коснулся земли.
Молнии обрели голос. А буря разрасталась все быстрее, расплескивая во все стороны тот прирост, что должен был уйти в землю. Сила ее была невероятна.
Бури перемен редко приближались больше чем на восемь миль. Даже на таком расстоянии они весьма внушительны – когда искры трещат в волосах и нервы идут враздрай. В те времена, когда мы еще служили Госпоже, я беседовал с ветеранами кампаний Шепот, и те рассказывали о своих муках во время этих бурь. Я никогда не верил их байкам до конца.
Когда край бури настиг нас, я поверил каждому слову.
Одну из мант захлестнуло. Она стала прозрачной, забелели в накатившей тьме кости. Потом она изменилась.
Изменялось все. Камни и деревья поплыли. Надоедавшие нам мелкие тварюшки оборачивались чем-то еще…
По одной из гипотез, странные твари равнины обязаны своим происхождением бурям перемен.
Предполагалось также, что бури создали и саму равнину. Что каждая из них оттяпывает еще один кусочек нормального мира.
Киты уже не пытались обогнать бурю. Они нырнули к земле, к границе бури, чтобы, если их превратит в нечто к полету неспособное, падение было бы не слишком долгим. Наилучшая тактика при любой буре перемен. Лежи и не рыпайся.
Ветераны Шепот поговаривали о ящерицах, вырастающих со слона, о пауках-чудовищах, о появляющихся у ядовитых змей крыльях, о разумных существах, теряющих рассудок и убивающих все, что попадается им на глаза.
Я испугался.
Впрочем, не настолько, чтобы не смотреть по сторонам. Показав нам косточки, манта обрела нормальный облик, но выросла. Как и вторая, когда буря захлестнула ее. Не свидетельствует ли это о тенденции к росту на границах бури?
Перемена достигла нашего кита – тот спускался медленнее остальных. Несмотря на молодость, кит пытался не сбросить нас. Волосы мои звенели. Мне показалось, что нервы окончательно отказывают мне. Взгляд, брошенный мной на Следопыта, подтвердил, что сейчас разразится эпидемия паники.
Кто-то из колдунов – то ли Гоблин, то ли Одноглазый – попытался поиграть в героя и остановить бурю. Проще остановить морской прилив. Грохот и рев заклятия сгинули в гневе бури.
Когда край бури настиг нас, на мгновение наступила тишина. А потом – адский рев. Ветер внутри потрясал своей яростью. Мне хотелось только одного – сцепиться во что-нибудь и держаться. Вокруг меня летали вещи, превращаясь друг в друга по пути. Потом я бросил взгляд на Гоблина. Меня едва не стошнило.
Действительно, Гоблин. Голова его раздулась вдесятеро. А все остальное точно наизнанку вывернулось. Вокруг кишела орда паразитов, из тех, что живут на спинах летучих китов, некоторые размером с голубя.
Следопыт и пес Жабодав выглядели еще хуже. Дворняга стала со слоненка ростом, клыки вытянулись, глаза светились невиданной злобой. На меня пес смотрел с леденящей душу голодной страстью. А Следопыт стал чем-то вроде демона, напоминающего обезьяну, но много разумнее. Оба походили на самый жуткий кошмар художника или колдуна.
Меньше всего изменился Одноглазый. Раздулся немного, но остался Одноглазым. Может быть, это оттого, что он за свои годы слишком укоренился в этом мире. Сколько мне известно, ему скоро полтора века стукнет.
Тварь, что была псом Жабодавом, двинулась ко мне, скаля зубы… Летучий кит коснулся земли, и от толчка все мы полетели вверх тормашками. Вокруг завывал ветер. Странная молния сковала небо и землю. Сама почва, которой мы касались, плыла. Ползли камни. Корчились деревья. Звери этих частей равнины все выбрались наружу и метались, теряя облик, и жертва кидалась на хищника. Жуткое зрелище освещалось переменчивым призрачным светом.
Потом нас окутала пустота в сердце бури. Все застыло в той форме, которую только что приобрело. Ничто не двигалось. Следопыт и пес Жабодав, сброшенные толчком, валялись на земле. Одноглазый и Гоблин сидели нос к носу, готовые позволить своей вражде выйти за пределы обычных перебранок. Прочие киты, с виду не изменившиеся, лежали невдалеке. Из цветных лент в небе вылетела манта, упала и разбилась.
Пауза продолжалась минуты три. В тишине рассудок вернулся к нам. Потом буря перемен начала сворачиваться.
Распад бури происходил медленнее, чем рост, но и спокойнее. Терпеть пришлось несколько часов. Потом все сгинуло. Единственной жертвой оказалась разбившаяся манта. Но боги, как же мы все были потрясены.
– Нам чертовски повезло, – заметил я, пока мы перебирали багаж. – Могло и вовсе убить.
– Удача тут ни при чем. Костоправ, – ответил Одноглазый. – Как только наши чудовища почуяли бурю, они тут же направились в безопасное место. Туда, где ничто не сможет убить нас. Или их.
Гоблин кивнул. Больно часто они друг с другом соглашаются в последнее время. Но мы все помнили, что они только что друг друга чуть не прикончили.
– А на что я походил? – спросил я. – Сам я никаких перемен не почувствовал, только нервничал очень. Вроде как напился, накурился и умом тронулся одновременно.
