Тень шпаги - Раткевич Сергей (читать хорошую книгу txt) 📗
«Где ж такие сволочи — то водятся?» — через него братья теперь еще и деревню опозорили.
Или ему молчать нужно было? Но разве такое утаишь? Это даже ведь не шило в мешке, это горячие уголья в кармане. Все равно люди узнают. Все узнают. И что братья сделали. И кем стали.
— Что значит — оставались? А кем же они стали? — промолвил кузнец, глядя на парня с куда большим доверием и даже некоторым сочувствием. Видать, и впрямь крепко ему досталось, раз на того, к кому работы искать пришел, руку подымает. По всему видать — не дурак. А умные люди так не делают. — Так кем же стали твои непутевые братья?
— Торгашами, — ответил Карвен. — Это они только думают, что купцами, а на деле — торгашами. И начали с того, что решили продать отцову кузню. Деньги им понадобились. Он еще живой был, а они уже… в соседней комнате… что кому достанется, делили…
— И тебя обделили? — спросил кузнец. Нарочно спросил. Он уже знал, что ему сейчас ответят. И даже готов был к новой вспышке обиды, быть может, даже ярости и гнева. Но ведь нельзя в себе такое носить. Да еще в столь юном возрасте. Пусть уж выкричится парень. Выкричится, а если повезет, то и выплачется. Небось полегчает маленько. Он ведь гордый… Чужим людям жаловаться не станет, а своих у него не осталось. Один он на белом свете. Как есть один. — Неужто никакой доли тебе братья не выделили?
Однако юноша быстро пришел в себя, подавил и гнев, и обиду. И ответил, подобравшись, словно канатный плясун перед опасным прыжком, словно боец перед решительным ударом. Спокойно ответил, с достоинством:
— Я с отцом был. Без меня делили. У меня совета не спрашивали. И так знали, что отвечу.
— Понятно, — вздохнул кузнец, совсем по — другому глядя на своего собеседника. — Ты — младший?
— Да, — ответил Карвен. — Седьмой сын. Дочерей у матери не было.
— Все равно можно попробовать… ну, как законники говорят, опротестовать. Как — то бороться. Я не силен в этих делах, но можно посоветоваться с нашим священником, съездить в город и…
— Вот братья в город и поехали, — перебил его Карвен. — Как только стало ясно, что отец не встанет, сразу же и поехали… и вернулись с бумагой…
— С бумагой, значит… — сказал, будто ругательство выплюнул, кузнец. — Понятно. С бумагой — это да… Что ж, я тебе верю. Ты получишь работу.
И привычные с детства стены кузни приняли Карвена в свои объятия. У него вновь, пусть и временно, был дом.
— Звать меня Грейф, — представился кузнец, протягивая широкую, как лопата, руку. — А тебя?
— Карвен. — Юноша благодарно вложил в нее свою ладонь. — Труд рук моих — твой, наставник, — произнес он древние слова клятвы, переходившие из рода в род, от кузнеца к кузнецу.
— Труд рук твоих — мой, подручный, — откликнулся кузнец, сжимая руку. — Ты будешь сыт, одет и защищен. Что ж, бери молот, покажи, на что способен. — Грейф приглашающе кивнул Карвену, и тот радостно шагнул на привычное место. Отцовский молот мигом оказался в его руках.
Кузнец посмотрел на парня и вздохнул. Этот не станет плакать — так и будет носить в себе свою боль, пока та не разъест его, словно язва здоровую плоть. И что тут сделаешь?
Грейф вновь вздохнул и пожал плечами.
Плохо быть слишком сильным. Так же плохо, как слишком слабым. Но Боги, создавая этот мир, зачем — то сделали его именно таким. Им, как говорится, виднее…
«Все в ладонях Утра, Вечера, Ночи и Дня!»
— Ваше высочество, мне почему — то кажется, что вам давно пора спать, — удивленно промолвил мастер Джарлин, придворный бард — наставник, решивший скрасить одолевшую его бессонницу посещением дворцовой библиотеки.
Принц Ильтар медленно поднял глаза от толстенного старинного тома. В свете свечи бард с изумлением увидел, что лицо его высочества мокро от слез.
— Господи, ваше высочество! Что случилось?! — испугался бард. — Вам нужна помощь?
Принц покачал головой. Сначала просто покачал. Потом яростно помотал ею из стороны в сторону. Сорвавшиеся со щек слезы разлетелись радужными брызгами. Зоркие глаза эльфа углядели это чудо, а обеспокоенный состоянием принца разум… жадный до эффектных образов разум барда безжалостно и точно отметил и зафиксировал всю эту красоту.
«Ваше высочество, еще раз!» — чуть не выдохнул восхищенный внезапным видением эльф.
— Ваше высочество, что случилось? — обеспокоенно повторил придворный бард высшего ранга.
— Наставник… — Голос принца дрогнул и сорвался. Замер на миг: — Наставник, — на сей раз принц справился с голосом; давешние упражнения все же не пропали зря, хоть его высочество и не уделил им должного внимания, — наставник, это так прекрасно!
Эльф вздохнул с облегчением. Если принц прослезился всего лишь от избытка чувств, найдя нечто столь прекрасным, что все прочие способы выражения восторга почел недостаточными, то его наставник может лишь радоваться. Бывает ведь такое. Есть невероятная, подлинная красота, которая властным мановением руки останавливает попытки выразить самое себя, неважно, в слове ли, в звуке, в цвете или в движении… для каждого эта красота — своя, нечто сродное именно тебе, как бы продолжение твоей души в безмерность мирозданья. Когда чувствуешь такое… это любовь. Она поражает, как удар молнии, как выстрел в упор, слезы — единственный доступный нам способ откликнуться. Мы можем плакать — это восхитительное счастье, самый потрясающий из даров, доверенных нам Богинями. Так неужто принц уже научился?
Эльф хотел поинтересоваться, что именно так впечатлило принца, но тот уже вскочил, опрокинув кресло. Книга плясала в его сильных, внезапно ставших непослушными пальцах.
— Наставник, посмотрите… Вот…
— Ваше высочество, вы прочли это в подлиннике? — изумленно переспросил бард.
— Вы сказали, что… я мало занимаюсь… я решил, что вы правы, решил, что буду сам… почему вы должны лишнего трудиться, раз это я — лентяй? Я решил сам, дополнительно… сначала ничего не выходило толком… а потом… Вот эти несколько строк… до меня вдруг дошло, как это… каково это… Вы всегда говорили, что гномы были великие мастера стихосложения, наставник, что ни эльфы, ни люди им и в подметки… но я никогда не думал, что это будет… так… это же не просто красиво… это… у меня слов нет, как это все…
— А их и нет, ваше высочество, — печально улыбнулся наставник Джарлин. — У гномов они были, а у нас, грешных… Светлыми Богинями вместо слов нам дарованы слезы. Мы можем читать, восхищаться и плакать.
— Как жаль, что я так поздно родился! — воскликнул принц Ильтар. — Вот бы на лет семьсот раньше!
— Я непрестанно вздыхаю о том же самом, ваше высочество. Но Богу и Богиням виднее, кто и когда должен был родиться.
Принц полуприкрыл глаза и прошептал полюбившиеся строки.
— Я и не подозревал, ваше высочество, что вы окажетесь способны так быстро продвинуться в изучении верхнегномьего, да еще и научитесь так остро и тонко чувствовать, — почти благоговейно молвил эльф. — Впрочем, в последнем ко мне на помощь пришли не только Богини — величайший из ведомых нам гномьих поэтов приложил к этому благородному делу свой ослепительный молот!
— Как стемнеет, приходи сегодня на сеновал, — подмигнув, заявила Линнэ, дочь кузнеца Грейфа, ловко проскальзывая в отведенную Карвену комнату.
— Что? — удивился он.
— Ты туповатый или просто глухой? — фыркнула девушка. — Когда стемнеет, приходи на сеновал! Может, ты еще и зачем я тебя зову, не знаешь?
— Не приду, — оправившись от растерянности и смущения, покачал головой Карвен.
— Что значит — не приду? — возмутилась девушка. — Почему это?
— Я у твоего отца работаю. Как я могу с дочерью хозяина путаться?
— Да не бойся ты! — фыркнула Линнэ. — Никто ничего не узнает. Можешь мне поверить. Не в первый раз.
— А я и не боюсь, но… Все равно не приду, — упрямо пробурчал Карвен.
— Да что ты, как теленок, «му» да «му»! Тебе говорят — приходи, значит, приходи. Нравишься ты мне, понятно?
