Дарующая жизнь (СИ) - Воронина Тамара (читаем книги .TXT) 📗
– Что ты хочешь сказать, Маркус?
Он улыбнулся ласково, как несмышленышу.
– Шутам не рубят голов, Делиена. Зачем делать из шута героя? Или жертву? Он постоит на площади еще час или еще день – и все равно попросит пощады. Попросит милости, жалости – и ее получит.
– И потеряет себя?
– Зато обретет жизнь.
– Какую?
– Ну…
Лена удовлетворенно кивнула. Мачо правильно оценивал положение человека, молящего о милости при большом скоплении народа. Да еще такого – насмешливого и…
Нет, точно, с ума сошла, сердито подумала про себя Лена. Тебе-то откуда знать? Книжек перечитала? В романтических героев веришь? Да какой смысл гордо умереть под кнутами при большом стечении народа, когда можно просто попросить пощады и жить? Здесь телевизоров нету, можно уйти в другой город… или в другой мир. Этакая гордость только в дамском романе красива. Правда, Лена дамских романов не читала, а вот в романтически-приключенческом кино к гордецу в последний момент обязательно приходила помощь. А в жизни… тем более в этой жизни, где казнь шута – великое развлечение народа. Маркус, несмотря на потертый эфес, не рвется в герои – и правильно, один против толпы никакой проводник, пусть и с большой буквы, никакой Рэмбо и даже никакой калифорнийский губернатор не выстоит. Просто задавят массой. У него же не граната в руках – шпага на поясе. Даже если бы он захотел, он не сможет. Но он и не хочет…
– Делиена, он не идиот, он скажет то, чего от него ждут, и будет свободен, – проникновенно произнес Маркус. – Он действительно может уйти в другой город или в другой мир, где никто не будет знать, что он казненный шут…
– Он – будет, – вздохнула Лена. Слезинка звонко капнула в вино. Зачем из шута делать героя… И правда – зачем? Зачем шуту рваться в герои, ведь все равно оценить это будет некому, шуты одиноки, а толпа, поудивлявшись несколько дней, забудет, потому что начнется ярмарка или бродячий цирк приедет в город, или губернатор в постели своей жены застанет какого-нибудь пажа… Не может же он верить в чудо? Он же не читал дамских романов и не смотрел романтических фильмов, он понимает, что помощь не придет в последнюю минуту, что крутейший боевой маг не разметает толпу парой заклинаний…
– Кто занимается настройкой? Маг?
– Конечно, кто ж еще. Э-э-э, Делиена, ты о чем… Ты хочешь вмешаться в казнь? Ты хочешь…
– Мало ли чего я хочу…
Снова звонко капнуло. А платок остался в сумочке. А сумочка осталась в том мире вместе с мобильником, ключами, паспортом и мораторием на казнь. Мачо шумно отодвинул стул.
– А ведь ты права, Делиена. Маги – всего лишь люди, а я не припомню, чтоб королевский маг был особо умелым. Вот настройкой заниматься да фейерверки устраивать – это он может. Идем. – Он подхватил Лену под руку и почти потащил вон, не забыв, однако, бросить на стол монету. – Никому никогда не приходило в голову помочь шуту. Ну, может, приходило, но я никогда не слышал, чтобы кто-то пытался это сделать. Правда, я никогда и не слышал о том, чтобы шут не попросил милости и не был помилован. Ни здесь, ни где-то еще. Ты уверена, что этот не попросит?
– Нет. Как я могу быть уверена? Мне кажется, что…
«Ах-х!» И кровь уже сплошь окрасила когда-то белую рубашку, и губы уже не кривятся иронично, и глаза не смотрят насмешливо, и никакого раскаяния, никакого страха, никакого намерения просить… Никогда не проси. Ни на кого не надейся…
Лена потрясла головой. Что за «не верь, не бойся, не проси»? Впрочем, про веру не было … Она боялась поднять глаза, смотрела на выбитую брусчатку, пока Маркус вел ее через площадь – не то чтоб напролом, не то чтоб по центру, но и не кружной дорогой, и толпа нервно расступалась, позволяя им пройти, и смыкалась позади, а Маркус пер, как ледокол «Арктика», который уж точно не думает, что будет с льдиной, которая попадется по пути. Ведь не толкался, не говорил ничего, даже не смотрел угрожающе – Лена глянула исподтишка. Просто шел, веля под руку немолодую и незаметную женщину в черном. А я ему по возрасту вполне соответствую. Ему на вид не меньше пятидесяти, ну и мне никак не тридцать.
ты? ты хочешь помочь? зачем? не надо. не рискуй. я все равно не надеялся. нет надежды. умерла задолго до появления людей. и даже до появления эльфов. я скажу нужные слова, и все кончится.
Нет.
нет? ты… не надо. не стоит. я рад, что тебя увидел. теперь легче. я скажу. я обязательно скажу. я сумею. ты не думай. я же не идиот.
Нет.
как ты сможешь? что потом? куда потом? можно проще – я попрошу… даже играть не надо, нужны только слова… я вспомню формулу, а если не вспомню, все равно – им все равно, лишь бы просил…
Нет.
как скажешь...
– Что это было, Маркус? – спросила Лена с ужасом.
– Не знаю, – медленно ответил мачо. – Откуда бы ему научиться?
– А мне? Мне – откуда?
– Ты совсем не знаешь себя, Делиена, – нежно проговорил он. – Не пугайся. Тебе не надо себя бояться. Себя – в последнюю очередь. Тебе вообще не надо бояться. Ни людей. Ни себя. Ни магии. Никто тебя не обидит.
– Конечно, – возвращаясь к язвительному тону, согласилась Лена, – при таком-то защитнике.
Он остановился и повернул ее к себе, заставив посмотреть в глаза.
– Тебе не нужна моя защита, Делиена. И я тебе не нужен. Ты нужна мне. Я хочу тебе служить. Я хочу быть твоими руками. Может, сейчас ты убедишься, что я не так уж бесполезен для тебя.
Они были уже по другую сторону постамента. Сооружение было явно не временным, солидным, крепким, кладка из неровных черных кирпичей, скрепляющий их черный раствор, черные деревянные ступеньки – некрашеные, все прожилочки на досках видны, все пятнышки… ах да, настройка. А эта фигура в черном, очевидно, настройщик. Сисадмин.
С нежным звуком выскользнула на свободу шпага. Лена едва услышала, а вот «сисадмин» аж подпрыгнул. Ему, наверное, этот звук говорил куда больше, чем Лене. Никаких пассов он не совершал, никаких заклинаний не произносил, ни за какие предметы не хватался. Даже не дышал. Одним глазом он косился на шпагу, упиравшуюся ему в горло, вторым таращил на Маркуса, не замечая Лену, причем глаза действительно смотрели в разные стороны, левый – прямо, правый – вниз. Правый был испуганный, левый – настороженный.
– Что ты хочешь, Проводник? – без голоса спросил он, стараясь, чтоб не дернулся кадык.
– Чего хотят от магов? – пожал плечами Маркус. – Да еще от плохих? Сейчас ты отведешь всем глаза и продержишь заклятие четверть часа. Сумеешь?
– Конечно, – с осторожной оскорбленностью ответил тот. – И это все?
– И это все, – кивнул Маркус. – Можешь даже потом всем рассказывать, что я тебя заставил. Так и говори, мол, Маркус-Проводник подкрался сзади, а я и не приметил… А еще женщину можешь описать подробно. В черном. Только не обижайся потом.
Оба глаза – симпатичных, голубых и прозрачных – уставились на Лену со смесью ужаса и благоговения. Она смутилась и даже, кажется, покраснела. Маг больше был похож на студента-переростка или на страдающего перманентным инфантилизмом интеллигента-шестидесятника предпенсионного возраста: черные штаны и куртка, сложная конструкция из дерева и стекляшек болтается на толстой цепочке где-то в области диафрагмы, небрежно и не сегодня завитые и не сегодня вымытые русые волосы, заметно прореженные надо лбом. Где, спрашивается, мантия, благородная седина и посох?
– Ищущая… – произнес маг. – Прости ничтожного, Делиена. Я сделаю все, что ты хочешь. Все равно мне надоела эта работа. И платят гроши, я на ярмарках больше заработаю.
Маркус усмехнулся, а Лена даже не кивнула с перепугу. Похоже, этот волшебник (или аферист – в мошенничество верилось куда охотнее, чем в магию) решил, что она тоже мастерица в этом деле, только вот мараться не хочет. Лена была скверной физиономисткой и выражения глаз Маркуса, допустим, не понимала, но с магом было куда проще – он взирал на Лену, словно монах, которому самолично дева Мария явилась, и опять никаких телодвижений не производил. А как же, интересно, он колдует? Маркус чуть надавил – вот-вот и кровь появится, и тот спохватился, закатил глаза (жуткое, надо сказать, зрелище), вцепился обеими руками в деревянно-стеклянную конструкцию и забормотал каким-то горловым звуком, через равные промежутки времени довольно громко всхрюкивая и взмахивая левым мизинцем. Процедура заняла не меньше пяти минут – и очередного «а-ахх!» толпы.
