Академия темных властелинов - Мамаева Надежда (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
В хорошей постановке за репликой должно идти действие. Так, например, за восклицанием: «Бедный Йорик!» — лобзание черепа из папье-маше, после легендарного: «К нам едет ревизор!» — тараканьи бега и уничтожение двойной бухгалтерии, в индийском фильме за ритуальной фразой: «Ты моя сестра, у тебя такая же родинка на щеке…» — танец всех со слоном, или на слоне, или вместо слона…
Я решила последовать заветам Станиславского, Эйзенштейна и Хичкока, посему медленно откинула одеяло и начала вставать, демонстрируя всем своим видом согласие с уготованной мне участью.
— Поживее! — поторопила маман.
А я, когда начала вставать, поняла, что все же сумею вытянуть роль обморочной барышни, может, даже на Оскар: перед глазами замельтешили черные точки, а голова натурально закружилась. Но упорство — мое второе имя. Правда, бабка Софа называла эту черту характера упертостью, когда со мной проще либо согласиться, либо пришибить. Я сделала еще шаг в лучших традициях осла, которому если что втемяшится в голову, то фиг перешибешь. Даже лопатой промеж ушей.
Зато перед взором стало уже совсем черно, и я полетела навстречу половицам, радостно поприветствовавшим меня гулким стуком.
Последнее, что услышала перед тем, как сознание окончательно померкло, была фраза родительницы: «Напоите ее тонизирующим зельем, чтобы не умерла по дороге».
Пришла в себя оттого, что меня тащили. Шустро и особо не церемонясь. С обеих сторон под мышки держали два дюжих то ли санитара, то ли вышибалы, что иногда одно и то же.
— Ик! — приветственно выдала я.
На мне скрестились сразу два суровых взгляда.
— Молчу-молчу, — заверила я, пожимая плечами.
Хотя, когда тебя тащат на манер пропойцы, так что ноги волочатся по полу, это сделать весьма проблематично. О том, что я и сама уже в состоянии переставлять ходилки, не стоило и заикаться.
Может, этим архаровцам нравится тяжести вот так тягать? Тогда не буду лишать их возможности приятно провести время.
Я же с интересом туриста, впервые попавшего в Лувр, начала вертеть головой. Впереди маячила спина, как я понимаю, родительницы, бодро цокающей по гулкому коридору. Последний, к слову, достаточно широкий и не обшарпанный. Не чета моей «палате». На стенах красовались и парадные портреты солидных джентльменов в сюртуках, и камерные — в домашних шлафроках.
От созерцания одежды на картинах перешла к наряду собственному. Меня переодели. И, судя по всему, не родительница — она бы наверняка подавилась своим презрением и гордыней, натягивая на непутевую дщерь платье. Скорее всего облачила меня та лекарка, которую я видела ночью.
Темно-зеленое поплиновое платье в мелкий рубчик с глухим воротом, застегнутое кое-как. По ощущениям, на мне сейчас наличествовали еще и пара юбок с панталонами. Башмаки так и норовили слететь с ног, а смоляная прядь, выбившаяся из косы, перекинутой через мое правое плечо, постоянно падала на лоб.
Впереди показалась дверь. Маман решительно ее распахнула, и по глазам резанул яркий солнечный свет.
Мой почетный эскорт, не сбавляя шага, ринулся в проем, который был явно уже, чем эти два бугая вместе, что уж говорить о довеске в виде моей скромной персоны.
На мгновение я почувствовала себя в родной стихии переполненного метро в час пик, и вот меня уже грузят в экипаж. Учтиво, как воришку средней руки — в каталажку.
Следом в карету забралась родительница и крикнула:
— В обитель Святой Азазеллы!
— Энто в дом скорби, что ли? — уточнил возница прокуренным до печенок голосом.
— Если понял, что переспрашиваешь, дурень? — гаркнула маман.
— Дык того, уточнить, шоб, значится, накладочек не было.
— Пошевеливайся! — полетело из окошка чересчур дотошному местному «водиле».
Колеса заскрипели, меся дворовую грязь, а я поняла: вот он, мой единственный шанс.
— Чего смотришь на меня своими бесстыжими глазами?.. — только и успела сказать матушка.
Карету тряхнуло на очередной выбоине. Я полетела вперед, выставляя локоть. Сил у меня, недокоматозницы, было не больше, чем у кутенка, зато острый локоть, помноженный на массу тела и толчок от ухаба, сделал свое дело. Маман подавилась криком и засипела, ощущая все прелести удушья.
Когда мы учились в школе, нам повезло с обэжешником. А вот ему с нами — не очень. Класс, в котором двадцать три девчонки и четыре пацана. А учитель — человек военный, хоть и в отставке. Ему нам про самооборону вещать, про поведение с террористом, про то, как вести задушевные беседы с маньяком, реши тот напасть, про первую помощь. А мы — двадцать три языкатые заразы. На одном из уроков, помню, плюнул он и в сердцах сказанул со своим дивным украинским акцентом: «Если вас хотят изнасиловать — спросите, возьмет ли этот злыдень писюкавый вас после сделанного в жинки. Насчет намерений — не факт, что передумает, но пара секунд форы, пока он соображает, у вас будет». На вопрос, а как же приемы самообороны, военрук заявил, что самая лучшая женская самооборона — это быстрые и длинные ноги, которыми надо шустро передвигать в противоположном от нападающего направлении. Но все же под конец урока он тогда расщедрился на демонстрацию: захват кисти и залом под углом. То, что могла при определенной удаче повторить любая из школьниц, наберись она смелости.
Помнится, мы тогда смеялись над Пашкой, который после внедрения одноклассницей Любкой теоретических знаний в жизнь стоял враскоряку, оттопырив руку и краснея. До сего момента этот эпизод мне казался забавным кадром из давнего школьного прошлого. Но вот сейчас я подошла к заплесневевшим знаниям с серьезностью Шлимана, раскопавшего-таки одну из стен Трои. А еще — с верой, что все должно получиться.
Обхватила рукой большой палец маман, резко дернула и выгнула назад.
Глаза противницы округлились, зрачки моментально расширились от боли, но крикнуть она не могла: не позволяло сдавленное горло.
Усилила натиск, наблюдая, как лицо напротив из пунцового становится бледным, а потом и вовсе чуть синеватым.
Убрала локоть и освободившейся рукой стянула со своего платья пояс. Кисть из захвата так и не выпустила, справедливо опасаясь, что пока лишь завеса боли не дает родительнице сопротивляться.
Когда вязала узел, стягивая запястья, мои руки ощутимо дрожали. А ведь нужен еще и кляп. Эта полуобморочная скоро оклемается и заголосит на всю карету.
Взгляд зашарил по экипажу, моему платью и одежде матушки в поисках подходящей затычки.
Кружева на шикарном съемном воротнике было жаль: искусная работа. Тонкое, невесомое плетение поражало своей красотой и мастерством рукодельницы, что его плела. Судя по телодвижениям пришедшей в себя маман, ей тоже не понравилось то, что столь изящную вещицу ее туалета использовали по весьма интригующему воображение любителя БДСМ назначению.
Она отчаянно мычала, выражая протест. Но свое время родительница безвозвратно упустила. Оттого ей оставалось жевать кружево, которое было в этом качестве еще и весьма питательным: крахмала прачки не пожалели.
Со связанными руками теперь уже она зыркала на меня злобным взглядом. Я же заприметила холщовую котомку, которая скромно притулилась под скамейкой. То, что надо!
Когда карета остановилась у ворот, я уже была готова. Решительно распахнула дверцу, не дожидаясь возничего, едва увидев, что к экипажу спешит дородная дама в балахоне.
Я лишь склонила голову в знак приветствия, стараясь подражать чопорной леди.
— Лесса Ония! Я так рада, что вы все же решили поместить свою дочь в нашу обитель. Возможно, разум ее уже не спасти, но за душу девушки мы обещаем бороться… — Толстуха скрестила руки на груди, что, наверное, должно было символизировать светлые помыслы и альтруизм по отношению к ближнему.
Я же лишь криво усмехнулась про себя: неприкрытая патока лести и то легче усваивается.
Тем временем то ли монахиня, то ли привратница местной дурки пыталась рассмотреть меня через вуалетку. Предусмотрительно поднятый воротник закрывал нижнюю часть моего лица…
