Идем же, смертный, поищем ее душу - Ши Майкл (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
– Ну, если такое кому и под силу, так только тебе. Хотя, по правде говоря, в это как-то трудно поверить. Что же, выходит, Проводник Душ впускает и выпускает смертных в свои ворота, как обыкновенный привратник?
Этого было достаточно – Ниффт выпрямился, глаза его загорелись, и он принялся рассказывать.
– Ну вот, теперь мне уже легче продолжать. Я ведь чувствовал, как ты колеблешься, не зная, как реагировать. Я боялся, что ты ответишь насмешкой и разозлишь меня, а тогда дело могло бы дойти и до драки. С тех самых пор, как мы оказались на болоте, я все думаю о том приключении. Понимаешь, Барнар, никаких ворот там нет. Туда попадают сквозь дыру во времени. Для этого надо подобраться как можно ближе к умирающему и, когда он начнет испускать Дух, прошептать заклинание, которое позволит проникнуть внутрь смерти. И тогда можно увидеть Проводника Душ и Исторгателя, которые приходят за покойником. А все, кто будет толпиться у смертного ложа, покажутся неподвижными, словно статуи. Для них смерть происходит мгновенно, а тот, кто с помощью заклинания пройдет сквозь время, обнаружит за ним другое Время, где мертвые продолжают жить.
Барнар открыл было рот, точно желая спросить о чем-то, но, перехватив отрешенный взгляд друга, передумал. Ниффт и так готов рассказать всю историю от начала до конца, и перебивать его ни к чему. Чилит уселся поудобнее и приготовился слушать. Ни на мгновение не забывая о враждебном присутствии болота, он предвкушал занимательный рассказ, хитро улыбаясь в усы.
– Но это лишь начало, Барнар, самое начало. Только того, кто рискнет схватиться с Приспешником Проводника и сумеет одолеть его, Проводник возьмет с собой в царство мертвых. Он поможет отыскать любую душу, в каком бы уголке обители смерти она ни скрывалась. А если повезет, то он же и выведет отважного назад…
II
Халдар и я пересекали широкую степь, когда ночь застала нас в пути – прямо как сегодня. А надо знать, что в тех местах полным-полно волков, да не четвероногих собирателей падали, которые водятся среди холмов, а настоящих матерых людоедов ростом с жеребца-двухлетка.
Чтобы они не увязались за нами следом, мы с самого утра гнали коней хорошим галопом, и потому к наступлению сумерек те еле передвигали ноги от усталости. Погони за нами, правда, не было, но мы понимали, что еще день такой бешеной скачки, и нам придется идти пешком. Несмотря на это, мы не остановились и после заката солнца, тем более что ему на смену вышла необычайно полная луна. Однако наше упорство не было вознаграждено – в степи просто невозможно найти место для безопасного ночлега, – и пришлось в конце концов заночевать прямо на склоне высокого каменистого холма, среди беспорядочно разбросанных булыжников. Мы с Халдаром устроились в некоем подобие пещеры меж трех соприкасающихся верхушками валунов, а лошадей стреножили у входа. Молочно-белые в лунном свете гранитные плиты вселяли уверенность своей основательностью: будет, по крайней мере, надежная защита с тыла, если волки осмелеют настолько, что придется обороняться от них мечами. И все же ощущения укрытия они не давали: даже крупный зернистый песок, которым было усыпано дно пещерки, источал, точно едва ощутимый тошнотворный запах, что-то зловещее. Бывают такие места, где все время страшно, без всяких видимых причин. Мы развели огонь, достали по лепешке с куском сыра и принялись жевать. Разговаривать не хотелось.
Всю дорогу нас преследовали неудачи: в захолустных степных городишках, через которые лежал наш путь, взять было, по большому счету, нечего, так что мы докатились до мелких базарных краж. Кошельки наши совсем отощали, животы прилипли к спинам, давно немытые тела немилосердно зудели, а настроение было таким же черным, как синяки, которыми наградили нас горожане за наши неуклюжие проделки. До Луркнахолма, богатого старинного города на берегу озера Большой Раскол, оставалось чуть больше дня пути. Мы полагали, что у нас есть все шансы добраться туда, при условии, конечно, что на утро мы будем все еще живы.
Однако даже эта мысль не внушала оптимизма, потому как хандра наша достигла к тому моменту стадии философской. Первым в мрачные размышления погрузился Халдар, ну а я, как обычно, от него заразился. В результате оба мы настолько сникли, что нам уже было все равно, в какую сторону отправляться, в Луркнахолм или куда еще. Так мы сидели и жевали, обиженные на весь свет, и разглядывали равнину, которая со склона нашего холма была вся как на ладони.
Сама земля в тех местах похожа на бок запаршивевшего с голодухи волка. Гладкие белые камни выпирают тут и там на поверхность, точно кости сквозь шкуру отощавшего животного. Меж ними, как клочья шерсти, серебрятся в лунном свете островки высокой редкой травы. А настоящие волки, единственные обитатели этих мест, то шныряют от одной травянистой кочки к другой, словно блохи, то крадутся в тени валунов. Мы их видели, пока сидели возле костра и мрачно созерцали равнину, однако тогда подобные сравнения не шли на ум.
Наконец Халдар тяжело вдохнул и отшвырнул обглоданную корку. Его полный укоризны взгляд ненадолго задержался на мне, а потом устремился в огонь.
– Знаешь, между нами и этими волками никакой разницы, – проворчал он. – Только мы на задних лапах ходим и задницы штанами прикрываем, вот и все.
Мы с Халдаром так давно жили вместе, что я научился понимать его с полуслова, как в тот раз. Должен заметить, что друг мой был страшным идеалистом. Любя его, как родного брата, я всеми силами старался излечить его от этой болезни, но так и не смог. Его идеализм был воистину страшен. Вот хотя бы такой пример. Однажды мы провернули дельце в Багагской топи. Отличная была работа, тонкая и хорошо спланированная, можешь мне поверить. Ночью мы скрылись из города, везя чуть ли не по пуду кованого золота каждый. Наши кони неслись галопом, хотя никакой нужды в спешке не было: мы основательно запудрили мозги горожанам, так что они еще не скоро хватились своего золота. Но, распираемые радостью и гордостью за свое воровское умение и удачу, мы продолжали лететь вперед, как на крыльях.
Доскакали мы до моста через бурную реку к северу от города. И вдруг на самой середине Халдар натянул поводья, да так резко, что конь его вскинулся на дыбы, а сам он приподнялся на стременах. Весу в нем почти не было – жилистый, как я, он едва ли не вполовину уступал мне ростом. Лицо у него было острое и запоминающееся: крючковатый нос и торчащий вперед подбородок выступали на нем, точно горный кряж, окруженный густым лесом смоляной щетины, которая поднималась почти до самых глаз, черневших двумя бездонными озерами. Так он и застыл, стоя на стременах и вскинув ястребиное свое лицо вверх, к небу. Ноздри его раздувались, точно он хотел вдохнуть в себя всю эту ночь вместе с луной и звездами. И казалось, ему это вполне под силу, настолько велики были его сосредоточенность и спокойствие. Неожиданно он соскочил с коня, стянул с седельной луки мешок со своей долей добычи и, худого слова не говоря, швырнул его прямо в реку. Веришь, Барнар, увидев это, я едва не спятил. Да что там говорить, едва не умер! Клянусь Трещиной, у меня хватило профессионального такта прикусить язык и не лезть в дела партнера. Но, клянусь, я чуть не прокусил язык насквозь.
И все же я понимал, зачем он это сделал. Не существовало для него другого способа доказать бескорыстную любовь к своему ремеслу, кроме как выразить совершенное презрение к золоту, которое он таким путем добывал. О, он был таким же мастером своего дела, как ты и я, Барнар, и невозможно было не восхищаться страстью, которую он вложил в этот жест. Но почему, спрашиваю я тебя, не мог он, как все люди, сказать что-нибудь красивое, вроде: «В искусстве мое истинное богатство, а золото – презренный металл», – и промотать его затем на столь же презренные плотские удовольствия, шлюх и жратву?
Все дело в том, что Халдара устраивал только абсолют. Если уж он впадал в меланхолию, что, кстати сказать, случалось не так редко, то ему мало было одних унылых разговоров. Он вполне мог вскочить с места и кинуться в степь брататься с волками, чтобы только выразить нахлынувшие на него пренебрежение к воровству и отвращение к воровской жизни.
