От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович (электронная книга TXT, FB2) 📗
— Если бы, — сплюнул одноглазый в костер. — Полчища ведьм всегда летят в места, где бушует война. Поля битв и разоренные селения их вотчина. Смерть и огонь везде, а сильные мира сего слишком заняты войной и грабежом, чтобы обращать внимание на тылы. Никто не помешает ведьмам забрать любого, чтобы бросить в пасть к своим темным божкам. Или набрать послушников — оставшиеся без крова крестьяне сами слетаются к ним, как мотыльки на огонь.
— Наши из храма, про которых ты спрашивал… Думаешь их забрали!?
— Кто знает… Возможно, им удалось сбежать и укрыться в лесу. В храме все вверх дном, море крови и запах… гнили, — одноглазый снова сплюнул. — Хорошо бы порыскать и поискать выживших, но думаю скоро они сами найдут нас. После заката бегать по лесу — гиблое дело. Знаешь, что находится там, дальше?
— Болота, — поежился мальчик. — Если зайти совсем далеко.
— А что на болотах?
— Об этом только деды знали. Но мы туда не ходим. Гиблое место.
— Ведьмы любят глухие и гиблые места. Иногда там можно откопать… всякое. Древние курганы, массовые захоронения — много подарков досталось людям еще со времен Эпохи цветов.
— …и откуда ты все это знаешь?
— Мне положено об этом знать. Я иду у ведьм по пятам.
Мальчик сглотнул:
— Ты опричник?! — задал он вопрос, от которого его пробила дрожь. Бедный мальчик. Шустрика при седле не заметил бы только слепой. Вон он — устало покачивался у бока его кобылки и прорезал тьму пустыми глазами.
— Да, — не стал врать одноглазый. — И, похоже, я сбился со следа. Теперь едва ли смогу нагнать ведьм, когда они соберутся на шабаш.
Он осекся и бросил взгляд в сторону могилы. На ее месте высился целый холм полевых цветов.
— Ты это сам?.. — поднял бровь одноглазый, но мальчик не успел ответить.
— Я помог чутка, — вместо него донеслось из темноты.
Одноглазый повернулся на голос, но не смог разглядеть ничего, кроме неясных очертаний. Костер разгорелся вволю и мешал разглядеть в темноте хоть что-то.
— Не рыпайся, одноглазый. А то хуже будет.
— Кто там гавкает? Выйди на свет!
— Сначала хочу понять, что ты за птица такая — из какого балагана сбежал. Знай, что выбить тебе второй глаз — раз плюнуть. Только дернись, и я с удовольствием…
— Богдан… — начал мальчик, но человек в тенях оборвал его:
— Тихо! Сам-то слышал, что тебе плетет этот опричник?
— Богдан, он спас меня…
— Тихо, я сказал! На поле брани под Мышарой я видел черного всадника — с мечом и собачьей черепушкой при седле. Решил уже не свихнулся ли я от боли? А это был именно ты, готов об заклад биться! Уж не знаю, что ты там забыл среди воронья и моих павших товарищей…
— И ты там тоже был?
— Да. Истекал кровью. Подними руки!
Одноглазый медленно сделал, как он велел, но при этом как бы невзначай сдвинул повязку с правого глаза. На мгновение тьма из непробиваемой черноты обернулась бледно-голубым и раскрыла все свои секреты. Он увидел перед собой юношу, закованного в кольчугу. И если бы не оборванные шаровары, наскоро перевязанная голова и затравленный взгляд, парня можно было бы назвать даже угрожающим — шириной плеч и ростом он мог похвастаться знатным. Но не это беспокоило одноглазого больше всего. На сгибе локтя парень держал заряженный арбалет, направленный ему прямо в переносицу. Очень знакомый арбалет.
Проказа.
— Еще большой вопрос, что он собрался сделать с тобой после того, как ты уснешь, Гриш, — проговорил Богдан, не опуская оружие. — Видал я его вещички — метла, собачий череп да связка штыков! Добрые люди с такими вещицами не ходят. Не так ли, колдун? Что, отстал от своих?
После этих слов глаза Гриша округлились: он испуганно глянул на одноглазого, точно увидел того впервые в жизни, и юркнул поближе к своему защитнику.
— Тут ты прав, меня сложно назвать добрым малым, — ухмыльнулся одноглазый. — И спас я его не по доброте душевной — просто надеялся, что отыщу в развалинах хоть кого-нибудь, кто подскажет, куда полетела ведьмина упряжка. Но, увы, не срослось. Однако все, что я сказал мальчугану — чистая правда.
— Ты даже не назвал своего имени, — заметил Гриш.
— И вправду. Можешь называть меня Каурай,
Парень с арбалетом заметно напрягся, что не укрылось от Гриша:
— Ты знаешь его?
— Слышал об одном негодяе, которого так звали, — сообщил Богдан, крепче сжимая оружие. — Говорят даже, что на самом имени этого человека лежит проклятье, и произносить его не к добру. Этот черный-черный человек постоянно бродит по полям сражений, держась у войска в тылу, накликая на него неудачи и болезни. И в бою он, словно дьявол. А еще я слыхал, что любого дурака, который решит покрасоваться этим имечком, немедля ждет хорошая взбучка. Ты же не из таких?
— Увы, нет, — хохотнул одноглазый. — Но я бы предпочел, чтобы меня хорошенько проучили, чем действительно быть, кем я есть. Однако, я — Каурай, опричник, и нет на этом имени никакого проклятья, уверяю тебя. Если не считать проклятьем кучу золота, которую обещает за мою голову Крустник, князь Феборский. Но не думаю, что ты с ним в большом ладу.
— Смелые слова!
— Может, опустишь уже эту штуку? Она все-таки тяжелая, а у тебя уже пот со лба градом течет. Поди нелегко целиться одной рукой?
— Что?.. — удивленно моргнул Богдан и покачнулся. — Ты видишь меня в такой темноте?
— А еще я вижу, что этот арбалет раньше висел на моей лошади. Как и меч, который ты также взял без спросу. Я, конечно, уважаю ремесло верных сынов Пхеи, но уверен, что фуражировка это немного про другое.
— Шутки шутишь? — скривился парень. — А мне вот не до шуток. Твое добро пока побудет у меня, а попробуешь выкинуть какой-нибудь фокус, колдун, я не посмотрю, что ты безоружен — долго в ножнах твой меч не пролежит.
— Вот это делать не советую. Порежешься еще. Лучше давай ты опустишь арбалет, и мы оба присядем у костра, чтобы наконец поужинать не как враги, а как просто случайные попутчики, которых свела бурная ночка. А то котелок уже начинает выкипать.
Каурай был прав — котелок уже давно требовал, чтобы его сняли с огня.
— Там лежит твоя невеста? — решил сменить тему одноглазый, кивнув на могилу в цветах.
— …да, — чуть помешкав, вымолвил Богдан почти неслышно. — Его сестра, — он кивнул на Гриша, который занимался котелком. Тень легла на его глаза:
— Гриш говорил, ты похоронил?..
— Ну, хоть одно доброе дело на моем счету, — выдохнул Каурай, когда заметил, как опускается арбалет. Только тут он осознал насколько проголодался.
Они сгрудились у котелка и принялись молчаливо пережевывать пищу. Каурай чувствовал себя ужасно глупо.
Богдан сидел, отложив меч подальше, и не сводил с одноглазого подозрительного взгляда. При свете костра выглядел парень не очень: под покрасневшими глазами залегли тяжелые мешки, нездорового цвета лицо покрывала грубая щетина. Это еще не говоря о больной руке на перевязи, да и ходил он неважно — сильно подволакивал ногу. Полный набор болячек, с такими заснуть будет ой как нелегко.
— Я ценю, что ты спас Гриша от смерти, пусть и преследуя какие-то свои цели, — нарушил затянувшееся молчание Богдан, не успели они вычистить котелок. — И… — он опустил глаза и, кажется, покраснел, — …и все остальное.
— Но?.. — поднял бровь Каурай.
— Но, — кивнул Богдан. — Тебе придется рассказать, что ты забыл в этих землях. Сначала скажи честно, ты — колдун?
— Нет, — мотнул головой одноглазый. — Будь я колдуном, то не болтал бы тут с вами, а, как и все колдуны в округе, резвился бы да упаду среди другой нечисти. Дикий Гон идет полным ходом.
— Если ты не колдун, то зачем тебе метла?! — воскликнул Гриш.
— Мусор убирать. Мусор, который оставляют за собой ведьмы из Дикого Гона, этим я здесь и занимаюсь. Таково мое опричное ремесло, — ухмыльнулся Каурай и потянулся к мечу. — Это все, что вам пока следует знать, друзья мои. А теперь я попрошу назад мое барахло.
Богдан же вцепился в ножны мертвой хваткой, словно и вовсе не собирался уступать его хозяину.
