Записки странствующей травницы (СИ) - Головач Дарья (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
— Гурьбой на смерть верную кинемся? Ты что ли в первых рядах будешь? — продолжал насмешки Седой.
— А на кого бросаться? — Хмыкнул новый голос чуть осторонь. — Лютик, ты давно часовых слыхал?
У самой двери послышалась возня, а затем тихий мальчишеский голос откликнулся:
— Странно, а и правда давно патрули не ходили.
— Да потому, что некому. — Хохотнула темнота. — Блюют в кустах, поди, наши стражники. Не до охороны им.
— Корня рвотного мы им в чан подкинули, покудова все бегали словно жареным петухом ужаленные. — Объяснил басок. — Оклемаются только к утру. Жаль на большее запасов не хватило. Ну дак что, паря? Выборем воленьку, али сгноимся здесь как скотина безмозглая?
Сиргай только диву давался как быстро сумасбродная идея пустила корни в головах невольников.
— Да подождите вы! — Попытался образумить мужиков сын гончара. — Неужто уверены, что прям все от вашего зелья полегли? А ежели только парочка траванулась, а остальные в полном здравии? Да и новоприбывшим воякам тоже вряд ли позволят просто так дурака валять. Патрули наверняка окрепли. Вздернутыми что ли висеть хотите?
— Ты ежели боишься — так и скажи. Грубо оборвал парня Шрот. — А мне уже тошно видеть эти чернявые морды. Может сейчас как раз и времечко пришло, покудова новый порядок не устаканился. Я с вами, парни.
— И я..
— И я!
По очереди пленники стали подниматься со своих мест, стягиваясь ближе к тому углу, где бас продолжал подбадривать решившихся и умасливать сомневающихся.
— Выберемся сами — откроем ворота остальных бараков, тогда еще людей прибудет. Главное — вместе всем держаться, тогда никакая рать не страшна. Поодиночке быстро переловят, а супротив силушки мужицкой что ты выставишь? Правильно, ничего!
Сиргай как раз-таки уверен был, что шугануть каким-то амулетом магическим в толпу на раз-два можно. Больше шансов будет у того, кто схорониться в одиночку решит, да аккуратно выберется из окружения, не привлекая к себе лишнего внимания. Да разве втемяшишь эту истину в разгоряченные головы?
Не прошло и десяти минут, как все были готовы к бою. В углу затеплилась одинокая лучина, высвечивая бородатое лицо.
— Ну что, паря? Надерем задницы этим говнодавам? Будут знать, как на простых мужиках пахать!
— Надере-е-ем! — Подхватили невольники и слаженно ломанулись в дверь. Хлипкая преграда не смогла задержать праведного гнева селян. Лишь жалобно скрипнули вырываемые с мясом петли, да эхом отдался топот четырех дюжин ног по гнилым деревяшкам.
В бараке остались или калеки, не смогшие встать из-за тяжких хворей, или совсем мнительные, чей страх оказался сильнее всеобщего безумия. Себя Сиргай не причислял ни к первым, ни ко вторым. Коротко матюгнувшись, сгреб нехитрые пожитки в узел, просунул их в свой лаз и полез следом сам. Голова и плечи высунулись наружу сразу, тяжелее пришлось задней части. Рванувшись несколько раз, парень пожалел, что не догадался загодя снять тулуп, зацепившийся за края досок. Еще одно усилие — и в жадных деревянных зубах остался клок плотной ткани. Малая плата за такую долгожданную свободу.
Выпрямившись, Сиргай прислушался к творимому у входа в барак. Доносившиеся звуки неравного боя свидетельствовали о том, что препятствия мужики встретили задолго до того, как смогли призвать подмогу из соседних невольничьих жилищ. Сразу стало понятно, что бунт обречен на провал, а значит ноги делать надо, да поскорее. Парень кинулся бежать вдоль задней стены, спотыкаясь впотьмах и рискуя на каждом шагу подвернуть ноги. Совенна миловала. Не веря своему счастью, сын гончара бежал сквозь лагерь, притаиваясь то за одним, то за другим строением, пережидая покудова редкие стражники не скроются из виду, и снова бежал вперед — к виднеющейся кромке ночного леса, на свободу, к жизни, где он сам и только он был себе хозяином. Последние несколько сотен шагов пришлось проделать по открытой местности. В иное время караульные непременно бы заметили бегляка, но сегодня все силы стянулись на усмирения баламутных селян, а оставшийся патруль был слишком занят разглядыванием нагого женского силуэта, виднеющегося в окне одной из башен. Так что Сиргаю повезло вдвойне. Скрывшись в густой тени ельника, парень только тогда позволил себе передышку. Припал к влажной, холодной земле, сгреб ее в охапку и едва сдержался от счастливого смеха. Получилось! ПОЛУЧИЛОСЬ, Старыч подери!!!
Толком не переведя дух, Сиргай привстал на колени, прищурившись всмотрелся в бегающие факельные точки меж деревьев, в горящие окна замка, а затем поднялся и побрел прочь от проклятого богами места, собираясь не останавливаться на ночлег еще как минимум несколько суток. Ничего, отоспится, когда убедится, что опасность совсем миновала. А пока приходится нащупывать дорогу едва ли не руками, обдирая ладони о колючую хвою, острые ветки и шершавые стволы деревьев. Но это было в сотню раз лучше, чем ждать неминуемого наказания вместе с теперь уже бывшими собратьями по несчастью.
Марна была… нет, не в бешенстве. Бешенство вместе с горячащим кровь возбуждением успело схлынуть в течение девятидневного перехода по влажной каменистой дороге, о которую лошади то и дело спотыкались, грозясь вытряхнуть седоков прямо в промозглую ночь. Старыч бы побрал эту раннюю оттепель. Теперь в душе волчицы осталась только холодная ярость, грозящая вот-вот вдребезги разметать остатки человеческого разума. Зверь не привык сдерживаться в отличии от человека. Зверь внутри выл и рычал, стремясь выплеснуть накопившееся раздражение и досаду. Ничего… наконец-то они останутся вдвоем… Марне есть, что сказать ее вожаку и в этот раз он не заслонится присутствием офицеров или других подчиненных.
Но даже предвкушение скорого разговора не смогло вытащить девушку из деревянной бадьи пока вода окончательно не остыла. Отмахнувшись от служанки, готовящейся подлить кипятка, Марна встала и со вкусом потянулась, ощущая каждую натруженную жилку в своем теле и ничуть не беспокоясь, о том, что нагой силуэт можно прекрасно рассмотреть снаружи в проеме окна. Волчица вообще редко когда обращала внимание на мнение окружающих ее людей. Откровенно плюя на традиции и обычаи человечьего рода, Марна разгуливала в любом обществе в обтягивающих штанах и даже не думала отращивать белокурые волосы, каждый месяц стрижась почти налысо. Невысокую, поджарую, со спины ее легко принимали за паренька, и словно в насмешку за это девушка даже в самые лютые морозы облачалась в коротенькие рубахи с глубоким декольте, открывающие мужскому взору всю прелесть тяжелой, упругой груди. Волчица была хороша и знала об этом, умело пользуясь своей дикой красотой в любых целях.
— Ну что ж, теперь, пожалуй, можно и поговорить. — Промурлыкала себе под нос Марна и принялась неспешно одеваться, как всегда оставив несколько пуговиц сверху незастегнутыми.
По темным коридорам цитадели можно было идти даже без света. Чутким глазам волка только мешали блики от чадящих факелов. Найдя нужную дверь, девушка с натугой толкнула ее от себя и сделала шаг в натопленную, пахнущую сыростью, затхлостью, мышиным пометом и вяленным мясом комнату. Скривившись от таких ароматов, Марна, не спрашивая разрешения, прошлась к длинному столу, вытянула из широкого блюда здоровенный шмат, ломоть хлеба и принялась с наслаждением уплетать еду, устроившись прямо на густой медвежьей шкуре у очага.
Сидевший за столом все это время мужчина тяжело взглянул на незваную гостью, отложил один из свитков с отчетами и тут же придвинул к глазам следующий. От глаз девушки не укрылся мельком брошенный взгляд на крышку деревянного ларя — черного и потрескавшегося за тьму знает сколько лет — стоящего в стороне от бумажного беспорядка.
— Так и будешь молчать да душу трепать? — Через некоторое время зло осведомился хозяин, абсолютно не страшась яростно прищуренных глаз, изучающих каждую черточку на усталом, осунувшемся лице.
Впалые щеки, высокий лоб… Мужчина был хорош той самой аристократической красотой, получающейся путем долгого скрещивания ветвей правящих королевских родов. Марна любила таких… Любила и его, что в общем-то не помешало сейчас презрительно отвернуться и с напускным равнодушием, которого на самом деле не осталось и на грош, сказать:
