Сердце Города (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Дальнейшее запомнилось одним долгим, выворачивающим душу кошмаром.
Мирилл узнала о себе много нового. Например, что стащить нужные лекарства из аптеки — раз плюнуть, если двери не заперты. А от вида крови даже блевать не хочется, если её слишком много вокруг. И что инструменты из старого ящичка с чердака можно применять очень несвойственным им способом…
Или что Город может лишить ее собственной воли, когда ему вздумается.
Позже она сидела на террасе с полным шприцом обезболивающего в руке — две смертельные дозы на её возраст и вес — и хотела узнать только одно: почему?
— Потому что я не мог добраться до неё сам, — объяснил он без капли вины в голосе. Мирилл обернулась — и, естественно никого не увидела. — Ты единственная, кто справится с человеком судьбы. Ты особенная, — шепнул он снова из слепой зоны и едва ощутимо прикоснулся к волосам.
— Но почему?
Мирилл казалось, что если ей полоснуть сейчас по горлу или по животу — на порог, дорожку, сад, улицу, набережную хлынет густой, черный, зловонный поток.
— А если бы ты точно знала, что определенный человек уничтожит тебя с вероятностью девять из десяти, как бы ты сама поступила?
— Сбежала бы?
— А если тебе совсем некуда бежать?
Это «совсем некуда» было как удар в солнечное сплетение. Мирилл выронила шприц, хватая ртом воздух — кислый грибной запах осени и глубокой ночи.
— Прости, — вздохнул он.
Мирилл заткнула уши.
— Тебя нет, тебя нет, тебя нет…
И его действительно не было, целый месяц или два. А потом случилась аномальная оттепель посреди зимы, и в саду вдруг свихнулись разом все вишни и яблони — покрылись бледно-розовым цветом, оглушили щекочуще-сладким ароматом… Мирилл всё боялась, что их прихватит мороз, и они погибнут, но обошлось. Цветы осыпались, деревья уснули, и снова выпал снег, а весной — ужасно поздней в том году — сад расцвел снова, наплевав на законы природы.
Так красиво за Мирилл ещё не ухаживали — и, конечно, она простила.
Далеко не все отмеченные Городом были такими же симпатичными, как та безымянная женщина-археолог, чей овдовевший муж до сих пор приходил по воскресеньям в булочную Ханга и покупал один пшеничный, семь злаков, и один ржаной, с мёдом, шамкая бесцветными губами. О, к счастью, гораздо больше попадалось заезжих дьяволов, так, что Мирилл проще было простить ему редкие исключения вроде Дэвида. Город обычно сам старался выводить всякую залётную мерзость, но когда не справлялся — обращался к единственной своей воспитаннице. Особенно ей запомнился один тихий седоватый араб в очках, который очень любил детей — специфически любил. То ли таксист, то ли ночной продавец в супермаркете… Словом, трудноуловимое ничтожество, которое все видят, но никто не замечает. Тогда, после третьего некролога в газете, она сама попросила у Города указать на ублюдка.
Город с удовольствием указал.
Ублюдок очень удивился, когда вместо двенадцатилетнего мальчика загнал в подворотню девицу и услышал не испуганный визг, а лаконичное:
— Вообще-то здесь уже есть один монстр. Я.
После того вечера угрызения совести её не мучили.
Бриджит тоже была из категории тёмных птичек — тёмных в буквальном смысле. Она родилась далеко к западу, в Баие, на берегу океана. О семье она упоминала неохотно. Лишь раз назвала свою мать чудным словом «iyalorishа», с ударением на последний слог, но потом как воды в рот набрала. Мирилл смутно догадывалась, что это нечто жрицы или священницы, но увязать высокий статус с побегом аж на другой континент никак не могла.
— Чёрное это дело, — призналась однажды Бриджит в приступе откровенности. — Я молодая была, глупая… плохие вещи делала. Очень плохие.
— Хуже, чем я?
— Посмейся ещё у меня… Хуже, глупая Белая Девочка.
В своё время в Город она не вошла — ворвалась, раструбив о себе, где только можно. Высокая темнокожая чужестранка в белом тюрбане и дурацком платье, чем-то напоминающем сари, за баснословную сумму сняла помещение бывшего сувенирного магазинчика на Уэрсби, обвешала его жуткими масками, уставила странными идолами и сама уселась в витрине, покуривая сигару.
И всё — ни вывески, ни объявления, ни товаров на продажу. Только слухи о том, что здесь торгуют некими особенными услугами.
«У вас есть какие-нибудь проблемы, мэм? Сэр? А враги есть? А хотите от них избавиться?..»
Сперва новую лавку боязливо обходили стороной. Затем стали заглядывать первые любопытные… Возвращаясь по вечерам из пекарни кружной дорогой, Мирилл частенько видела у порога Бриджит испуганных женщин или хихикающих смущённых школьниц. Поначалу ничего страшного не происходило, а потом — словно дёрнул кто-то за нитку, разматывая колючий клубок.
Одна свалилась с лихорадкой.
Второй врезался в фонарный столб.
Третий уснул и не просыпался до тех пор, пока не вмешался сам Город.
Четвёртая внезапно пришла в ярость в школе и до полусмерти избила учителя.
Пятая… пятая сгорела заживо в собственном доме.
В ночь пожара Мирилл скрутил приступ жутчайшей тошноты. Было не только физически плохо, но и тоскливо до одури; то и дело мерещилось, что из открытого крана хлещет кровь, а из раковины торчит костлявый палец с загнутым ногтём и размеренно скребёт белую эмаль. Погода за окном менялась каждые полчаса — то дождь хлещет, то град, то полная тишина и удушье. И когда тихий голос попросил Мирилл: «Убери это, пожалуйста», — то она даже не стала спрашивать, что убрать. Влезла в толстовку, накинула капюшон, вытащила из подсобки топор, оставшийся от пожарного набора, и отправилась на Уэрсби.
По улице Мирилл тащилась с непередаваемым чувством, что в её старый, уютный дом забралась толпа малолетних панков, превратила книжные полки в туалет и утёрлась вышитыми салфетками. Кошки, видимо, придерживались такого же мнения и отправили с хозяйкой отряд телохранительниц. Самая старая, пёстрый матриарх с рваным ухом, вышагивала у самых ног, пригибаясь к земле и урча в голос. Тучи подтягивались за Мирилл со всех кварталов, и когда она подошла к Уэрсби, то над лавкой Бриджит уже висела непроницаемая мгла в синеватых капиллярах электрических разрядов.
Дверь под ударами топора слетела с петель за полторы минуты.
Бриджит, кажется, в это время проводила какой-то ритуал. Мирилл не стала разбираться — одним ударом смела статуэтки, маски и курильницы на пол. Кошки ворвались следом и с утробным воем растащили окровавленные фрагменты уже неопределимого жертвенного зверька по углам, за пределы очерченного водой круга.
Бриджит выставила перед собой руку с куклой-амулетом, и Мирилл молча ударила по ней с ноги. Кукла разлетелась на глиняные осколки; мгла над домом наконец-то разродилась электрическим разрядом, а следом — оглушительным громом.
— Й-й-а-а-а… — залепетала Бриджит, отползая на заднице к стенке. — Й-а-а-а…
— Как же вы все меня достали, — доверительно сообщила Мирилл и перехватила топор поудобнее. — Да-а, тяжёлая ночка будет, — вздохнула она и откинула капюшон, чтоб не мешался.
И тут Бриджит закричала.
За всю свою недолгую, но весьма насыщенную жизнь Мирилл ещё ни разу не слышала, чтобы кто-то орал с таким ужасом. Так, словно вместо неё, двадцатилетней девчонки — «Ну, двадцатилетней девчонки с топором, будем справедливы», — мысленно поправляла себя она на этом моменте — Бриджит видела нечто объективно невозможное в этом мире, даже не оживший кошмар, а расплату. От крика уголки рта у неё растрескались до крови, а глаза едва не вылезли из орбит. На полу стремительно растекалось мокрое пятно…
А в зрачках Бриджит не отражалось ничего — кроме пустой комнаты с множеством кошек.
Мирилл стало не по себе.
— Эй… — негромко позвала она, но Бриджит, расцарапывавшая собственное горло ногтями, уже её не слышала. — Кого ты видишь?
Вопрос стал той самой последней соломинкой из притчи про верблюда.
Бриджит осела на пол, закатывая глаза. Из уголка рта у неё стекала розоватая пена.
