Солдаты живут - Кук Глен Чарльз (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Протектор знала!
Нарайян окликнул девушку, но та, слишком увлекшись, не услышала его.
Когда старик встал, его ногу пронзила боль. Как скоро здесь появятся солдаты? Как сможет он снова убежать? Как сможет поддерживать живой надежду богини, когда его плоть настолько износилась, а вера настолько ослабла?
5. Воронье Гнездо. Штаб
Форпост стал тихим городком из широких улиц и белых стен. Мы переняли местный обычай белить все, кроме тростниковых крыш и декоративных растений.
По праздникам некоторые из местных белили даже друг друга. В прежние времена белый цвет стал великим символом сопротивления Хозяевам Теней.
Наш город – искусственный и военный, одни прямые линии, чистота и тишина. За исключением ночей, когда приятели Тобо начинают лаяться между собой. Днем шум ограничен тренировочными полями, где очередная группа набранных из местных жителей будущих искателей приключений изучает, как Черный Отряд делает свое дело. Меня вся эта суета касалась лишь когда я латал случайные раны, полученные новобранцами во время тренировок. Никто из моей эпохи делами уже не занимался. Подобно Одноглазому, я теперь реликт из прошлого, живая икона истории, что делает нас уникальным социальным клеем, скрепляющим Отряд в единое целое. По особым поводам меня вызывают и поручают читать проповедь, начинающуюся словами: «В те дни Отряд был на службе у…»
Стояла самая подходящая для привидений ночь, две луны освещали все вокруг, отбрасывая противоборствующие тени. А любимцев Тобо что-то чрезвычайно встревожило. Я даже стал замечать некоторых из них, когда они от волнения забывали о том, что им положено таиться и прятаться. И в большинстве случаев сожалел, что мне довелось их увидеть.
Какофония звуков в районе Врат Теней то нарастала, то стихала. Теперь к ней присоединились и огни. Как раз перед тем, как я добрел до штаба, у Врат мелькнуло несколько выпущенных огненных шаров. Это встревожило и меня.
Штаб находится в двухэтажном строении в центре города, которое расползлось на целый квартал. Дрема наполнила его помощниками, служащими и функционерами, которые держат на учете каждую подкову и каждое зернышко риса. Она превратила командование в бюрократическое упражнение. И мне это не нравится. Разумеется – ведь я скрипучий старикан, еще помнящий, как все было в добрые старые времена, когда мы все делали правильно. То есть по-моему.
Но я, кажется, еще не утратил чувство юмора. И вижу иронию в том, что превратился в собственного дедушку.
Я отошел в сторону. Передал факел тому, кто моложе, кто более энергичен и умнее тактически, чем я был когда-либо. Но я не отказался от своего права участвовать, делать свой вклад, критиковать и особенно – жаловаться. Это та работа, которую кому-то надо делать. Поэтому я иногда раздражаю молодых. Что хорошо для них. Укрепляет характер.
Я побрел сквозь деловую суматоху на первом этаже, с помощью которой Дрема отгораживается от мира. Днем и ночью здесь сидит дежурная команда, подсчитывающая те самые подковы и зернышки риса. Надо будет ей напомнить, чтобы она хотя бы иногда выходила в мир. Возведение барьеров не защитит ее от демонов, потому что все они уже внутри нее.
Я уже достаточно стар, чтобы такие разговоры сошли мне с рук.
Когда я вошел, на ее сухощавом, хмуром и почти бесполом лице отразилось раздражение. Она молилась. Не понимаю я этого. Несмотря на все пережитое, большая часть которого уличает веднаитские доктрины во лжи, она упорствует в своей вере.
– Я подожду, пока ты закончишь.
Ее раздражало именно то, что я ее застукал. А смущал тот факт, что ей требовалась вера даже перед лицом фактов. Она встала и сложила молитвенный коврик.
– Насколько он плох на этот раз?
– Слухи все переврали. Речь шла не об Одноглазом. А о Готе. И она скончалась. Но Одноглазого пугает нечто другое – то, что, как он считает, еще произойдет. А что конкретно – умалчивает. Приятели Тобо сейчас разгулялись больше обычного, так что вполне возможно, что Одноглазый ничего не выдумывает.
– Надо послать кого-нибудь за Сари.
– Тобо об этом уже позаботился.
Дрема пристально уставилась на меня. Пусть она коротышка, но самоуверенности у нее хватает.
– Что у тебя на уме?
– Я отчасти разделяю чувства Одноглазого. А может, у меня прирожденная непереносимость длительных периодов мира.
– Госпожа снова подначивала тебя возвращаться домой?
– Нет. Ее встревожил последний разговор Мургена с Шевитьей. – И это еще мягко сказано. В нашем родном мире современная история обрела жестокость. Во время нашего отсутствия возродился культ Обманников, вербуя приверженцев сотнями. И одновременно Душелов принялась терзать таглиосские территории в безумных и по большей части бесплодных усилиях искоренить своих врагов – по большей части воображаемых, пока они с Могабой не создавали их своим рвением. – Она этого не сказала, но я уверен: она опасается, что Бубу каким-то образом манипулирует Душеловом.
– Бубу? – не удержалась от улыбки Дрема.
– Это твоя заслуга. Я наткнулся на это имя в каком-то из твоих текстов.
– Она же твоя дочь.
– Надо же ее как-то называть.
– Не верю, что вы до сих пор не выбрали ей имя.
– Она родилась до того, как… – Мне нравилось имя Чана. Оно пришлось бы по душе моей бабушке. Но Госпожа его отвергла бы. Оно звучало очень похоже на «Кину».
И пусть даже Бубу была ходячим ужасом, она все же дочь Госпожи, а в родных краях Госпожи имя дочерям всегда дают матери. Всегда. Когда наступает правильное время.
Но для нас время никогда не будет правильным. Этот ребенок отрицает нас обоих. Она признает, что наша плоть породила ее плоть, но ее вдохновляет абсолютная убежденность в том, что она духовная дочь богини Кины. Она Дщерь Ночи. И единственный смысл ее существования – вызвать наступление Года Черепов, эту величайшую катастрофу для человечества, которая освободит ее духовную мать для того, чтобы она обрушила свое зло на мир. Или даже на миры, как мы обнаружили с тех пор, как мои поиски прародины Отряда привели нас в ветхую крепость на равнине Сияющего Камня, расположенной между нашим миром и Страной Неизвестных Теней.
Мы с Дремой замолчали. Дрема долгое время была отрядным летописцем. Она пришла в Отряд молодой, и его традиции многое для нее значили. Как следствие, она сохраняла неизменную вежливость по отношению к своим предшественникам. Но я не сомневался, что мы, старые хрычи, ее раздражаем. Особенно я. Она никогда не знала меня хорошо. А я всегда отнимал у нее время, желая узнать, что происходит. Теперь, когда кроме писанины у меня других дел не осталось, я стал уделять слишком большое внимание подробностям.
– Я не стану давать советы, если ты не попросишь, – сказал я. Мои слова ее испугали. – Этому трюку я научился у Душелова. Люди начинают думать, что ты читаешь их мысли. Но у нее получается намного лучше.
– Не сомневаюсь. У нее была куча времени на тренировку. – Она шумно выдохнула. – Так, в последний раз мы говорили неделю назад. Сейчас вспомню. От Шевитьи ничего нового. Мурген был с Сари в Хань-Фи, поэтому с големом не общался. Те, кто работает на Равнине, сообщают, что их не оставляет навязчивое предчувствие катастрофы.
– Правда? Они именно так и передали? – У Дремы имелась склонность говорить красиво.
– Примерно.
– Какова ситуация с перемещениями?
– Ничего не было, – несколько озадаченно ответила она. Равнину уже поколениями никто не пересекал до тех пор, как Отряд смог пройти через Врата. Последними, еще до нас, были Хозяева Теней, сбежавшие из Страны Неизвестных Теней в наш мир еще до моего рождения.
– Наверное, вопрос неправильный. Как идет подготовка к нашему возвращению?
– Это личный или профессиональный вопрос? – Для Дремы все было делом. Даже не припоминаю, что когда-либо видел ее отдыхающей. Иногда это меня тревожило. Нечто в ее прошлом, на что имелся намек в ее собственноручно написанных Анналах, убедило ее в том, что для нее это единственный способ остаться в безопасности.
