Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
С недавних пор при виде безучастного лица Вилара и его погасших глаз Адэр испытывал непонятные угрызения совести. Он не увёл его женщину, хотя мог. Более того, попытался их помирить. И возможно, дал бы согласие на брак, если бы до этого дошло. Ну а в том, что Эйра отправилась в Ракшаду, вины Адэра нет.
После заседания Гюст доложил о приходе маркиза Бархата. Адэр хотел отказать во встрече: ненужные вопросы и неискренние ответы только усугубят то мрачное, что таится в его голове. Но подавил неприязнь и велел впустить Вилара.
Приятель — да, уже не друг, а приятель — уселся в уголке дивана и, закинув ногу на ногу, обвёл кабинет взглядом:
— Никак не могу привыкнуть к свечам.
Адэр понимал, что пустая фраза и нарочито раскованная поза — всего лишь попытка набраться смелости.
Вилар тяжело вздохнул:
— Я видел выражение твоего лица, когда заговорили о храмах.
Адэр скрестил руки на груди:
— Мне казалось, ты рассматривал своё отражение в столе.
Вилар натянуто улыбнулся:
— Помнишь, как эту позу называл преподаватель психологии?
Адэр слегка приподнял скрещённые руки:
— Эту? «Защитный барьер».
— Значит, помнишь… Я не собираюсь тебя в чём-то убеждать.
— Буду признателен.
— Я лишь хочу уберечь тебя от ошибки.
— Попробуй.
Вилар усмехнулся:
— Попробую. Что бы ты ни делал, тебе не удастся заручиться поддержкой здешних дворян. Они расчётливы и лживы. Простой люд не понимает твоих замыслов. А у тебя и замыслов нет, как их сплотить. Древние народы сидят в бывших резервациях, и никакая сила их оттуда не выгонит. Они привыкли. Им так удобно. И если ты затеешь войну с духовенством — останешься один. Советники не в счёт. Мы тебе нужны, чтобы было кого винить, когда дела плохи.
— Ты так считаешь?
— На заседании люди радовались успехам, а ты никому не сказал спасибо.
— Человек, заслуживший моё спасибо, уехал.
Вилар скривился:
— Самое ужасное, что этого человека мог удержать только правитель, но он даже не пытался этого сделать.
Адэр вжался в спинку кресла:
— Правитель не посчитал нужным.
Вилар поднялся, кивком указал на Парня, дремлющего возле камина:
— Я рад, что у тебя остался хоть один друг.
Адэр до глубокой ночи простоял возле окна. Где-то там, за непрозрачным стеклом, море. Где-то там далёкий горизонт, а за ним человек, который мог его уничтожить. И спасибо ему, что он понял это и уехал.
***
Обогрев пола и стен отключили. Из вентиляционных отверстий тянуло приятной прохладой, но в каюте становилось всё жарче.
Обмахиваясь папкой для бумаг, Малика корпела над книгами. В Грасс-Дэморе Альхара рассказывал ей о законах и учил её повседневным фразам, чтобы она могла общаться с Иштаром и слугами. На письмо и чтение не оставалось времени, и необходимости в этом не было. На коронации Малике предстояло произнести заклинание, составленное на древнем языке — его знают только жрецы. Они-то и будут проговаривать слова, а Малика повторять за ними, пока не запомнит. К государственным делам её не допустят. Переписываться на шайдире ей не с кем. А значит, забивать голову ненужными знаниями нет смысла. Но Малика постигала незнакомый алфавит, надеясь, что ей позволят посещать библиотеку в сезон штормов, когда ветер принесёт с пустыни песок, и на долгие два месяца Ракшада спрячется в жёлтой непроглядной мгле.
Галисия быстро охладела к ракшадским книгам: слова непонятные, рисунков мало, у старухи противный голос, Малика слишком увлечена закорючками, которые назывались буквами, хотя на буквы совсем не походили.
Выпросив у Малики несколько листов бумаги, дворянка целыми днями сидела перед сундуком, подогнув под себя ноги. Рассматривала узоры на стене, накручивая на палец белокурый локон. Иногда закрывала ладонями лицо и покачивалась взад-вперёд. Потом вдруг хваталась за ручку и начинала что-то выводить на бумаге. Писала письмо родителям? Или Адэру? Хотя нет… Ручка двигалась рывками, резко меняя направление. Малика догадалась: Галисия рисует.
Кенеш притащила керамический кувшин. Повесив его на крючки, вбитые в стену, откинула крышку. Над узким горлышком заклубился ароматный дымок, словно сосуд был наполнен кипящим фруктовым нектаром.
— Благовония, — пояснила Кенеш, заметив взгляд Малики. С её разрешения достала из папки листы бумаги и принялась раскладывать их на ковре, сопровождая свои действия словами: — В Лунной Тверди сто семьдесят пустынь. Столько же ступенек к трону хазира. У каждой пустыни своё название: Восковая, Зелёная, Золотая, Медовая. — Похлопала маленькой ладонью по крайнему листу. — Здесь Живая Пустыня, здесь Ракшада.
— Что она говорит? — поинтересовалась Галисия.
Малика перевела слова старухи и от себя добавила:
— Ракшада переводится: «Цветок в тени».
— Столица Ракшады — Кеишраб.
Малика вновь перевела:
— Родник без дна.
— В серёдке Лунной Тверди есть Чёрная Пустыня, — продолжила старуха. — Она очень-очень большая. Там живут трупники. Плохие люди. Они раскладывают мёртвых на песке, высушивают их на солнце, потом делают из них идолов. Поэтому в воздухе Чёрной Пустыни плавают ядовитые миазмы.
Малика поймала на себе вопросительный взгляд Галисии:
— Ничего интересного. Обычная география.
Если к рассказу о кубарате добавить страшилки о мертвецах — у изнеженной дворянки снова сдадут нервы.
Старуха разошлась не на шутку. Затараторила, водя над полом руками:
— Откуда бы ветер ни дул, он разносит трупные миазмы по всей Тверди. Дует на север — миазмы летят над Восковой Пустыней. Дует на юг…
— Какое это имеет отношение к благовониям? — не выдержала Малика.
— Люди вдыхали ядовитые газы и умирали в муках. А потом великий человек придумал целебные смеси. Они дымят везде: на улицах и рынках, в домах и храмах.
Теперь ясно, почему в Ракшаде так пекутся о чистоплотности. Особое внимание уделяется рукам. Еду берут правой рукой, которая считается чистой. Двери открывают левой. Деньги берут тоже левой рукой. Деньги нельзя класть в карман или на стол, только в кошёль. Левой рукой запрещается притрагиваться к лицу.
Эти и другие законы были продиктованы инстинктом самосохранения. За тысячи лет они превратились в образ жизни, поэтому ракшады не думают о наказании: чтобы нарушить закон, надо сойти с ума и не осознавать, кто ты и где ты находишься. А иностранцам приходится туго.
— Трупники глотают миазмы как живую воду и плодятся как песчаные мыши, — скороговоркой выпалила Кенеш, трижды поплевала на листок в центре и потопталась на нём.
— У нас говорят: «Как кролики», — улыбнулась Малика.
— Сколько у кроликов детёнышей? — поинтересовалась Кенеш.
— Не знаю.
— Шабира! Не говори: «Не знаю». Говори: «Не помню».
— О чём она рассказывает? — встряла в разговор Галисия.
— О песчаных мышах, — откликнулась Малика.
Галисия скривилась:
— Мерзость. Зачем ты это слушаешь? — И вновь занялась рисунком.
— Ты не ответила, шабира. Сколько у кроликов детёнышей?
— Не знаю.
Кенеш свела брови. Малика захлопнула книгу. Хорошо, она скажет так, как хочет служанка. А говорили, что с шабирой никто не спорит…
— Не помню.
— А не помнишь, потому что шабира знает всё. Нужные знания вспоминает, а ненужные выбрасывает, — произнесла старуха и принялась собирать листы.
Движения изящные, тело стройное, руки гибкие, шаги грациозные. Если не видеть лица — девушка, да и только.
— Ты кубара?
Кенеш на секунду замерла. Подняла последний лист:
— Шабира всё знает.
Галисия вскинула голову:
— Ты сказала «кубара»?
Сейчас для неё это наболевший вопрос.
— Ты была в кубарате отца Иштара? — спросила Малика.
— Да, — кивнула старуха, складывая листы в папку.
— Сколько тебе лет?
— Семьдесят четыре.
— Ты всю жизнь провела во дворце.
— Шестьдесят один год.
— И никогда из него не выходила?
