Мечи против смерти - Лейбер Фриц Ройтер (книги онлайн полностью txt) 📗
Тем не менее восхитительные и роскошные Влана и Ивриана перестали являться Фафхрду и Мышелову, а воспоминания о них остались у приятелей самые мирные и благостные. Короче говоря, не прошло и нескольких дней, как Мышелов закрутил бурный роман с еще несовершеннолетней, но весьма обольстительной племянницей Карстака Овартомортеса, тогда как Фафхрд приударил за невероятно похожими сестрами-близнецами, дочерьми герцога Даниуса – девицами в высшей степени привлекательными и богатыми, однако находившимися на грани проституции, поскольку их якобы интересовали сопутствующие ей переживания.
А вот что думали обо всем этом Влана и Ивриана в далеком царстве теней, месте своего вечного упокоения – это касается только них самих да еще Смерти, в чей ужасный лик они могли заглядывать теперь без малейшего трепета.
10. Склад странных услад
Тускловатые и причудливые невонские звезды густо усыпали небо над черневшим крышами городом Ланкмаром, в котором одинаково часто звенят мечи и монеты. Для разнообразия тумана в эту ночь не было.
На площади Тайных Восторгов, что лежит семи кварталами южнее Болотной заставы и простирается от фонтана Запретного Изобилия до часовни Черной Девы, огни, если так можно выразиться, торговых реклам освещали небо не ярче, чем звезды землю. Дело в том, что расположившиеся на площади торговцы всяческими зельями, продавцы раритетов и сводники освещают свои крошечные ларьки и палатки с помощью гнилушек, светляков и горшочков с угольями и ведут дела так же тихо, как и звезды.
В ночном Ланкмаре есть множество шумных мест, ярко освещенных факелами, однако по идущей с незапамятных времен традиции на площади Тайных Восторгов всегда царит приятный полумрак и звучат мягкие шепотки. Философы часто приходят туда поодиночке, чтобы поразмышлять, студенты – помечтать, богословы с фанатично горящими глазами – чтобы плести, словно пауки, свои неудобопонятные новые теории касательно Дьявола и других темных сил, правящих вселенной. И если кто-то из них вкусит по пути немножечко от запретных удовольствий, то это несомненно лишь идет на пользу их теориям, мечтам и теологическим системам.
Однако в эту ночь обычный полусумрак площади был нарушен ярким светом, который лился из низкой двери со сводом в форме трилистника, недавно пробитой в древней стене. Словно ослепительное солнце, взошедшее над горизонтом тротуара, освещенная дверь практически затмевала тусклые «звезды» остальных торговцев тайнами.
У двери были разложены жутковатые и загадочные товары, а рядом с ними сидел на корточках человечек с алчным взглядом, облаченный в наряд, невиданный доселе ни на суше, ни на морях страны Невон. На нем была красная шапочка в форме ведра, мешковатые штаны и невероятные красные туфли с загнутыми носами. Глаза у него были хищные, как у ястреба, а улыбка – циничная и льстиво-сладострастная, как у древнего сатира.
То и дело человечек вскакивал на ноги и, схватив длинную метлу, принимался в который раз мести мостовую, словно готовясь к приходу некоего фантастического императора. Время от времени он прекращал этот танец и кланялся – низко и подобострастно, но не опуская взгляда – толпе, которая стекалась в полутьме к пятну яркого света, после чего протягивал руку к двери новой лавки, приглашая зайти в нее: жест этот был одновременно грозным и раболепным.
Однако никто из зевак не мог набраться храбрости зайти в ярко освещенное помещение или хотя бы осмотреть редкости, столь небрежно и прельстительно разложенные у входа. А между тем число завороженных ротозеев росло с каждой минутой. В толпе слышался неодобрительный ропот по поводу столь оскорбительного нового метода торговли, в котором выказывалось пренебрежение к обычаю сохранять на площади полумрак, однако эти жалобы тонули в гуле удивления, восхищения и любопытства, разгоравшихся все сильнее.
Серый Мышелов проскользнул на площадь со стороны фонтана так тихо, как будто собирался перерезать кому-то глотку или же следил за шпионами самого сюзерена. Его ноги, обутые в мокасины из крысиной кожи, ступали совершенно бесшумно. Даже меч Скальпель в ножнах из мышиных шкурок не шуршал о тунику и плащ, сшитые из серого груботканого шелка. Взгляды, которые Мышелов кидал по сторонам из-под надвинутого на лоб серого шелкового капюшона, были полны угрозы и ледяного высокомерия.
Но в душе Мышелов чувствовал себя, как школьник, в ужасе ожидающий головомойки и труднейшего домашнего задания. В его кошеле из крысиных шкурок лежала записка, нацарапанная чернильной жидкостью каракатицы на серебристой рыбьей коже Шильбой безглазоликим, в которой тот наказывал Мышелову быть здесь в это время.
Шильба был колдуном-покровителем и – когда ему в голову приходил подобный каприз – опекуном Мышелова, поэтому его приглашениями пренебрегать не следовало, тем более что Шильба мог выследить непокорного где угодно, хотя у него и не было глаз на положенном для них месте.
Однако задания, которые Шильба обычно поручал Мышелову, были на редкость обременительными, а порой и тошнотворными – к примеру, раздобыть девять белых кошек без единого черного волоска, или украсть пять экземпляров одной и той же книги магических рун, разбросанные по библиотекам разных чернокнижников, или достать образцы экскрементов четырех живых и мертвых королей, – поэтому Мышелов пришел пораньше, чтобы поскорее узнать скверные новости, и в одиночестве, поскольку вовсе не хотел, чтобы его друг Фафхрд стоял рядом, давясь от смеха, пока Шильба будет читать свои чародейские нотации послушному Мышелову, а то и выдумает еще какое-нибудь дополнительное поручение.
Записка Шильбы, накрепко запечатлевшаяся в мозгу у Мышелова, гласила:
«Когда звезда Акуль украсит шпиль Рхана, будь подле фонтана Запретного изобилия».
Вместо подписи внизу был нарисован овал неправильной формы – знак Шильбы.
Мышелов скользнул в темноте к фонтану, представлявшему собой приземистый черный столб с шероховатой скругленной верхушкой, из которой через каждые двадцать ударов слоновьего сердца истекала капля черной жидкости.
Остановившись подле фонтана, Мышелов поднял согнутую руку и прикинул угол возвышения зеленой звезды Акуль. Ей предстояло еще опуститься на семь пальцев, прежде чем она коснется острия шпиля стройного и окруженного звездами далекого минарета Рхана.
Чуть оттолкнувшись, Мышелов легко вскочил на черный столб, чтобы проверить, не изменится ли с этого наблюдательного пункта угол возвышения звезды Акуль. Угол не изменился.
Мышелов поискал во тьме глазами неподвижную фигуру в хламиде с монашеским клобуком, надвинутым так низко, что было непонятно, как его обладатель видит, куда идет. Никаких фигур поблизости не было.
Настроение у Мышелова улучшилось. Раз Шильба не соизволил из любезности прийти пораньше, то и он может проявить некоторую невоспитанность. Приняв такое решение, Мышелов зашагал в сторону ярко освещенной двери новой лавки, чье вызывающее сияние пробудило его любопытство еще за квартал до площади Тайных Восторгов.
Северянин Фафхрд поднял отяжелевшее от вина веко и, не поворачивая головы, осмотрел половину освещенной огнем очага комнатки, в которой он спал совершенно голый. Затем он закрыл глаз и, открыв другой, осмотрел вторую половину комнатки.
Мышелова нигде не было видно. Тем лучше! Если повезет, он сумеет провернуть сегодня ночью одно неприятное дело, не выслушивая насмешек этого маленького мошенника.
Фафхрд вытащил из-под заросшей бородой щеки квадратик фиолетовой змеиной кожи, испещренной крошечными дырочками. Если смотреть сквозь него на огонь, дырочки превращались в яркие точки, которые при внимательном изучении складывались в слова:
«Когда кинжал Рхана пронзит во тьме сердце Акуль, буду ждать тебя у источника Черных Капель».
Во всю ширину фиолетового квадрата чем-то красновато-коричневым, похожим на засохшую кровь, была нарисована семилучевая свастика – один из знаков Нингобля Семиокого.
