Верховный маг империи - Удовиченко Диана Донатовна (версия книг .txt) 📗
Чем дальше я шел, тем крепче становилась убежденность: Падерика здесь нет. Но я не сдавался, обыскивая комнату за комнатой. Толкнув последнюю дверь и увернувшись от огненного шара, который с треском разбился о каменную стену, я обнаружил в комнате жилицу. Юная черноволосая девушка, худенькая и бледная до прозрачности, забилась в угол и смотрела на меня огромными зелеными глазами, в которых плескался ужас. На ней было какое-то мешковатое рубище, ободранное и грязное. Руки девушка прижала к груди, словно пытаясь защитить ими свое полудетское, изможденное тело. От неожиданности я не нашел ничего умнее, чем спросить:
– Ты кто?
Девушка разжала запекшиеся губы и еле слышно прошелестела:
– Агнита…
– Агнита… не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, – успокаивающе заговорил я, медленно подходя ближе. – Что ты здесь делаешь? Работаешь прислугой в храме?
Из коридора, усиленные гулким эхом, раздались пьяные вопли толпы. Девчонка задрожала и еще сильнее съежилась в холодном углу, превратившись в трясущийся комочек и напоминая избитого щенка.
– Не бойся, – повторил я. – Пойдем отсюда, тебе никто не причинит зла. Я выведу тебя из храма.
Из широко распахнутых глаз покатились слезы. Я протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги, но девушка дернулась, словно ожидая удара, и я услышал металлическое звяканье. Только тут заметил, что от ее ноги тянется толстая цепь, один конец которой прикреплен к вбитому в стену кольцу.
– Понятно… – процедил я сквозь зубы, – понятно…
Сердце сжималось в тугой ком болезненной жалости и клокочущей ненависти. Горло стиснул спазм гнева.
– Лейтенант! – в комнату заглянул Лютый. – Я тебя везде ищу. А это кто? – удивленно уставился он на девушку.
– Да вот, как я полагаю, наложница Падерика, – проскрежетал я, примериваясь, как бы половчее разорвать оковы, не напугав и без того трясущуюся девчонку.
– Не надо… – прошептала она, – Великий отец меня накажет…
– Нет здесь твоего великого отца, – сдавленным от злобы голосом проговорил я, соображая, не стоит ли шарахнуть по металлу Железным кулаком, или сразу уже Молотом Дадды.
– Он здесь! – голосок девушки сорвался от страха.
Я даже забыл, что собирался сделать. Ошарашенно посмотрел на узницу, потом присел на корточки и как можно ласковее спросил:
– Где он, моя хорошая? Ты знаешь, где спрятался Великий отец?
– Нет, нет, он опять будет меня бить! – зарыдала она.
– Не будет. Мы не дадим тебя в обиду. Ты только скажи, где он.
– Он отпустил всех жрецов и работников… потом пошел в потайное святилище. Я знаю, где это. Он часто меня там запирал… там очень страшно… там живут… живут…
– Хорошо-хорошо, не говори, коли тяжело. Сам разберусь, кто там живет, – заторопился я, боясь, что несчастная впадет в истерику либо погрузится в обморок, прежде чем расскажет о местонахождении этого самого святилища.
– Оно… – девушка чуть приподнялась с пола и зашептала мне на ухо.
– Понял… – отрывисто произносил я, – понял… хорошо… спасибо, милая. Ничего не бойся, поняла?
– Что? Нашли Падерика? – в комнату вошел Вадиус. – Там наши горе-бунтовщики, похоже, решили заночевать в храме. Вытащили из подвала бочки с вином, старку, закуску – и веселятся в ритуальном зале и во дворе. Мы решили… – Он осекся и подслеповато сощурился. – Что это за дитя?
– Вот, поручаю это самое дитя вам, – нашелся я. – Ее нужно освободить и…
– Агнита? – прервал меня хриплый, полный муки голос. – Агнита, девочка, это ты?
На пороге стоял Валид Дейн. Его побелевшие губы сжались в нитку, на лице ходили желваки, смуглая кожа скул посерела. Он неотрывно смотрел на девушку. Потом вдруг, рванув с плеч холщовую куртку, одним прыжком преодолел клетушку и склонился над пленницей.
– Это младшая сестренка моей Мариты…
Теперь я был спокоен за девочку, она в надежных руках. Валид перегрызет глотку любому, кто на нее косо посмотрит. Копыл суетился возле цепи, нашептывая слова заклятия, Дейн нежно укутывал свояченицу курткой. Глядя на эту картину, я подумал: а может быть, у них все еще будет хорошо? Может, забота об этой юной девушке заставит Валида забыть грызущую сердце тоску, смягчит его душу, отравленную горем, ненавистью и неизбывной жаждой мести? Наверное, она напоминает ему жену… И быть может, когда-нибудь, спустя годы, когда Агнита станет старше и сумеет забыть пережитой кошмар, эти двое найдут счастье друг в друге? Ведь должно же когда-нибудь случиться что-то доброе в этом дерьмовом мире?!
– Пошли, – кивнул я Лютому.
Тот молча вышел вслед за мной. Из большого зала доносились хмельные крики и звуки залихватских песен. Мы вернулись назад, к тому месту, где широкий коридор переходил в развилку. Я направился к тупику. Здесь было темно, узкий короткий коридор ничем не освещался. Но нам с Омом этого и не требовалось. Я подошел к глухой стене и принялся ощупывать шероховатую поверхность камня. Можно было, конечно, пройти сквозь него, но тогда я остался бы без поддержки Лютого. А судя по рассказу девушки о водившихся в святилище сущностях, этого делать не следовало. Агнита сказала, что Падерик на что-то нажимал, произносил заклятие, и в стене появлялась дверь. Слов она, конечно, не знала, но я надеялся, что сумею воздействовать на тайник по-другому. Никаких рычагов я не нашел, и, разозлившись, хлестнул по камню потоком Темной воды. Помогло. Камень стал истончаться, стекая вниз, словно тающий лед. Я хотел было добить его Молотом Дадды, но Лютый, насторожившись, поднес палец к губам. Затем указал на стену, мол, не шуми, а послушай. За стеной звучали чьи-то голоса. Их было два. Один – дрожащий, визгливый, жалобный – принадлежал Падерику, его я сразу узнал. Великий отец, судя по интонациям, оправдывался в несвойственной ему подобострастной манере. А вот второй… Низкий и гулкий, но не сочный, каким обычно бывает бас человека, а холодный, не выражающий никаких чувств. Каждое произнесенное им слово тяжелым камнем падало на душу, рождая в ней какой-то первобытный, древний, безотчетный ужас. Этот голос не принадлежал человеку. Так могли бы говорить стены могильного склепа, обрети они дар речи. Так могла звучать песнь чумы, унесшей тысячи жизней. Так могла говорить сама смерть. Нет, даже в смерти больше тепла, чем в существе, чей голос звучал из-за стены.
– Ты обманул меня.
– Нет! Нет! – верещал Падерик.
– Я дал тебе возможность приобрести власть, деньги, поклонение людей. Но ты не выполнил свою часть договора.
– Я выполню…
– Уже нет. От тебя требовалось всего-то убить в людях веру в Луга. Но ты не справился.
– Простите меня, умоляю!
– Ты помнишь, какова расплата за нарушение договора?
Великий отец застонал:
– Не делайте этого, прошу! Хотите, я отдам вам свою рабыню?
– На что она мне? Ты сам мой раб, жалкий червяк! И будешь им вечно.
– Десять, сто жизней в обмен на мою! Тысячу!
– Ты, кажется, смеешь торговаться?
– Десять тысяч! Пощадите!
Мы с Лютым переглянулись. Так, чего доброго, жирный подонок подарит монстру всю империю вместе с потрохами! Пришла пора вмешаться в милую беседу. Кем бы ни был обладатель жуткого голоса, у нас найдется, чем его угостить. А потом и со жрецом разберемся. Ом сделал пару шагов назад, вскинул арбалет и кивнул. Я двинул по остаткам стены Железным кулаком. Истончившийся камень осыпался, и сквозь облако медленно оседающей пыли мы увидели невероятную картину.
Он был огромен и занимал собой все пространство узкого каменного мешка, который представляло собой тайное святилище. Увенчанная полумесяцами рогов голова упиралась в высокий потолок. Лицо… или нет, скорее, морда напоминала драконью, только была менее вытянутой. Из широких вывернутых ноздрей при выдохе извергался зловонный красный пар. Глаза цвета расплавленного золота не имели ни белка, ни радужки – лишь черные полосы вертикальных зрачков. Обнаженное тело цвета черного дерева, с прикрытыми набедренной повязкой могучими чреслами, бугрилось мощными мускулами. За спиной чудища я разглядел кожистый плащ сложенных крыльев. Изумленно рассматривая гиганта, я не к месту вспомнил Дрианна – не того угрюмого некроманта, каким он стал, а простодушного мальчишку, радующегося чудесам окружающего мира. Наверняка сейчас бы он восхищенно прошептал: «Какой красивый!» И, пожалуй, я бы с ним согласился. Существо было поистине великолепно в своей древней мощи. Это была красота разрушения, совершенство ужаса, первозданность смерти…
