Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони (читать полную версию книги txt, fb2) 📗

Энтрери чуть напрягся, и на один краткий миг в его черных глазах промелькнула зловещая тень смерти, а в мыслях эхом отдалось: «мертвый господин». Этот юный наглец только что бросил ему вызов, и прежний Артемис Энтрери, тот, что принимал все вызовы и всегда одерживал верх, просто уничтожил бы его на месте.

Но уязвленная гордость быстро остыла, и Энтрери не почувствовал ни раздражения, ни гнева. Он обреченно вздохнул, думая, что придется, вероятно, ввязаться уже во вторую за этот день бесполезную драку. «И все ради чего?» – думал он, разглядывая этого жалкого, растерянного мальчонку, готового отстаивать улицу, предъявлять права на которую ни одному нормальному человеку даже в голову не пришло бы.

– Я попросил у тебя прощения, молодой господин, – спокойно сказал убийца. – Я не знал, что ты здесь хозяин, потому что недавно в этих краях и несведущ в ваших обычаях.

– Так знай теперь! – зло ответил парень, осмелев после смиренного ответа Энтрери, и сделал несколько больших шагов к нему.

Энтрери сокрушенно качнул головой и потянулся к кинжалу, но потом сунул руку в кошель на поясе. Он вынул золотую монету и бросил ее под ноги юнцу, шагавшему с индюшачьей важностью.

Парнишка, которому приходилось пить воду из сточных канав и питаться объедками, которые можно было найти в переулках за домами богатых купцов, не смог скрыть изумления и немого восторга при виде такого сокровища. Однако уже в следующее мгновение он справился с собой и свысока поглядел на Энтрери.

– Этого недостаточно, – заявил он.

Убийца бросил ему еще один золотой и серебряную монету в придачу.

– Это все, что у меня есть, молодой господин, – сказал он, разведя руками.

– Смотри, если обыщу тебя и обнаружу, что врешь… – Юнец сделал зловещую паузу.

Энтрери снова вздохнул, тут же решив про себя, что, если мальчишка сделает еще хоть шаг, он убьет его без всякой пощады.

Парень наклонился и сгреб монеты.

– Если надумаешь вернуться на территорию Таддио, прихвати побольше монет, – сказал он. – Я тебя предупредил. А теперь убирайся! Иди туда, откуда пришел!

Энтрери оглянулся. Вообще-то ему было все равно куда идти, поэтому он кивнул и зашагал назад, покидая территорию Таддио, который и представить себе не мог, как широко улыбнулось ему в этот день счастье.

Высокое трехэтажное здание, отделанное блестящим мрамором и украшенное изысканной скульптурой, было и впрямь самым внушительным и великолепным среди дворцов всех воровских гильдий. Обычно люди сомнительной профессии старались быть как можно неприметнее, они жили в домах с невзрачными фасадами, Внутри, впрочем, поражавших царской роскошью. Но дворец паши Басадони не принадлежал к их числу. Старик, приближавшийся к девятому десятку и уже совсем одряхлевший, любил роскошь, равно как любил выставлять могущество и великолепие своей гильдии напоказ всему свету.

В большом зале на втором этаже, где обычно собирались па заседания доверенные лица Басадони, двое мужчин и одна женщина, по существу ведавшая всеми делами воровского цеха, выслушивали юного уличного головореза. Он едва вышел из подросткового возраста и той небольшой властью, которой обладал, был всецело обязан тому, что работал на Басадони, а уж никак не собственным достижениям.

– По крайней мере, он предан нам, – заметил Лапа, немногословный неуловимый вор, ведавший всеми тайными делами, когда Таддио вышел из зала. – Два золотых и одна серебряная монета – приличная дань для того, кто работает в этих трущобах.

– Если только это все, что он поимел с незнакомца, – презрительно фыркнула Шарлотта Веспере.

Шарлотта, шести футов роста, была самой высокой из троих. Женщина была стройна и необычайно грациозна, за что паша Басадони даже прозвал ее Ивой. Все знали, что паша Басадони взял Шарлотту в наложницы и она до сих пор еще изредка выступала в этом качестве, когда старик находил достаточно силы в своем ветхом теле. Также все знали, что Шарлотта обернула эту связь к своей выгоде и поднялась в иерархии цеха именно через постель старого паши. Она и сама всегда признавала это – за секунду до того, как убить наглеца, осмелившегося сказать ей это в лицо. Тряхнув головой, она отбросила за спину черные, до пояса волосы, и Лапа увидел кривую ухмылку на ее губах.

– Если бы Таддио получил больше, то больше и принес бы, – возразил Лапа, и, несмотря на раздражение, которое он и второй мужчина, Кадран Гордеон, всегда испытывали, разговаривая с высокомерной Шарлоттой, в его голосе был слышен лишь очень слабый отзвук его истинных чувств. Лапа был начальником тайных служб Басадони, карманников и проституток, работавших на рынке, тогда как в ведении Кадрана Гордеона были солдаты и уличные бойцы. Однако Ива негласно надзирала над всеми. Она была ближайшей помощницей Басадони, а также отдавала приказы от имени старика, который теперь редко показывался на людях.

Не было никаких сомнений в том, что эти трое начнут грызться из-за власти, когда Басадони все же отойдет в мир иной. Люди недалекие, привыкшие доверять очевидности, отдали бы предпочтение дерзкому и шумному Кадрану Гордеону. Однако такие, как Лапа, лучше понимавшие истинную подоплеку вещей, сознавали, что Шарлотта Веспере уже много сделала для того, чтобы укрепить свое положение и обезопасить себя к тому моменту, когда душа старого Басадони отлетит куда подальше.

– Ну и долго еще мы будем попусту обсуждать этого мальчишку? – капризно осведомился Кадрал Гордеон. – Три новых торговца установили свои палатки на рынке, в двух шагах от дворца, даже не удосужившись получить наше разрешение. Это дело будет поважнее, о нем-то и следует потолковать.

– Мы уже все обговорили, – ответила Шарлотта. – Ты хочешь послать туда солдат и даже отправишь с ними мага, чтобы поучить купчин уму-разуму. Но пока что паша не разрешает тебе этого.

– Если мы будем ждать, когда паша Басадони скажет свое слово по этому делу, другие торговцы тоже решат, что вовсе не обязательно платить нам за право торговать на подчиненной нам территории. – Он повернулся к щуплому Лапе, всегда бравшему его сторону в спорах с Шарлоттой. Но тот слушал весьма рассеянно, он внимательно рассматривал одну из принесенных Таддио монет. Почувствовав, что за ним наблюдают, Лапа поднял глаза.

– В чем дело? – спросил Кадран.

– Я таких никогда не видел, – пояснил Лапа, перебросив монету своему мускулистому товарищу.

Кадран поймал ее, бегло осмотрел и, удивленно подняв брови, передал Шарлотте.

– Я тоже никогда не видел монет такой чеканки, – согласился он. – Она сделана не в нашем городе и даже не в Калимшане.

Шарлотта изучила монету очень внимательно, и ее светло-зеленые глаза прояснились, будто при встрече с чем-то знакомым.

– Полумесяц, – пробормотала она и перевернула монету. – А здесь профиль единорога. Это монета из Серебристой Луны.

Мужчины недоуменно переглянулись, да и саму Шарлотту ее открытие изумило.

– Серебристой Луны? – недоверчиво переспросил Кадран.

– Это город далеко к востоку от Глубоководья, – ответила Шарлотта.

– Я знаю, где находится Серебристая Луна, – сухо отозвался Кадран. – Это, по-моему, владения леди Аластриэль. Меня удивляет другое…

– С чего бы это торговцу из Серебристой Луны, если он действительно торговец, бродить по задворкам, где собирает дань Таддио? – договорил за него Лапа.

– Вот именно. С самого начала мне показалось странным, что человек, обладающий богатством, превышающим два золотых, вообще оказался в том районе, – согласился Кадран, состроив обычную для него в минуты задумчивости гримасу: плотно сжал губы и скривил рот, отчего один его лихо закрученный ус взлетел выше другого, придав его лицу глуповатый вид. – Но теперь это становится еще более странным.

– Человек, забредший в Калимпорт, чаще всего попадает в город через доки, – рассудил Лапа, – и тут же теряется в закоулках улиц. Многие районы города кажутся чужестранцу на одно лицо. В городе немудрено заплутать.

– Я не верю в случайности, – откликнулась Шарлотта. Она бросила монету обратно Лапе. – Отнеси кому-нибудь из наших помощников-чародеев. Гинта Прорицатель подойдет. Возможно, на монете сохранился отпечаток личности прежнего владельца и Гинте удастся определить его местонахождение.