Дым небес - Головачев Сергей (читать книги без TXT) 📗

– Нет, – коротко отвечает Мария.

– А про тебя говорят, что ты чуть ли не трахаешься со всеми на могилах.

– Я слышала, что про меня говорят. Поэтому и избавила себя от общения со всеми, чтобы этого не слышать.

Мара демонстративно ускоряет шаг. Эмма догоняет её.

– Мара, извини, я не хотела тебя обидеть. Просто я хотела о тебе больше узнать. Ведь о готах всякое болтают… и что у них постоянная депрессия…

– Сейчас у всех великая депрессия, – недовольно отвечает Мария.

– Ну, это точно, – соглашается Эмма, останавливаясь возле табачного киоска, – подожди секунду.

Наклонившись к окошку, она требует:

– Пачку Давидова.

– А тебе 18 есть? – спрашивает киоскёрша.

– А чё, я так молодо выгляжу? Женщина, вы что? Я школу уже давно закончила. И на сигареты, по крайней мере, могу себе заработать.

На тарелочке в окошке без дальнейших разговоров появляется пачка сигарет. Эмма тут же раскрывает её, вынимает сигарету, щёлкает зажигалкой и закуривает. Они идут дальше.

– А у тебя из-за чего депрессия? – продолжает Эмма прерванный разговор. – Тоже из-за любви?

– Скорей, из-за её отсутствия. Из-за того, что я никому не нужна! – резко отвечает Мара.

– Как это никому не нужна? А родителям?

– Отец бросил меня, когда мне было полгода, и с тех пор ни разу не заявился. А мать с тех пор бухает по-чёрному. И на меня ноль внимания, как будто я ей неродная. И зачем она меня только рожала? Тем более, что я её не просила.

– А как же… всё это? – кивает Эмма на дорогостоящее готическое обмундирование Мары-Марии.

– Это всё бабушка. Она единственная, кто ни в чём мне не отказывает.

Они сворачивают на улицу Столетова, деревенскую улочку, до сих пор ещё незаасфальтированную, на которой старые хибары за покосившимися деревянными оградами соседствуют с крутыми особняками за высокими кирпичными заборами.

– А мне нравится твой готический стиль. Тебе, кстати, очень идёт быть готкой, – переводит Эмма тему.

– Во-первых, не готкой, а готессой, – покоробившись, поправляет её Мара-Мария. Её всегда коробит, когда она слышит слово «готка» в свой адрес. – А, во-вторых, разве по мне не видно, что я чёрное чмо, и все, кому не лень, только и делают, что называют меня чёрным чмо?

– Просто тебя никто не понимает.

– Это точно. Со мной ведь никто и не дружит, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг. Мне ни с кем неинтересно. Все такие тупые… Я не про тебя, – спохватывается она.

Эмма неожиданно прерывает её:

– А хочешь, я буду твоей подругой?

Мария благодарно кивает. В левом глазу её неожиданно вспыхивает слезинка. Она тут же вытирает её рукой. Готессам непозволительно плакать, в отличие от эмочек. Эмма замечает характерное движение рукой и улыбается.

– Жаль, что со мной нет моего розового платочка.

– Да это мне так …что-то…

– А знаешь, – предлагает Эмма, – если хочешь… я могу с тобой туда пойти.

– Нет, – останавливается Мара-Мария. – Тебе туда нельзя. Что скажут твои родители?

– Отец ничего не скажет. Потому что у меня его тоже нет. А мать пашет в две смены. Ей тоже не до меня. Ей лишь бы денег заработать.

– Нет. Тебе лучше вернуться. Я не могу взять на себя ответственность за тебя. Там не всё так просто.

– Но мы ведь…как бы уже подруги, – намекает Эмма. – Возьми меня с собой. Мара, ну, пожалуйста.

– Только не сегодня.

– Почему?

– Сегодня Вальпургиева ночь. И на горе будет полно народу.

– Вот и хорошо. Когда много людей, не будет так страшно.

– Наоборот. Чем больше людей – тем страшней. Ты же не знаешь, что это за люди. Среди них много тёмных.

– Но ты же сама к ним относишься.

– Я – другое дело. А новичкам туда сегодня лучше не соваться.

Улочка пошла под уклон, дома поползли вниз, – и вот уже с улицы видна зелёная верхушка Девичьей горы и пять вышек, выкрашенных в красно-белые цвета: четыре по бокам и пятая, самая высокая – в центре. Издали кажется, что они служат опорой для огромной воздушной пирамиды, чьи стены проницают.

– Да мы уже почти пришли. Вон уже Девичья видна.

– Нет, не упрашивай.

– Если хочешь знать, – обижается Эмма, – я и сама могу туда пойти… да одна боюсь.

– Ну, ладно, – соглашается Мара, – идём. Но если Девичья тебя не примет, пойдёшь домой сама. Обещаешь?

– Обещаю. А что значит, не примет?

– Скоро узнаешь.

Мара-Мария усмехается своей коронной готической ухмылкой, выдыхая беззвучное «ха-ха».

На Девичьей всё не так, как везде

Спускаясь к яру, Эмма и Мара проходят мимо заброшенного, полуразвалившегося дома.

– Здесь давно уже никто не живёт, – констатирует Мара.

На соседнем участке, непосредственно примыкающем к яру, возводится новый дом. Пожилой каменщик, выглядывая из проёма второго этажа, провожает их странным взглядом.

– И зачем люди строятся здесь? – удивляется Эмма.

– Они скоро или умрут от рака или сойдут с ума, – замечает Мара.

Неприметная тропинка, петляющая между завалами строительного мусора, приводит их в низину, заросшую высокой травой. Здесь над ними ещё сияет солнце. Взглянув на него, девушки решительно направляются к зловещему месту. Пожилой каменщик, провожая их взглядом, замечает, как тень Девичьей Горы, двигаясь навстречу девушкам, тотчас накрывает их, как будто проглатывая две добровольные жертвы.

Ступив на Девичью Гору, Эмма и Готика словно попадают во мрак, настолько густыми оказываются кроны деревьев, нависшие над ними.

Склон горы в этом месте довольно крутой. Чтобы не соскользнуть вниз, им то и дело приходится хвататься за ветки кустарников. Метров через двадцать возле поваленного на землю граба они делают передышку. Мощные корни, выдернутые из земли, нависают над ними, как щупальца осьминога.

– А вон ещё одно, – кивает Эмма на другое, вывернутое с корнем мертвое дерево, – и вон… Почему здесь так много поваленных деревьев?

– Они бегут с Горы……– тяжело дыша, отвечает Мара.

– Бегут? – расширяются глаза у Эммы.

– Ну да. Вырывают себя с корнем и бегут отсюда. Двигаются они в основном ночью, чтобы никто не видел.

– Как это двигаются?

Мара обходит корни лежащего на земле граба.

– С помощью корней. Этого граба, например, раньше тут никогда не было, на этой тропинке. Я-то ведь здесь постоянно хожу и знаю.

– Зачем они это делают?

– Они просто не выдерживают.

– Что… не выдерживают?

– Понимаешь, – вздыхает Мара, – на Горе иногда творится такое…что не всегда понимаешь. Здесь тобой овладевает иногда просто неизъяснимый беспричинный страх. Страх животный. Боязнь всего и вся. Каждой травинки. Каждого кустика. Всё, что попадёт в поле твоего зрения. Будь то кошка или собака. Но больше всего на Девичьей надо бояться людей. Никогда не знаешь, что может быть у них на уме.

– Ты что специально меня пугаешь?

– Просто я через это уже прошла. На Девичьей всё не так, как везде. Слышишь, как здесь тихо?

– Да, – тихо отвечает Эмма и замечает, что, действительно, вокруг стоит невероятная тишина. Ни один листик на деревьях не шелохнется.

– Здесь всё имеет иное значение, – продолжает Мара.

– Как это? – поднимает брови Эмма.

Она идёт следом за Марой.

– Ну всё, что в другом месте ты не замечаешь… чему не придаёшь значения… здесь приобретает иной смысл. Каждый шорох, каждый звук… – Мара понижает голос до шёпота, – что-то значит.

Её вдруг всю передёргивает:

– Как мне тут хол-л-лодно…

– Здесь же не холодно! Чего ты? – удивляется Эмма.

– Не знаю. Мне на Девичьей всегда холодно.

– Поэтому ты и в пальто?

Откуда-то сверху раздаётся оглушительный стук.

– Что это? – испуганно спрашивает Эмма.

– Дятел. Вон… видишь.

Дятел вновь оглушительно стучит по сухой мёртвой осине.

– И что это значит? – спрашивает Эмма. – Он ведь… не просто так стучит?

– Нет. Это он предупреждает… Что мы с тобой вдвоём заходим на гору…