Сон Ньютона - Ле Гуин Урсула Кребер (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗

— Я не чувствую себя совершенной.

— Ничего. Ты справишься.

— Просто когда он впадает в раж, знаешь, словно он должен все контролировать, а то все пойдет вразнос — я сама вразнос иду.

— Знаю. Но он переживет. Даже гордиться будет, что ты так рано начала самостоятельную жизнь. Только пусть покипит и сбросит пар.

Изя их удивил. Он не стал кипеть и взрываться. Требование Эстер он встретил спокойно.

— Конечно. После пересадки глаз.

— После?..

— Ты же не собираешься начинать взрослую жизнь с инвалидностью, от которой можешь избавиться. Это просто глупо, Эстер. Ты хочешь независимости — значит, тебе нужно здоровое тело. Обрети зрение — и лети. Ты думаешь, я стану тебя удерживать? Дочка, да я мечтаю отправить тебя в свободный полет!

— Но…

Изя молчал.

— А она готова? — поинтересовалась Шошана. — Или врачи придумали что-нибудь новенькое?

— Тридцать дней иммуносупрессивной подготовки — и можно пересаживать оба глаза. Я вчера поговорил с Диком после заседания Совета по здоровью. Завтра можно будет пойти и выбрать пару.

— Выбирать глаза? — переспросил Ноах. — Жутики какие!

— А что… а что, если я не захочу? — спросила Эстер.

— Не захочешь? Не захочешь видеть?

Эстер отвела взгляд. Шошана молчала.

— Тогда ты подчинишься страху. Это естественно, но недостойно тебя. И ты всего лишь отнимешь у себя самой несколько недель или месяцев ясного зрения.

— Но я уже совершеннолетняя. Я могу выбирать сама.

— Можешь, и выберешь. И ты сделаешь разумный выбор. Я уверен в тебе, дочка. Докажи мне, что я уверен не зря.

Иммуносупрессивная подготовка оказалась едва ли не хуже деконтаминации. Бывали дни, когда Эстер ничего, кроме машин и трубок, не видела. Бывали, однако, и такие, когда она чувствовала себя почти человеком и радовалась, когда скуку разгоняли визиты Ноаха.

— Эй, — сказал он, — ты слышала про старуху? Ее все в Городском видели. Началось с того, что закричал ребенок, потом его мать увидела, а потом вообще все. Говорят, она такая сморщенная; старенькая, вроде как азиатка, знаешь, с раскосыми глазами, как у Юкио и Фреда, но скрюченная, и ноги у нее кривые. Она ходит там и вроде бы собирает мусор с палубы, только никакого мусора там нет, и складывает в мешок. Если к ней подойти, она пропадает. И еще у нее во рту ни единого зуба нет!

— А обожженная еще ходит?

— Ну, во Флориде заседал какой-то женский комитет, и тут за столом появляются еще трое, и все черные. Поглядели и пропали.

— О-о, — выдавила Эстер.

— Папа назначил себя в Аварийный комитет, там все больше психологи. Разрабатывают теорию массовых галлюцинаций, сенсорных деприваций и все такое. Он тебе сам все расскажет.

— Да, уж он расскажет.

— А, Эся…

— Эся-меся.

— Они уже… то есть я хочу сказать… ты уже…

— Да, — ответила она. — Вначале вынимают старые. Потом ставят новые. Потом соединяют нервы.

— Ой!

— Вот-вот.

— А тебе правда придется выбирать…

— Нет. Врачи мне найдут наиболее совместимые генетически. Уже подобрали пару отличных еврейских глаз.

— Что, точно?

— Да нет, шучу. Не знаю.

— Хорошо станет, когда ты будешь ясно видеть, — проговорил Ноах, и впервые Эстер услыхала в его голосе хрипотцу, как у гобоя, первый надлом.

— Слушай, у тебя есть запись «Сатьяграхи»? Я хочу послушать.

Оба, и брат и сестра, разделяли страсть к опере двадцатого века.

— Не вижу в этом игры ума, — заявил Ноах голосом отца. — Полное безмыслие.

— Ага, — согласилась Эстер. — И все на санскрите.

Ноах включил запись с последнего акта. Они вслушивались в высокий и чистый голос тенора, выпевающий летящие ноты — все выше, выше, как горные пики над облаками.

— Есть повод для оптимизма, — сказал врач.

— Что вы хотите сказать? — поинтересовалась Шошана.

— Что они ничего не гарантируют, Шо, — пояснил Изя.

— Почему?! Обещали, что это простая операция!..

— В обычном случае…

— А такие бывают?

— Да, — отрезал доктор. — Этот случай необычен. Операция прошла идеально. Подготовка — тоже. Но реакция пациентки позволяет предположить возможность — маловероятную, но все же — частичного или полного отторжения.

— Слепоты.

— Шо, ты знаешь, даже если она отторгнет эти трасплантаты, можно попробовать снова.

— Вообще-то электронные импланты могут оказаться функциональнее. Сохраняются зрительная функция и ориентация в пространстве. А для периодов бездействия зрения есть съемные сонары.

— Так что у нас есть поводы для оптимизма, — прошептала Шошана.

— Осторожного оптимизма, — уточнил доктор.

— Я позволила тебе сделать это, — сказала Шошана. — Позволила, а могла остановить.

Она выдернула руку и свернула в поперечный коридор.

Изе пора было в доки, давно пора, но, вместо того чтобы двинуться от Центра здоровья прямо вниз, он направился к самой дальней лифтовой шахте, через весь Городской ландшафт. Ему нужно было побыть одному, подумать. Одну даже операцию Эстер тяжело было перенести, а еще эта массовая истерия, и если Шошана теперь бросит его… Изе мучительно, страстно хотелось побыть в одиночестве. Не сидеть с Эстер, не говорить с докторами, не спорить с Шошаной, не идти на заседание комитета, не выслушивать, как истерики пересказывают свои галлюцинации, — только побыть в одиночестве, перед терминалом ЭМ, ночью, в покое.

— Только глянь, — произнес высокий мужчина, Лакснесс из ЭВАК, остановившись рядом с Изей и вглядываясь во что-то. — Что будет дальше? Как по-твоему. Розе, что творится?

Изя проследил за направлением его взгляда. Мальчишка переходил коридор-улицу от одного кирпично-каменного фасада к другому.

— Мальчишка?

— Да, Господи, посмотри на них.

Ребенок уже ушел, а Лакснесс все смотрел, по временам сглатывая, точно его тошнило.

— Мортен, он ушел.

— Должно быть, это из районов голода, — отозвался Лакснесс, не меняясь в лице. — Знаешь, в первые пару раз я думал, что это голографические проекции. Решил, что это кто-то вытворяет, — знаешь, может, у связистов крыша поехала или еще что.

— Мы исследовали эту возможность, — заметил Изя.

— Ты на их руки глянь. Господи!

— Мортен, там никого нет.

Лакснесс глянул на него:

— Ты ослеп?

— Там никого нет.

Лакснесс смотрел на него, точно сам Изя был галлюцинацией.

— Теперь мне кажется, что это наша вина, — сказал он, переводя взгляд на то, что мерещилось ему посреди площади. — Но что нам делать? Не знаю.

Внезапно он шагнул вперед и замер с тем разочарованным выражением, которое Изя привык уже видеть на лицах тех, чьи галлюцинации рассеивались.

Изя прошел мимо. Он хотел сказать что-нибудь Лакснессу, но не мог придумать что.

Проходя по коридору, он ощутил странное чувство — точно он проталкивается через некую субстанцию или, может быть, толпу, неощутимую, не мешающую идти. Только множество не-прикосновений к рукам, к плечам, как тысячи электрических уколов, дыхание в лицо, неощутимое сопротивление. Изя добрел до лифтов и спустился в доки. Кабина была переполнена, но Изя ехал в ней один.

— Привет, Изя. Видел уже привидения? — весело приветствовал его Эл Бауэрман.

— Нет.

— Я тоже. Даже неловко. Вот распечатка по моторному отделению, с новыми данными.

— Морт Лакснесс только что бредил в Городском. Вот уж кого не назвал бы истериком.

— Изя, — укорила его Ларейн Гутьеррес, помощник механика, — при чем тут истерика? Эти люди здесь.

— Какие люди?

— С Земли.

— Мы все, сколько я помню, с Земли.

— Я о тех людях, которых все видят.

— Я не вижу. Эл не видит. Род не…

— Видел уже, — пробормотал Род Бонд. — Не знаю. Это бред какой-то, Изя, я знаю, но эта толпа, которая вчера заполонила коридор Пуэбло, — я знаю, через них можно пройти, но все их видят — они точно стирали белье и полоскали в реке. Вроде старой ленты по антропологии.