Пояс для Эмилии (СИ) - Янюшкина Вероника Александровна (читать книги регистрация TXT) 📗
Вишнёвый «Ауди» остановился посреди парковки. Мигнули фары, пискнула сигнализация. Эмилия закрыла окно и присела на стул. Смысл идти в спальню, всё равно вызовет на кухню — место семейного совета. Знает, дочь увереннее чувствует себя в спальне, и лишит преимущества.
Девушка листала конспекты, но ни одна строчка не оставалась в памяти, словно второкурсница разучилась читать. Допрос в кабинете следователя Рябинина — как разминка перед предстоящей перепалкой. Беседы не получится.
Щёлкнул замок, звякнули ключи. Жалобно, точно обиделись на хозяина, бросившего связку на тумбочку. Не в настроении. Впрочем, у Анатолия редко было хорошее настроение. Последний раз он широко улыбался неделю назад, когда за ужином показывал статью Светы на первой полосе местной газеты. Репортаж сестры о выборах в законодательное собрание преподаватели оценили высшим баллом.
Медленно, точно офицер на смотре войск, старший Орлов прошёл на кухню. Прислонился к холодильнику, сложил руки на груди. В глазах — ни капли сочувствия или тепла, только холодный расчёт. Убеждён Анатолий в правоте до глубины души, незыблем, как скала посреди океана. Невольно Мила почувствовала себя рыбёшкой, разбившейся об утёс и без дыхания погрузившейся на дно.
— Как ты попала в магазин?
Ни здравствуй, ни добрый вечер. Сразу обвинительный тон, будто Мила сидит на скамье подсудимых.
— Он заставил, да? Маслаков?
— Нет. Я захотела сама.
Представив, что беседует с подругой и пьёт фруктовый чай, Эмилия спокойно, без суеты и волнения, рассказала о случае на остановке, предложении Глеба Антоновича и вечерних часах в «Венском Вальсе».
— Вот значит, как, — словно опытный пианист, Анатолий поигрывал пальцами по серебристой дверце.
— Я занимаюсь тем, что нравится. Репортажи и очерки, это не моё.
Сколько раз девушка твердила это, когда впервые услышала волю отца! Плакала, умоляла, искала поддержи у подруг и учителей, но тщетно. Словно сговорившись, все вокруг твердили, что старший Орлов выбрал для дочери превосходную профессию.
— Чушь. Уделяла бы учёбе больше времени, училась бы не хуже сестры. От коллег только и слышу, как опаздываешь, фигурки в конспектах рисуешь, постоянно в окно смотришь. Не этому я учил.
— Мне это не интересно! Пусть Света гонится за сенсациями, ведёт журналистские расследования! Я хочу заниматься ювелирным делом!
— Нет.
Мила обхватила голову ладонями:
— Ну почему?
— Потому что я так сказал.
Неоспоримый довод! Просто, пуленепробиваемый! Железобетонный! Потому, что он так сказал! И так всегда! Всегда!
В душе клокотала бессильная ярость. Как заставить отца услышать? Что ещё надо сделать? Свернуть горы? Потушить солнце? Мила чувствовала себя Сизифом, который безрезультатно пытается вкатить на гору камень.
— Да хоть бы раз объяснил, что в этом плохого? Постоянно злишься, отчитываешь, как глупого дошколёнка… чем не угодила семья антикваров?
— Антикваров? Ну-ну, — он криво ухмыльнулся.
— Тогда кто они?
— Обыкновенные проходимцы! Продают фальшивки за огромные деньги! Хочешь опозорить фамилию и попасть за решётку?
— Неправда! К каждому изделию прилагаются свидетельства о подлинности!
— Не приходило в голову, что бумаги липовые? За деньги любой геолог и ювелир что хочешь подпишут.
— Не лги! Я много читала о камнях и могу распознать подделку!
— Да что ты можешь…
До боли Мила сжала губы. Отмахнулся, как от малолетнего ребёнка! Хоть бы раз поговорил, как с равной!
— В общем, решено. Больше в магазине не работаешь. Узнаю, что приблизилась к Маслаковым, выпорю и посажу под домашний арест.
Испугал! Ой как страшно!
— Я сама в состоянии решить, что и как делать. Работу бросать не собираюсь. Едва магазин отремонтируют, вернусь за прилавок. И мне всё равно, что ты думаешь.
Мила говорила ровно, не позволяла голосу дрожать. Сколько лет можно жить по чужой указке? Место в какой-нибудь дешёвой газетёнке тоже найдёт отец? И жениха приведёт? И скажет, столько внуков хочет? Имена придумает? Ну уж нет. Терпение достигло предела.
— И думать забудь, — Анатолий пропустил тираду мимо ушей, — пока мы живём под одной крышей, всё решаю я. Не нравится, собирай вещи и иди на все четыре стороны. Иначе — молчи. Ты можешь быть ведомой, но не ведущей.
— Если я правда соберусь…
— Смелости не хватит.
Девушка отвернулась.
— Поужинай и ложись спать. Я не голоден, — он расстегнул манжеты рубашки, ослабил ворот, — рано утром кое-куда поедем, — старший Орлов ушёл в комнату.
Второкурсница потирала озябшие плечи. Ладони тряслись, будто без перчаток очутилась на улице в мороз. Всё, как всегда. С младых лет отец решал, что для Милы хорошо, а что плохо. Выбирал друзей, покупал книги, записывал на факультативные занятия, решал, как стричь волосы. Ладно, пока дочь была ребёнком, он мог судить с высоты опыта, но те годы миновали! Через два месяца Миле исполнится двадцать, а она до сих пор остаётся марионеткой в руках опытного кукловода.
Курица в духовом шкафу не остыла. Мила отрезала крылья, добавила первое попавшееся яблоко, но не съела и половины ужина. Обычно сочная, птица казалась сухой, печёные фрукты горчили и отдавали гарью, вишнёвый сок в стакане неприятно кислил. В день хлопот не получилось даже фирменное блюдо. Следившая за фигурой сестра не отказывалась от куриной ножки, да и отец просил положить добавки. В те редкие минуты они напоминали настоящую семью, и, подобно герою любимой художественной книги, девушке хотелось воскликнуть: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» Да только в жизни чудес не бывает, и наутро Орловы снова становились друг другу чужими людьми.
Звенела вилка в руке, счищающей объедки в мусорное ведро. Шумела вода, смывая с посуды остатки еды. Полдня Орлова готовилась к беседе, но головой стену не пробить. Может, рискнуть и ещё раз поговорить с отцом? Он подозревает Глеба Антоновича в подделке коллекций, а для этого должны быть веские основания. Если… заикнуться о написании «разоблачающей» антикваров статьи и опровергнуть доводы? Тогда Мила одним выстрелом убьёт двух зайцев. Докажет, что выбрала достойную работу, и покажет семье, что владеет навыками письма.
Решено. Сейчас же девушка пойдёт к Анатолию и побеседует о владельце «Венского Вальса». Спокойно, опираясь на факты, как настоящий журналист. Не этого ли добивался редактор крупного журнала?
Сквозь приоткрытую дверь спальни коридор освещала люстра. Не спит старший Орлов, читает материал, присланный на почтовый ящик корреспондентами «Жизни и Экономики». В понедельник начальник улетит в столицу, где выскажет подчинённым замечания и пожелания.
— Да, я звонил в обед, — Анатолий ходил по комнате и вполголоса беседовал по мобильному телефону, — помнишь то давнее предложение? Оно в силе? Хорошо. Тогда завтра утром я её привезу. Разум точно сохранится? Не хочу связываться с домом для душевнобольных. Жёлтая пресса в момент растрезвонит по стране, — зазвенели кольца занавески, — ещё, не дай бог, Искатели прознают.
Мила отступила от двери.
— Да, понял… дам успокоительное. К началу недели состояние улучшится? Не хочу, чтобы занятия прогуливала. И так оценками не блещет…
Дальше Орлова не стала слушать. Шажок за шажком кралась к спальне и молилась, чтобы не скрипнула ни одна половица. Какие статьи? Какие разговоры? Похоже, отец хочет отвести её к врачу, чтобы тот уколол подавляющие волю лекарства. Небось, понял, что убедить невозможно, и предпринял крайние меры! Успокоительное, дом душевнобольных — не таким Мила видела будущее.
В комнате девушка закрыла дверь, вытащила из-под кровати дорожную сумку (купленную год назад для несостоявшейся поездки в Москву) и принялась собирать необходимые вещи. Завтра она никуда не поедет. Дождётся полуночи и сбежит. До утра посидит в круглосуточном кафе, а ближе к обеду навестит лучшую подругу. Не зря Маша, осведомлённая об остановке в доме Орловых, звала пожить! Вот приглашение и пригодилось.
