Запрещённый приём (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей (книги полностью .TXT, .FB2) 📗
— Ну, вы уж точно не захотите упустить самые вкусные панкейки, которые я когда-либо пробовала.
— Панкейки, да? — Протянула я, позволяя ей тащить меня под руку, потому что женщины обычно не понимают, почему ты отбрыкиваешься от чрезмерной тактильности с их стороны.
— Только не говорите, что вы из тех, кто не ест углеводы. — Кейтлин уже практически обнимала меня.
— Ничего не имею против углеводов.
— Отлично. Всем панкейков!
— Я не люблю панкейки. — Послышался голос Олафа из-за наших спин, когда мы направились к двери.
— Тогда вы можете взять себе вафли. — Ответила ему Кейтлин.
— Они мне тоже не нравятся. — Сказал он, но все равно продолжал идти за нами.
— А что вы предпочитаете на завтрак? — Поинтересовалась она.
Я чуть не ответила: «Кровь своих врагов», но это была больше моя тема или Эдуарда. Олаф был скорее из тех, кто предпочитает кровь невинных.
31
«Сахарный Ручей», ресторан и пекарня, был набит под завязку — народу было столько, словно мы пришли на спортивный матч или какой-нибудь концерт. Официантка у стойки рядом со входом сказала:
— В ближайшие два часа столиков для больших групп посетителей не будет, извините.
— Нас уже ждут внутри. — Ответила ей Кейтлин.
— Фамилия? — Спросила официантка, как будто сомневалась в ее словах.
— Ливингстон.
— Ох, конечно. Следуйте за Мэнди, она вас проводит.
Я не знала, была Мэнди второй хостесс или нашей официанткой, но она взяла у первой девушки меню и мы последовали за ней, лавируя между столиками и диванчиками. На первый взгляд это заведение показалось мне тесноватым, но мы все шли и шли, минуя несколько помещений, пока, наконец, не обнаружили Ливингстона, сидящего у стены на диванчике, который изгибался подковой. Рядом с ним была темнокожая женщина в черном пиджаке от костюма. Ливингстон обнимал ее за плечи, а их лица находились так близко друг к другу, что густые черные волосы этой женщины, когда она наклонилась, скрыли не только ее лицо, но и часть лица Ливингстона. Ее рука с идеальным алым маникюром нежно поглаживала его по щеке. Ту часть его лица, которую я видела, озаряла улыбка.
Он отстранился, и профессионализм пролился на него так, словно он вдруг надел другой костюм. Минуту назад мы были свидетелями романтичных обнимашек, но сейчас перед нами вновь предстал капитан Ливингстон.
— Памела, ты помнишь Кейтлин?
Памела подняла глаза и улыбнулась. Помада была того же оттенка красного, что и ее ногти. Черный пиджак обрамлял ее хрустящую белоснежную рубашку, а на отвороте виднелся золотистый бейджик с надписью «Менеджер». Теперь понятно, как нам удалось получить столик в такое время.
— Ну конечно я ее помню. — Произнесла Памела, выбираясь из-за столика. Диванчик был глубокий, но Памела справилась без труда. Я бы даже сказала, что она сделала это изящно. Сама бы я выбиралась из-за этого столика с грацией пятилетнего ребенка. Когда Памела выпрямилась, она оказалась ростом порядка шести футов (182 см. — прим. переводчика). Длинные ноги наверняка способствовали ее ловкому маневрированию.
Она любезно пожала руку Кейтлин. Я заметила на Памеле красные дизайнерские сандалии без каблуков — в тон помаде и ногтям, так что рост у нее был именно такой, каким казался. Волосы у нее были такие же черные, как и у меня, но текстура и форма прически отличались. Я понятия не имела, какими уходовыми средствами она пользуется, но ее волосы лежали идеально, едва доставая до плеч, и смотрелись очень аккуратно. Может, я ошибалась, и волосы Памелы в своем естественном состоянии не были такими же курчавыми, как мои, но я никогда не встречала людей с таким цветом кожи и такой внешностью, у которых не было бы как минимум таких же кудрявых волос, как у меня.
Ливингстон выбрался из-за столика с другой стороны, чтобы познакомить нас всех с Памелой. Только когда очередь дошла до меня и я пожала ей руку, глядя в эти большие карие глаза, я поняла, насколько умелым и неброским был ее макияж, за исключением помады. Однако благодаря урокам стиля от Жан-Клода я знала, что красные оттенки дарят тот самый необходимый мазок цвета, который выгодно оттеняет черно-белые костюмы. Встреча с Памелой лицом к лицу также дала мне прочувствовать вес ее личности, который моментально поднял ее с планки «симпатичная» до планки «красивая», так что я невольно улыбнулась ей, когда мы пожали друг другу руки.
Единственным, кто не улыбнулся ей в ответ, был Олаф — он нахмурился, а это значило, что он заметил ее красоту, ее личность или что там еще, но не захотел проникнуться этим. Или, может, ему просто не нравились высокие, а я перегибаю палку с проекциями.
— Я вас оставлю, чтобы вы могли обсудить дела, но если это не вопрос жизни и смерти, лучше тебе заглянуть ко мне потом и поцеловать меня на прощание.
Ливингстон улыбнулся. На нем уже были следы ее помады.
— Если ничего не случится, ты знаешь, что загляну.
Памела стерла следы своей помады с его губ большим пальцем, и это был до странности интимный жест. Мне вдруг стало грустно от того, что я сама без помады, а все мои любимые слишком далеко от меня, чтобы я могла оставить у них на губах ее след. Какие странные вещи могут заставить тебя скучать по дому и близким. В этот момент мне ужасно хотелось оказаться в Сент-Луисе.
Ливингстон дождался, пока Памела скроется из виду, и опустился обратно на диванчик. Я ни минуты не сомневалась в том, что он любовался ее задницей, но, очевидно, ему разрешалось куда больше, чем просто смотреть, так что все в порядке. Потом началось веселье с рассаживанием нашей компании. Когда собирается тусовка полисменов или военных, и их надо рассадить в публичном месте, возникают проблемы. Диванчик располагался у стены, что нас всех устраивало, но тут были свои трудности. Если сесть посередине, то спиной ты прижмешься к стене, и это хорошо, а еще у тебя будет широкий угол обзора. Чем дальше ты от середины, тем хуже будет обзор с той или иной стороны. И, конечно, если ты сядешь по центру, то в случае внезапного пиздеца будешь заперт столиком. Ни рвануть в бой, ни спрятаться. Придется как-то решать, что делать, сидя на месте. С боковых мест можно было легко вылезти при необходимости, но ты так или иначе оставляешь свой бок открытым, если садишься там. Сохранить хороший угол обзора, пожертвовав возможностью маневрировать, или потерять обзор, но сохранить способность быстро двигаться? Я знала, что у нас будут проблемы с рассаживанием. Чего я не знала, так это того, что Олаф усложнит нам задачу. Не следовало мне так расслабляться. Я определенно отрицала перед самой собой все то дерьмо, которое между нами творилось.
Ливингстон занял место посередине, что меня удивило, пока я не заметила, что столик легко выдвигается, и капитан вовсе не был им заперт. Очевидно, стол не был прикручен к полу, так что Ливингстон довольно быстро мог выбраться наружу. Или вообще опрокинуть стол, чтобы встать. Что бы вы ни видели в киношных перестрелках, большинство столов не защитят вас от пуль, потому что они сделаны из слишком хрупкого материала. Это только кажется, что они твердые и способны задержать пули.
Кейтлин уселась слева от Ливингстона, а Ньюман — справа. Я начала протискиваться за столик со стороны Ньюмана, и было логично, что Олафу придется сесть рядом с Кейтлин — с другой стороны диванчика, но он сел рядом со мной. Я прижалась так близко к Ньюману, как только могла, ну, или думала, что не могу прижаться сильнее, пока Олаф не опустился на диванчик, и вот уже пистолет Ньюмана врезается мне в бедро. С другой стороны моя голова оказалась в опасной близости от плеча Олафа.
— Может кто-нибудь подвинуться? Меня тут малость зажало. — Сказала я.
Все подвинулись, так что у меня появилось достаточно места, чтобы не врезаться бедром в кобуру Ньюмана. Я сама тоже подвинулась, чтобы не прижиматься лицом к плечу Олафа, как и к любой другой части его тела. Я не могла отсесть еще дальше от него, потому что опять врезалась бы в Ньюмана. Но не просить же мне всех вновь подвинуться? Мне хватало места, всем его тоже хватало, так что я постаралась убедить ту часть себя, которая хотела сползти под стол и пересесть на диванчик рядом с Кейтлин, что я не ребенок. Я могу быть адекватной в такой ситуации. Так что я велела тугому узлу, свернувшемуся у меня в животе, заткнуться, потому что я должна вести себя по-взрослому.
