Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
– Места надо знать, – усмехнулся Сен-Валье и поправил раззолоченную перевязь, поддерживающую тяжелый рыцарский меч. Благородный Бернар был одет скромнее барона, но разве что самую малость – его пелиссон украшал мех куницы.
– А где находятся эти места? – не отставал от приятеля настырный Картенель.
– В Биармии, – буркнул озабоченный Сен-Валье.
– А Биармия где находится? – рассердился на скрытного друга Годемар.
– В Гиперборее, – дал исчерпывающий ответ Бернар.
Выругаться Картенель не успел. Роберт Фландрский предоставил слово старейшему среди вождей графу Тулузскому. Сен-Жилль говорил долго, напыщенно и столь витиевато, что до большинства присутствующих смысл его речи не дошел. Роберт Фландрский пояснил баронам и рыцарям, что благородный Раймунд считает бремя королевской власти слишком тяжелым для своих плеч и полагает, что Святой Землей должна управлять церковь в лице своего достойного представителя Арнульфа де Роола. Вздох разочарования пронесся по залу. Предложение графа Тулузского показалось баронам и рыцарям, по меньшей мере, странным, и их мнение не замедлил выразить Глеб де Руси, поднявшийся со своего места.
– Если святые отцы считают Арнульфа де Роола достойным занять патриарший престол, то с моей стороны возражений не будет. Но благородный Раймунд, видимо, запамятовал, что большинство городов Палестины еще находятся в руках сарацин, да и халиф Каира вряд ли смириться с потерей Иерусалима. Бог поможет нам, благородные шевалье, но только в том случае если мы сами позаботимся о себе. И уж если граф Тулузский публично отказался возложить на свою голову королевский венец, то государем Иерусалимского королевства вполне может стать либо благородный Танкред, либо благородный Готфрид. Вам решать, шевалье, я же отдаю свой голос Танкреду. Он хоть и молод, но уже успел проявить себя на поле брани и в совете.
Граф Гильом Серданский попытался спасти положение, он заявил, что его дядю просто не так поняли. Что благородный Раймунд безусловно согласится с любым решением Высокого Собрания, включая и избрание его Иерусалимским королем. Увы, рассерженные рыцари не стали слушать провансальцев, и голосование началось раньше, чем растерявшийся Роберт Фландрский успел вставить свое веское слово. Большинство баронов высказались в пользу Готфрида Бульонского, их поддержали дружным ором из задних рядов рыцари. И напрасно герцог Нормандский взывал к благоразумию и указывал дланью на Арнульфа де Роола, его голос просто утонул в поднявшемся шуме. Надо сказать, что противников у Готфрида Бульонского было немногим меньше, чем сторонников, а потому спор, вспыхнувший под сводами древнего храма, вполне мог обернуться кровавой сварой между победителями. Видимо, Бульонский это понял, а потому и поспешил утихомирить страсти:
– Я не могу носить королевский венец там, где Христос носил венец терновый. Но если благородные шевалье настаивают, я готов взвалить на себя бремя Защитника Гроба Господня и возглавить крестоносное воинство в Палестине, дабы навсегда очистить Святую Землю от неверных.
К удивлению многих, Готфрида поддержал Танкред, он первым преклонил колено перед новым государем и произнес слова присяги раньше, чем ему смогли помешать. Примеру нурмана тут же последовали лотарингские бароны, уже и без того связанные линьяжем с Бульонским. Раймунду Тулузскому не оставалось ничего другого, как признать собственное поражение. Впрочем, от принесения клятвы он уклонился, мотивируя это тем, что уже присягнул басилевсу Алексею, истинному сюзерену этой земли. Сен-Жиллю пришлось утешиться тем, что его выдвиженец Арнульф де Роол был утвержден местоблюстителем патриаршего престола до особого распоряжения папы Пасхалия Второго.
Шевалье де Картенель не собирался упиваться горечью поражения вместе со своим бывшим сюзереном, благо успел принести оммаж сюзерену новому, а потому увязался вслед за Бернаром де Сен-Валье и его роскошными куницами.
– Будет тебе мех, – крякнул рассерженным селезнем Бернар. – Дай только словом перемолвится с купцом Корчагой.
Во дворце барона де Руси, который еще совсем недавно принадлежал то ли сельджукскому беку, то ли арабскому купцу, царила полная неразбериха. Собственно дворцом это нагромождение зданий, построенных в разное время и в разных стилях, можно было назвать только условно. Благородный Глеб, как успел выяснить Картенель, не собирался надолго задерживаться в Иерусалиме и готовился к возвращению в Антиохию, где под его началом уже находились несколько городков и полдесятка хорошо укрепленных замков. Благородный Бернар пока что пребывал в раздумьях – то ли ему последовать за бароном в Антиохию, то ли остаться здесь, в Иерусалиме, вместе с Венцелином фон Рюстовым, благо места в захваченной усадьбе хватило бы на десяток рыцарей вместе с их сержантами.
– А конюшни ты видел? – поднял палец к потолку, расписанному яркими узорами, Бернар. – Говорят, их построили еще во времена императора Константина. Знать бы еще, кто это такой.
К сожалению, благородный Годемар из всех византийских императоров знал только Алексея Комнина, да и пришел он в чужую усадьбу вовсе не за тем, чтобы любоваться конюшней.
– Правильно, – вспомнил Бернар. – Я же обещал познакомить тебя с Корчагой.
– И с благородной дамой тоже.
Картенель в данном случае исходил из очень простого посыла: как бы там себя не называл Готфрид Бульонский, защитником или королем, ему очень скоро понадобится горностаевая мантия и жена, лучше всего царских кровей.
– Здраво рассудил, – одобрил его мысль купец, одетый на византийский манер, но светловолосый и с голубыми глазами. Этот человек, уже перешагнувший, видимо, пятидесятилетний рубеж, но еще достаточно крепкий, чтобы мотаться по миру, и был тем самым Корчагой, о котором ему говорил Бернар. – Будут тебе горностаи.
О благородной Марьице Картенель тоже худого слова не сказал бы, хотя видел ее всего мгновение, когда дочь северного дюка, чем-то, видимо, сильно расстроенная, прошла мимо благородных шевалье, сдвинув у переносья брови. На их поклон она ответила, чуть заметным кивком и даже ускорила шаги, дабы избежать вопроса, уже готового сорвать с уст Бернара.
– Поссорились, – подтвердил подозрения Сен-Валье печенег Алдар. – Княгиня получила с родины худые вести.
С благородным Алдаром Картенелю прежде сталкиваться не приходилось, но он с первого взгляда оценил стать печенега и ширину его плеч. Судя по всему, этот человек обладал немалой силой и незаурядным умом, недаром же барон де Руси назначил его сенешалем своего лучшего замка. Годемар собрался было уточнить, с кем поссорилась своенравная Марьица, но, взглянув на Венцелина фон Рюстова, с мрачным видом сидевшего за накрытым столом, счел свой вопрос неуместным. Благородный Глеб широким жестом пригласил гостя к ужину. Картенель приглашение принял охотно, расположившись на лавке между Бернаром и Этьеном де Гранье, с которым был знаком еще с начала похода.
– Как здоровье твоей супруги, благородный Этьен? – полюбопытствовал вежливый Годемар.
– Она поправилась, – добродушно улыбнулся соседу Гранье. – Мы решили вернуться во Францию, как только наш сын достаточно окрепнет для долгого путешествия.
– Завидую, – кивнул Картенель. – А мне возвращаться некуда, придется устраиваться здесь.
– Ты слышал, что Боэмунд Тарентский выгнал провансальцев из Антиохии, отобрав у них дворец и приворотную башню? – спросил Этьен.
– Быть того не может! – ахнул Картенель.
– Нурман – человек суровый, – усмехнулся Бернар. – Зачем ему чужаки в городе, который он считает своим.
– Граф Тулузский ему этого не простит.
– Сен-Жиллю раньше надо было думать, – с неожиданной для себя рассудительностью заметил Сен-Валье. – Мой тебе совет, Годемар, поменяй сюзерена, иначе так и будешь ходить в вечных неудачниках.
Положим, Картенель это уже сделал, с выгодой для себя продав секреты благородного Раймунда, но вслух об этом он заявлять не стал, пообещал лишь Бернару хорошо подумать.