Малахит (СИ) - Лебедева Наталья Сергеевна (мир бесплатных книг txt) 📗
— Ты куда?
Пес в ответ жалобно тявкнул.
— Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? Ну ладно, веди… Что там у тебя стряслось?
Паша и сам не знал, зачем пошел. Он шел за собакой почти три часа — ему было интересно, куда так целенаправленно тянет его пес.
И вот Паша стоял на загородном шоссе. Впереди него был густой еловый лес, по обеим сторонам дороги расстилались поля, справа вдалеке виднелась деревня — Дмитрово-Черкассы. Пес звал вперед — идти по шоссе. Здесь было чертовски красиво. Темные домики далекой деревни подчеркивали яркую зелень молодой травы. Густые облака время от времени расходились, приоткрывая кусочек нежно-синего высокого неба. Шоссе щеголяло свежими заплатками и новенькой, с иголочки, разделительной полосой. И только сосны и ели, качая тяжелыми лапами с темной, зимней еще хвоей, напоминали о том, что за ними скрывается кладбище. Дорога была тупиковой и никуда кроме кладбища не вела.
Подумав немного, Паша сел на скамейку, врытую возле остановки маршруток, достал телефон и набрал номер Вадима:
— Алло, Вадь… Слушай, не мог бы ты зайти за Адой и приехать ко мне… Я? Я в Дмитрово-Черкассах… Что делаю? Скажи Аде, что ее чертов пес целый день таскает меня за собой по городу, а теперь привел на кладбище. Я устал, как собака. Хотя собака, по всей видимости, совсем не устала. В общем, берите такси и приезжайте. Пусть Ада сама разбирается, чего этот гад от меня хочет.
Паша пошел за псом только после того, как приехали Аделаида и Вадим.
Новое кладбище пес миновал и направился к старому, где теперь хоронили только ветеранов войн на аллее Славы. Здесь, на аллее, было людно. Десантники в тельняшках и беретах молча выпивали, стоя над свежей могилой; пожилая женщина выпалывала траву возле памятника, на котором был изображен мужчина в орденах и медалях; группа чиновников оживленно обсуждала что-то — они размахивали руками и указывали то на одну, то на другую старую аллею.
Чем дальше шли за псом Аделаида и Павел с Вадимом, тем меньше людей им попадалось. Хоронить здесь перестали больше двадцати лет назад, и многие могилы были неухожены. Оградки покосились, холмики размыло, некоторые памятники повалились, деревья и кусты разрослись так, что скрывали могилы.
Пес привел их к заброшенному захоронению на боковой аллее. Оградки здесь уже не было, от скамейки осталась одна чугунная ножка. Надгробье на треть было засыпано хвоей от четырех сильно разросшихся елей. Пес решительно нырнул в узкий проход между надгробным камнем и еловыми ветвями. За ним — Аделаида, следом — Паша и Вадим.
Обнаружилось, что секция кладбищенского забора, скрытая разлапистыми ветками, сильно покалечена. Ход вел в лес, который здесь, у самой ограды, был особенно густым. Метров через пятнадцать ели почтительно раздвинулись, образуя круг. В центре круга находился большой черный камень в форме усеченного конуса. Камень выглядел так, будто его поверхность сточили многовековые дожди. Линии были мягкими, волнистыми — восхитительно неровными. Валун окружало кольцо из небольших и таких же черных камней.
— Смотрите, — в восхищении прошептала Аделаида.
Паша отступил на пару шагов назад и увидел: на фоне темной еловой хвои колебалось нечто. Будто вырезанный из реки кусок, который поместили в цилиндр, ограниченный каменным кругом. Именно река — не просто вода. Зеленовато-жемчужная, она переливалась, будто текла куда-то, была покрыта рябью от сильного ветра и будила воспоминания о холодных летних днях, когда солнце безуспешно пытается пробиться сквозь облака. Выше, у еловых верхушек, Речной Столб растворялся в воздухе, и там уже невозможно было рассмотреть его легкую границу.
— Что это? — спросил Аделаиду Вадим.
— Не знаю, — ответила она. — Пес, что это?
Пес заволновался, он подбежал к Столбу, начал оборачиваться на людей то через левое, то через правое плечо, нервно перебирая лапами, — словно звал зайти в этот круг.
— Алтарь? — предположил Паша. — Для жертв?
— Нет, в моих видениях не было никаких жертв.
— Ну, для молитв, для обрядов…
— Я не помню никаких обрядов, они там, по-моему, вообще никому не молятся.
— Тогда что?
— Портал? — предположил Вадим. — Проход между мирами? Ведь проход должен быть, иначе как Аделаида попала сюда, как сюда попал пес?
Пес радостно гавкнул и, зубами схватив Вадима за край куртки, потянул к Речному столбу.
— Похоже, я прав!
— Это же просто собака. Как будто она могла понять, что ты сказал.
— Ну пошли, посмотрим, — Вадим в эту минуту больше всего был похож на таксу, которой не терпится нырнуть в лисий ход.
— Стой! Ты с ума сошел. Куда ты собираешься лезть? Кто тебе сказал, что эта штука не опасна?
— Я себе не прощу, если не посмотрю на это собственными глазами.
— Дурак! — крикнул Паша, но было поздно.
Вадим уже стоял у самого Столба, держа Пса за ошейник.
— Ты как хочешь, а я… — с вызовом сказал он, шагнул вперед, и в мгновение ока стал речной рябью.
Отчаяние. Отчаяние, и больше ничего. Паша обернулся на тетушку. Аделаида молча смотрела на него.
Конечно, он пошел к столбу. Перед самым кругом Паша, бог знает для чего, посмотрел наверх, туда, где жемчужно-голубой столб целовал жемчужно-серое небо. Там летели серые голуби. Два, а может быть, три. Паша шагнул к камню.
Ощущение было неприятное. Кожа покрылась мурашками, словно он вышел после долгого купания на холодный ветер. В горле тоже похолодело, и Паша вспомнил, как глотал холодный резиновый шланг для гастроскопии. Потом он ослеп.
После того, как Паша шагнул, прошла секунда, и что-то мягкое и упругое коснулось его лица. Паша шатнулся в сторону, и тут же что-то острое больно ударило его в голову — что-то, что зацепилось за высокий ворот его свитера. Он запаниковал и закричал, побежал, пытаясь стряхнуть с себя то, что запуталось в петлях свитера. Он упал, потому что пробежал всего два шага и ударился лицом о какую-то преграду. Потряс головой, чтобы прийти в себя, и тут услышал голос Вадима:
— Тихо! Тихо-тихо-тихо… — Все, все. Мы под землей. Это земляная пещера.
Возле Пашиного горла вновь что-то забилось, и он в отчаянии попытался схватить это рукой. Пальцы сомкнулись на чем-то живом, теплом. У этого живого отчаянно стучало в груди маленькое испуганное сердце. Голубь. Отлегло от сердца. Сюда попал голубь. Паша аккуратно прижал его крылья и отцепил застрявший коготок. Прикрыл голубя лацканом куртки и вгляделся в темноту. Она оказалась не такой плотной, как показалось с испуга, и Паша увидел выход. Свет закрывали густые кусты лещины, росшие перед пещеркой. Пробравшись через орешник, Паша вышел на обычное русское поле, полого спускавшееся к речке. Первым делом бережно достал из-под куртки испуганную птицу и подбросил вверх. Голубь со свистом забил крыльями и исчез, растворившись в сером небе.
«Ну что ж, — невесело подумал Паша, — если он смог, я тоже смогу».
— Ну и вид у тебя, — сказал подошедший сзади Вадим.
Паша поднес руку к виску: по нему текла кровь из ранки, нанесенной птичьим клювом. На шее саднила пара царапин от когтей. А когда Паша опустил глаза, ему стало совсем нехорошо: вся левая часть кожаной куртки была забрызгана черно-белым голубиным пометом.
— Вот это значит — испугался, — с шутовским уважением сказал Вадим, и Паша рассмеялся.
— Придурок ты, Вадик, — сказал он беззлобно и прибавил, — давай осмотримся.
Они прошли несколько шагов вперед и, обернувшись, увидели, что пещера скрывается в небольшом лесочке. В поле лесок выдвинул десант из зарослей орешника, за пещеркой щерился еловыми ветками, по краю украсил себя плоской берез.
Молодые люди пошли вперед, к речке, неширокой — Пес перепрыгнул бы ее без труда, — и совсем мелкой. Дно было каменистым, над ним скользили пескарики. Паша наклонился к воде, чтобы отмыть изгаженную куртку, и замер, восхищенный. Камешки на дне, которые казались такими обычными издали, вблизи производили неизгладимое впечатление. Они складывались в узор, но узор был неуловим, как течение речной воды, и отведя глаза, невозможно было восстановить его в памяти. Камешки были серыми, черными и красными, цвет их был ярок, и казалось, будто снизу их освещает солнце. Пашка решил, что так кажется из-за желтого крупного песка, который прожилками проступал между камнями. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть причудливую игру цвета и света, и вдруг прямо из реки ему в лицо ударил луч солнца.
