Кот баюн и чудь белоглазая (СИ) - Ладейщиков Александр (полная версия книги TXT) 📗
Агни расстегнул булавку с драгоценным рубином, и туника красиво стекла на тюльпаны. Я подошла, не дыша, к обнажённому богу, разглядывая его совершенное тело, вернее его воплощение — я краем сознания понимала это, и остановилась в полушаге. Он улыбался, и его улыбка была зовущей и страстной, в ней угадывалась мудрость тысячелетий, в глазах разгорались и вспыхивали искры. Я подняла руки, заодно скинув на траву платок, и, освобождённые волосы рекой растеклись по плечам. Агни взмахнул красивыми узкими руками и ухватил край платья, потянул его вверх. Я засмеялась и выскользнула из одежды, упав на красную тунику, расстеленную поверх цветочного ковра. Высоко в ярко-голубом небе парили орлы. Бог отбросил платье в сторону, опустился рядом со мной, и мы слились в объятиях, нисколько не стесняясь ветра, солнца и неба, подсматривающих за нами.
Когда я вернулась в Аркаим, у ворот меня ждали девушки-ученицы:
— Всё ли хорошо, матушка Славуня? Мы потеряли тебя!
Я огляделась вокруг, и словно проснулась. Солнце красным шаром лежало на далёком степном окоёме, небо приобрело красивый голубовато-сиреневый цвет, переходящий в фиолетовый с зелёным оттенком. На прозрачном и глубоком фоне краснели многочисленные перья облаков, словно небеса покрылись розоватыми песчаными дюнами. В зените перья становились бледными, но, возле солнечного шара они светились раскалённым металлом, благодатным огнём.
Пелена спала с моих глаз, я всё вспомнила. С блуждающей по губам улыбкой, я ответила ученицам:
— Пойдёмте, мне необходимо посоветоваться с вами.
— Что-то случилось, матушка? Тебя кто-то обидел?
— Нет, меня никто не посмел бы обидеть! Просто, приходил он!
— Кто, матушка? — глаза девушек стали круглыми, испуганными.
— Тот, кого я видела во сне! Бог Агни! Только тише, пока об этом никому не следует знать.
Я шла с ученицами по улицам города, и в моих ушах звучал влюблённый голос Агни, нашёптывающий мне волшебные заклинания, тайны Верхних и Нижних миров, байки про богов и титанов. В минуту неистовой страсти, когда любовный восторг затуманил его разум, стоны сплелись с руками, тела с чувствами, и огонь бога влился в мою кровь — я это точно помню, хриплый шёпот Агни пообещал мне многое — и последним, в момент восторга, было названо бессмертие…
— Так вот как оно было, — промолвил Коттин, глядя на огонь в очаге, на раскалённую железную руду. — Надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь продолжение своей истории. Ну, допустим, я кое-что знаю, но вот они, — бывший Кот кивнул на молодых людей, — не знают. Даже и не слышали. У них история мира начинается или с рождения Иисуса, или со знакомства со стариком Фавном.
— Видимо, мы последние, кто помнит Хайрат, — напомнила Баба Яга.
— Ты знаешь, у меня на этот счёт есть сомнения, — вдруг сказал Коттин, приподнявшись. — В мой прошлый приход…
— Так я правильно вычислила, ты приходишь, один раз за век, остальное время спишь.
— В мой прошлый приход, — нисколько не смутившись, продолжал странник, — я слышал историю про таких же, как мы… Якобы, они и сюда, в Великую Пермь заглядывали. Есть какие-нибудь соображения?
— Смотрела я на воду по этому поводу. Только ты сам знаешь, в чаре можно смотреть вдаль, бессмертных не распознаешь. А сквозь магический кристалл я не могу — нет у меня его. У тебя нет в заначке?
— Кристалла? Нет. Зачем мне кристалл?
— Откуда они, эти бессмертные, могли взяться? Давным-давно, когда боги гуляли по земле, тогда появлялись бессмертные. Мы бы услышали про новых! Или это старые?
— Услышали здесь, в глуши? Ты хоть была в Вавилоне? В Риме? В гротах Эллады?
— Нет, конечно, — вздохнула Славуня. — Но, ко мне довольно часто заглядывали рассказчики…
После этих слов Коттин призадумался — черепа на кольях говорили о многом.
— И что же с ними произошло? — спросил он, наконец.
— Да всё какие-то грубые попадались, задиристые.
— А… тогда да. Такое бывает, конечно. Я и сам не ангел.
— А ты не хочешь рассказать про себя? Давай, приступай, пока печь разгорается.
— Слушайте, раз обещал, — смилостивился бывший Кот:
— Итак, в один прекрасный день я пошёл в степь, чтобы выменять у пастухов стальной нож на увесистого барашка. Пастухи охотно меняли изделия городских кузниц на мясо, шерсть, кожи и молоко, тем более что главным там был мой старинный друг Арат. Стада овец и коров отогнали далеко в степь, так как под стенами города устроили покосы. Сочная трава росла только на дальних пастбищах. К своему стыду, искусством конника я владел посредственно…
— То есть шарахался от коней, — Славуня вставила слово, усмехаясь. Коттин замолчал, долго смотрел на неё сердито, затем рассмеялся и продолжил:
— То есть, я действительно не был конником. Но не забывайте, что сёдла были неудобны, просто-напросто подушки какие-то, а стремян не было и в помине.
— Конечно, стремена были придуманы позже, во времена скитания скифов, — промолвила Славуня.
— Да, и я пошёл пешком. Ближе к вечеру я решил с помощью огнива добыть огонь для костра.
— Да ты обманщик! Только жрице огня было позволено вызывать бога Агни! А угли носили из дома в дом!
— Так вышло, — скромно ответил бывший Кот. — Я увидел ручей, там, на перекате барахталась огромная золотистая стерлядь. Я подкрался и прыгнул на неё, прижав к камням голыми руками.
— Пузом придавил, — засмеялась красавица Яга.
— Эй, когда ты рассказывала байку, тебе никто не мешал! — обиделся Коттин. — Практически, никто!
— Всё, молчу, молчу!
— Так как я весьма сильно возжелал рыбки, а кушать вкусную, жирную стерлядь сырой не хотелось…
— То ты решил сам добыть огонь! — хором, в три голоса, сказали слушатели.
В дверь заглянул вернувшийся из леса кот Бабы Яги, прислушался, но ничего не сказал. Не дело благородных котов вмешиваться в делишки жалких людей.
— Да, а что тут такого? — обиделся Коттин. — Не всегда же в этом деле рулить женщине? Я и сам на Хайрате сидел в пещере, а рядом текли огненные реки лавы. И ничего — не сгорел от гнева Агни.
Короче, я достал огниво, сделанное ночью в кузнице, и начал высекать искру, чтобы поджечь кудель. В тот момент, когда появился первый огонёк, и я начал его осторожно раздувать, кто-то взмахнул широкой полой и погасил огонь. Но рядом никого не было — я сидел в степи, у ручья, местность вокруг хорошо просматривалась. Костёр был сложен меж двух плоских камней, вокруг не было ни одного дерева, ни одного кустика.
Я в раздражении вскочил, чтобы отругать озорника, погасившего огонёк, оглянулся и застыл, как громом поражённый. Рядом стоял красивый юноша в красной тунике, он посмотрел на меня в некотором недоумении, затем улыбнулся:
— А, это ты, Страж Коттин! А я решил погулять по Срединному миру!
— Здравствуй, светлый Агни, — с почтением ответил я, догадавшись, кто передо мной, ибо в глазах бога полыхал яркий огонь пекельного царства.
— И ты здравствуй, Страж! Решил развести огонь огнивом? Что будешь жарить? Рыбу?
— Да, светлый! — ответил я, боясь, как бы бог не наказал меня за то, что я развёл огонь огнивом, словно жрица огня, а не священным деревом или камнями. — Ты ведь сам, по своей доброте, подарил нам огонь, частицу своей души, как говорит наша возлюбленная матушка Славуня!
— Ты знаешь Славуню? Ну конечно, знаешь, — улыбнулся бог. — Матушка, говоришь? Да, конечно, она уже матушка, здесь ты угадал.
— Откуда мне знать божественные истины, — продолжал я трепать языком. — Разве я совершил некое зло, ежели решил скушать эту великолепную стерлядь жареной, а не сырой, холодной и мокрой? Это истина человеческая!
— А язык у тебя подвешен знатно, — рассмеялся Агни, присаживаясь на камень. — Я тоже не люблю мокрое и холодное!
Бог наклонился к костру, сложенному из тонких высохших веточек, собранных на берегу ручья, и тихонько дунул. Костёр сразу же загорелся ярким пламенем, я побежал и приволок корягу, принесённую весенним половодьем. Когда древесина превратилась в багровые угли, по которым пробегали таинственные белые и голубые огоньки, я обжарил рыбу, затем немного остудил её, предложив самый лучший кусочек Агни.
