Тайна Хермелирда (СИ) - Федоров Владимир (прочитать книгу .TXT) 📗
- Вы что - то хотите сказать, господин? - Эбнер решил начать разговор первым.
- Я знаю, чем ты занимаешься на самом деле, Дядюшка! - Глаза Седрика были полны безумного восторга. - Я тоже хочу быть посвященным в тайны мироздания и магии! Открой мне их, старый чернокнижник!
После этих слов терпению Эбнера пришел конец. Он сильно нахмурился и громогласно произнес:
- Всему есть предел, господин! Ну, знаете ли, как можно сравнивать гнусную богопротивную магию и науку? Если у Вас хватило на это ума, то вы - последний невежда! Отцу было бы стыдно за Вас и Ваши безумные высказывания, недостойные рыцарской чести. Я многие годы служу роду Диков, как лекарь и советник. И все, что я прошу - это разрешения на проведение опытов в целях развития науки, как первого спутника человека в новом времени. Я все отдал, чтобы вырастить и обучить Вас! Старый чернокнижник? Ах, барон, барон!
Изреченное Эбнером подействовало на Дика столь убедительно, что очередная перемена поведения не заставила себя долго ждать. Седрик рухнул на колени перед стариком и стал усердно лобызать его руку.
- Дядюшка, прости меня! - Стал причитать барон. - Я не ведаю что говорю! Отец, матушка, Герти, все... Хочу, чтобы живы! Прости глупого Седрика!
- Встань, Седрик Дик. - Зазвучала над ним речь Эбнера. - Барону не место в ногах у своего слуги. Или ты совсем забыл мои наставления? Иногда и тысячи слов бывает недостаточно для того, что можно выразить одним словом. Необязательно говорить все, что есть у тебя сейчас в голове. Недостойный Эбнер по скудоумию своему может не понять полноту мысли и дальновидность своего господина. Не торопись и подумай - для каких целей ты вызвал старика к себе?
Глаза Седрика хищно сузились.
- Я хочу, чтобы ты отвел меня к Адовым Воротам. - Проговорил он
Невооруженным глазом стало заметно, как на лице невозмутимого Эбнера отразилось сильное волнение. Но все же старый советник умел справляться с любыми эмоциями, поэтому он и произнес только одно единственное изречение:
- Я часто рассказывал Вам в детстве про это место...
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Хотя я с удовольствием послушал бы эту историю еще раз. Но, вероятно, ты стал туговат на ухо и не услышал меня. Ну что ж? Тогда я повторю. Я хочу, чтобы ты отвел меня к Адовым Воротам!
Из груди Эбнера вырвался чуть слышный вздох. После этого можно было ожидать любой реакции, но советник только поклонился и произнес:
- Будет исполнено, господин. А сейчас прошу следовать за мной.
Солнце уже вовсю занимало главенствующее положение на небосводе, когда в чащу леса, на одном из самых дальних рубежей баронства Хермелирд, вступила человеческая нога. Кроны деревьев качались от ветра так, словно лес проявлял недовольство при виде своих экзекуторов. Но на этот раз человек пришел сюда не за древесиной или другими дарами природы. Тени ветвей бросали свою тень на тридцать пять алых щитов с изображением горностая. Вооруженные люди пробирались через лес, огибая массивные стволы деревьев.
Наконец перед глазами путников открылось поле, и дальше тропа, по которой они шли, проходила через него. Отряд на несколько минут остановился, чтобы снова принять походный порядок. Подравнявшись, люди двинулись дальше.
Впереди, важно переваливаясь с боку на бок, держа над головой золоченое, слепящее глаза Распятие на длинном шесте, семенил преподобный Йохан. Это был человек неопределенного возраста, достаточно полного телосложения. На нем была одета добротная ряса, обтягивающая по фигуре и постоянно задевающая кустарники. Выбритая тонзура и маленькие усики придавали преподобному комический вид, но его глаза отражали важность и необходимость его присутствия в этой кампании. Йохан быстро бормотал под нос слова молитвы и беспрестанно оглядывался назад на следовавших за ним двух всадников.
В силуэтах конников легко угадывались уже знакомые личности. Приземистая булонская кобыла, старательно обходя заросли кустарника, несла на себе Эбнера, погруженного в какие-то глубокие мысли. Лошадь без понукания шла за преподобным и, как казалось, абсолютно не нуждалась в управлении со стороны своего наездника. Странные вещи, происходившие вокруг Эбнера, а равно как и его гармоничность с окружающим миром, давно перестала удивлять жителей Хермелирда. Другую стихию представлял арабский скакун Седрика, ехавшего рядом. Конь непрестанно фыркал и играл под бароном, но, словно чувствуя крепко сжимающую поводья руку Дика, настороженно водил ушами и держался построения. Этого жеребца Седрик редко выводил из конюшен, предпочитая тяжеловозные породы лошадей.
В поход барон не надел кирасу и кольчугу, ограничившись лишь стеганой курткой с кожаными вставками, поддетую под красно-золотистое сюрко. Седрик, также как и Эбнер, был облачен в серый дорожный плащ и опоясан мечом.
Но если конь Седрика шел сегодня налегке, то нельзя было сказать то же самое про прекрасного британского шайра, увешанного тюками с провизией и амуницией. Это животное, поспешно идущее следом за бароном и его советником, принадлежало Симену - личному оруженосцу Дика. Симен, девятнадцатилетний юноша с утомленно - мечтательным выражением лица, имел в своем родстве английские корни и, не смотря на открытое проявление недовольства королем Ричардом, направленным на германского монарха, и поддержку сопротивления Сицилии, был отдан своими родителями в пажи барону Хермелирда, как одному из самых достойных рыцарей Германии. Неторопливость своего пажа часто приводило Седрика в ярость. Он даже неоднократно кидался в него сапогами, выкрикивая проклятия, но быстро приходил в себя, наблюдая усердность юноши. Вскоре, Симен был назначен оруженосцем барона, но при этом в его жизни мало что изменилось. В настоящей битве он никогда не был, но с оружием обращаться умел, хотя до сих пор это ему так и не пригодилось. В Хермелирд Симен приехал на несколько дней позже своего господина: Седрик очень спешил, а сбор всего скарба барона из гостевого дома Верхней Лотарингии, где он находился в момент страшных известий из дома, занял продолжительное количество времени. После того, как повозка была наполнена доверху, Симен без промедления выдвинулся в сторону Хермелирдского тракта. По приезду в замок он так и не успел отдохнуть с дороги и перенести вещи в покои барона: Седрик приказал подготовиться к походу и по причинам, ведомым только Дику и Господу Богу, собрал своих лучших воинов из числа личной охраны и стражников замка и двинулся на юго-восток. В настоящий момент Симен, сладко зевая, теряя нить происходящего в круговороте последних событий и уже путая сны с явью, продвигался за своим господином.
Следом за юным оруженосцем шагали тридцать пеших вооруженных людей. Несмотря на то, что все они были облачены в кольчуги, а в руках несли шлемы и щиты, каждый из них имел свои особенности. В первых рядах выступали наиболее крепкие и статные воины - личная охрана Седрика Дика. Эти люди были вооружены добротными мечами и копьями. Их отличительным знаком была нагрудная металлическая пластинка с выгравированным горностаем, прикрепленная к кольчуге и багряные плащи. Шлемы грубой ковки были полностью лишены изящества, но зато были снабжены бармицей и полумаской, в отличие от головных уборов стражи гарнизона замка. Воины были максимально сосредоточены во время передвижения и даже стремились идти нога в ногу по извилистым лесным дорогам.
Следом за охраной Дика следовало трое лучших лучников Хермелирда, отличительной особенностью которых были не только огромные луки и оперившиеся колчаны, но еще и кольчужные капюшоны, которые, в отличие от шлемов, не препятствовали обзору местности во время сражения. Несмотря на продвижение в одном строю, эти воины старались держаться обособленно, словно боялись раствориться в рядах позади идущих стражников. Но все же спесь лучников барона, так старательно прорывающаяся наружу, все имела право на существование: стрелки хоть и имели большее жалование по сравнению со стражниками гарнизона, но обладали меньшими привилегиями, чем солдаты личной охраны. Поэтому в походах и сражениях лучники Седрика наравне с доблестными делами и отважными поступкам демонстрировали некую развязность и любыми путями пытались привлечь к себе внимание. Вот и сейчас они громко переговаривались между собой, зная снисходительность Седрика.
