Рассказчица историй - Резанова Наталья Владимировна (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Вручили мне и другой знак достоинства Темискиры – тонкий обруч из небесного железа с припаянным к нему серебряным серпом нарождающейся Луны. Военный Вождь носит этот обруч на шее, царица, передвинув застежку – на голове.
Я никогда не надевала его на голову. Даже теперь. Как бы меня здесь не называли.
Вся Троя притихла.
Если бы мы вышли на улицы и учинили резню, а именно этого от нас и ждали, мало кто, я думаю, стал бы сопротивляться. Мы этого не сделали по причинам, которые ясны тем, кто слушал меня внимательно.
После тризны я собрала Боевой Совет. Мне действительно нужен был совет. Я никогда неискала власти, меня вполне устраивало второстепенное место при Пентезилее. И если после ее смерти я была в состоянии что-то предполагать, я бы предположила, что Военным Вождем выберут более опытную – Антианиру (но она оставалась наместницей в Темискире), или Хтонию – но именно Хтония убедила всех, что в меня вселился дух Пентезилеи.
Довольно странное утверждение. Я уже говорила, что мы верим в переселение душ. Но дух умершей должен проявиться в новорожденном младенце, а не во взрослой женщине.
Кроме Хтонии в Совет входили: Аэлло, Мелайно, Киана, Никта, Анайя, Кирена и Аргира.
Хтония была старше других, ниже меня ростом, широкоскулая, коренастая, черноволосая, с кожей, от природы – не от загара – более темной, чем у многих. Она могла бы стать превосходным Военным Вождем – отважная, верная, хладнокровная…
Я говорю: «могла бы», потому что сейчас ее уже нет в живых.
Но она предпочитала оставаться просто советницей. В сущности, то же можно было сказать и об остальных.
Я иногда задаю себе вопрос – случайностью или волей Пентезилеи было то, что в Боевом Совете собирались люди, не рвущиеся к личной власти? Ведь не все же мы были таковы, и царицей по суду Богини становилась победительница турнира, а чтобы победить, надо этого хотеть.
И я не могу ответить.
Итак, я спросила советниц, что нам делать теперь?
Их мнение было единодушным – это место заражено, Богиня от него отвернулась, и нужно как можно скорее уходить отсюда, дабы не заразиться самим.
У меня на этот счет имелись сомнения, которые я изложила вначале, но они были не настолько сильны, чтобы я пошла одна против всех. Чтобы победить, нужно этого хотеть (правда, позже я убедилась, что это правило не всегда срабатывает и имеет оборотную сторону).
Я согласилась. И не стоит спрашивать, что было бы, если бы мы остались. За меня это сочиняли – уже сочинили – другие. За себя же скажу, что вполне способна защищать безнадежное дело. Но тогда этого не произошло. Ничего не поделаешь.
Как я уже упоминала, я нанесла прощальный визит Приаму. Никто больше из царской семьи не осмелился со мной встретиться. Даже Гекаба, а уж она была женщиной с сильным характером и жрицей Богини. Но, возможно, она боялась меня потому, что преступление совершилось на территории ее храма. А может быть, заключенная в крепость Кассандра наговорила такого, что ужаснуло ее… Кстати, Кассандру специальным царским указом объявили сумасшедшей. Это было что-то новое. Пророчицы и должны быть безумны, это все знают, и за то их во многих странах и почитают. Если бы они были разумны, это мешало бы вдохновленным Богиней видениям.
Говорю об этом не по опыту Темиксиры, где вообще нет пророчиц, но по памяти о пребывании во Фракии, где священное безумие в большой чести.
Но Кассандра, хоть и страдала священной болезнью, ни в коем случае безумна не была. Ее Дар – иного порядка.
Таким образом, царская семья сделала еще один шаг в трясину лжи, из которой никому из них не суждено было выбраться. Это не пророчество. Это было самоочевидно.
Еще пару часов я потратила на уговоры Этиллы, Астиохи и Медесикасты.
Они– то встретиться со мной не боялись. Но уговоры были напрасны. Самое удивительное – они не хуже меня знали, что ничего хорошего впереди их не ждет. По-моему, все троянцы, от царя до последнего нищего это знали, но в этих трех женщинах не было ничего от присущих остальным – тупой покорности судьбе, трусливой надежды, что все как-нибудь обойдется.
И тем не менее что-то мешало им покинуть родные стены Трои. Если город виновен в глазах Богини, говорили они, мы разделим его вину. Если он не виновен…
Ладно. Не мне их судить.
Больше не было основания задерживаться в этом зачумленном городе, бывшем когда-то местом поклонения Богине.
И на утро следующего дня мы выехали из Скейских врат.
Тишина сопровождала наш отъезд. Молчали и ахейцы, и троянцы, хотя и те, и другие были рады, правда, по разным причинам.
Со стороны ахейского лагеря не было предпринято никаких попыток напасть на нас. Правда, называть это место лагерем можно лишь условно. За девять лет осады самые великие лентяи, к тому же владеющие рабами, сподобились бы соорудить какой-никакой городишко – и они его соорудили.
От своих лазутчиков в Трое – а я не сомневаюсь, что при этом духе всеобщей продажности такие лазутчики существовали – они уже наверняка знали, что мы уезжаем навсегда, но, надо отдать им должное, не стали выражать ликование открыто. Назавтра они, может быть, плясали от радости. Теперь никто не мешал им врать, как они победили нас, как они стаскивали нас за волосы с коней, насиловали, убивали, а трупы бросали собакам (о, участь Ахилла…), и сочинять про это песни, и верить в них, и гордиться своими подвигами.
Оставим им эти маленькие мужские радости – у них ведь больше ничего нет. Кроме того, теперь они получат Трою. Я это знала точно. Получат Трою, и ее проклятье заодно. Решение Дике Адрастеи неотвратимо. Весь вопрос только во времени.
Как бы то ни было, они на нас не напали. Засады тоже не оказалось – наши псы предупредили бы нас.
Мы выехали из долины Скамандра и, обогнув расположение ахейцев и их обозы, через день выбрались на побережье. Теперь Нам предстояло проделать, уже знакомый путь, но в обратном направлении, – вдоль пролива и дальше, к Ситонийским берегам, на север, вдоль Кианейских скал, к Киммерии.
Два дня мы ехали вдоль береговой полосы, не торопясь, потому что торопиться было незачем.
Близилась осень, но в здешних местах она гораздо теплее, чем в наших краях, и не надо даже плаща.
Итак, мы ехали вдоль моря.
А на исходе второго дня увидели критские корабли, пришвартованные у берега. Их было два. Что они критские, было видно с первого взгляда, даже ночью для степного жителя. Ни одно государство, даже теперь, после падения Великой Критской Империи – талассократии, таких огромных кораблей из дуба и кедра не строит.
Мы ехали, не скрываясь. Кто мы такие, тоже было видно с первого взгляда, даже морякам, и они должны были трижды подумать, прежде чем нападать на нас. И они, безусловно, подумали. Поглазели на нас и остались при своих кораблях.
Первоначально мы насторожились. Всем известно, что критский царь Идоменей в этой войне был союзником ахейцев и как раз сейчас находился в лагере под Троей. И это могли быть его люди. Но с какой стати они оказались так далеко от Трои? Может быть, ушли в вольный набег? Хотя вид у этих кораблей, при всей их величине, был, прямо скажем, не царский. Однако враждебности эти люди не проявляли, и этого было достаточно.
Ночью мы стали лагерем. Высланные вперед охотницы заслужили милость Богини, и мы жарили мясо на углях. Я вспоминала, как малой ученицей меня приучали есть мясо прямо с лезвия. Это связано с каким-то обычаем, а каким, я уже не помню.
И когда мы сидели вокруг костра Совета и старалась припомнить, в чем именно состоял смысл этого обычая, залаяли собаки, а потом одна из часовых – Псамафа – подошла и сказала, что пришел критянин и просит встречи с Военным Вождем.
Мгновение я колебалась. Выйти к просителю – возможно, это уронит достоинство Военного Вождя. Но впустить его – словно приоткрыться в бою.
– Хтония – за старшую. Энно, Аргира – со мной. Псамафа, возьми огня! Мы двинулись к выходу из лагеря. Энно и Аргира шли рядом со мной, сзади Псамафа несла головню, выхваченную из костра.
