Ведьмак (большой сборник) - Сапковский Анджей (книги хорошего качества TXT) 📗
— Да неужто? — чуть не закричала она. — Начинаю сомневаться! Начинаю подозревать, что ты обманул меня! Что все вы меня обманули…
— Я обещал тебе, — лицо Аваллак’ха оставалось таким же мертвым, как камень статуй, — что ты вернешься в свой мир. Я дал слово. Подвергать слово сомнению — тяжкая обида для Aen Elle. Чтобы от нее уберечься, я предлагаю окончить разговор.
Он хотел уйти, но она преградила ему путь. Его аквамариновые глаза превратились в щелочки, и Цири поняла, что имеет дело с очень опасным эльфом. Но отступать было поздно.
— Очень уж это по–эльфьему, — прошипела она, — оскорбить и не давать возможности отыграться.
— Берегись, Ласточка.
— Послушай! — Она гордо вскинула голову. — Ваш Король Ольх с задачей не справился. Это более чем ясно. Не имеет значения, в нем ли причина, или во мне. Но я желаю выполнить договор и покончить с этим раз и навсегда. Так пусть того ребенка, который вам так необходим, заделает мне кто–нибудь другой.
— Ты даже не понимаешь, что говоришь!
— А если причины во мне, — проговорила она с той же интонацией, с тем же выражением лица, — значит, ты ошибся, Аваллак’х. Притащил в свой мир не того, кого надо.
— Ты не понимаешь, что говоришь, Зиреаэль.
— Если же, — крикнула она, — все вы мною брезгуете, то воспользуйтесь методами скотоводов, выращивающих осломулов! Что, не знаешь? Жеребцу показывают кобылу, а потом завязывают глаза и подставляют ослицу!
Он даже не пытался отвечать. Бесцеремонно отвернулся и ушел по аллее.
— А может, ты сам? — рявкнула она. — Хочешь, отдамся тебе? А? Не пожертвуешь ли собой? А? Ведь у меня вроде бы глаза Лары?!
В два прыжка он оказался рядом, его руки змеями протянулись к ее шее и сжали, словно стальные клещи. Она поняла, что стоит ему захотеть, и он удушит ее как цыпленка.
Но он отпустил ее. Наклонился. Заглянул в глаза.
— Кто ты такая, — спросил необыкновенно спокойно, — что осмеливаешься бесчестить ее имя? Кто ты такая, что осмеливаешься осыпать меня оскорблениями? О, я знаю, я вижу, кто ты такая. Ты не дочь Лары. Ты дочь Крегеннана, бездумная, невежественная, самовлюбленная Dh’oine, прямо–таки типичный представитель расы, которая ничего не понимает, но стремится все разрушить и уничтожить, превратить в руины одним прикосновением, измарать и испоганить одной лишь мыслью! Твой предок украл у меня мою любовь, отнял ее у меня, самовлюбленно и невежественно отнял у меня Лару. Но тебе, достойной его дщери, я не позволю отнять у меня память о ней!
Он отвернулся. Цири поборола спазм.
— Аваллак’х…
Взгляд.
— Прости меня. Я вела себя бездумно и низко. Подло. Прости меня, Аваллак’х. И если можешь — забудь.
Он подошел к ней. Обнял.
— Я уже забыл, — тепло проговорил он. — Не будем к этому возвращаться.
Когда вечером она вошла в королевские покои, умытая и причесанная, Ауберон Муиркетах сидел за столом, склонившись над шахматной доской. Он молча приказал ей сесть напротив.
И выиграл за девять ходов.
Следующую партию она играла белыми, а он выиграл за одиннадцать ходов.
Только тогда он поднял глаза — светлые необыкновенные глаза.
— Разденься, пожалуйста.
В одном его нельзя было упрекнуть — он был деликатен и нисколько не торопился.
Когда — как и в прошлый раз — он поднялся с ложа и молча ушел, Цири приняла это безропотно. Но почти до рассвета не могла уснуть.
А когда окна посветлели от зари и она наконец уснула, ей приснился очень странный сон.
Высогота, склонившись, отряхивает от росы ловушку на ондатр. Шумят тронутые ветром камыши.
Я чувствую себя виновным, Ласточка. Это я подсказал тебе идею безумной эскапады. Показал путь к той проклятой Башне.
— Не упрекай себя, Старый Ворон. Если б не Башня, меня схватил бы Бонарт. Здесь я по крайней мере в безопасности.
Здесь ты не в безопасности.
Высогота выпрямляется.
За его спиной Цири видит холмы, голые и пологие, выступающие из трав, словно изогнутые хребты затаившихся в засаде чудовищ. На одном из холмов огромный валун. Рядом с валуном две фигуры. Женщина и девочка. Ветер рвет и развевает черные волосы женщины.
Горизонт полыхает молниями.
Хаос протягивает к тебе руки, доченька. Дитя Старшей Крови, девочка, вплетенная в Движение и Перемены, в Гибель и Возрождение. Предназначенная и сама являющаяся Предназначением. Из–за закрытых дверей Хаос протягивает к тебе свои когти, по–прежнему не зная, станешь ли ты его орудием, или помехой в его планах. Не зная, не сыграешь ли ты случайно роль песчинки в шестеренках Часов Судьбы. Хаос боится тебя, Дитя Предназначения. А хочет сделать все, чтобы страх испытывала ты. Поэтому насылает на тебя сны.
Высогота наклоняется. За его спиной небо полыхает заревом пожаров. По равнине галопом мчатся тысячи всадников. Всадников в красных плащах.
Dearg Ruadhri.
Послушай меня внимательно, Ласточка. Старшая Кровь, текущая в твоих жилах, дает тебе огромную власть. Ты — Владычица Мест и Времени. У тебя гигантская Сила. Не позволяй ее у себя отобрать и использовать для подлых целей преступникам и негодяям. Защищайся! Вырвись из их нечистоплотных рук!
— Легко сказать. Они окружили меня здесь каким–то магическим барьером и сделали своей узницей.
Ты — Владычица Мест и Времен. Тебя невозможно запереть.
Высогота выпрямляется. У него за спиной плоскогорье, каменистая равнина, на ней — остовы кораблей. Десятки остовов. А дальше — замок, черный, грозный, оскалившийся зубцами стен, возвышающийся над горным озером.
Они погибнут, если ты не поможешь им, Ласточка. Только ты можешь их спасти.
Губы Йеннифэр, потрескавшиеся и разбитые, шевелятся беззвучно, кровоточат. Фиолетовые глаза блестят, горят на исхудалом, сморщенном, почерневшем от муки лице, прикрытом бурей растрепанных, грязных, черных волос. В углублении пола — вонючая лужа, кругом бегают крысы. Пронизывающий холод каменных стен. Холод кандалов на кистях рук, на щиколотках ног.
Ладони и пальцы Йеннифэр — сплошная масса запекшейся крови.
— Мамочка! Что они с тобой сделали?!
Мраморные ступени, ведущие вниз. Лестница в три этажа.
Va’esse deireadh aep eigean… Что–то кончается… Что?
Ступени. Внизу огонь, горящий в железных корзинах. Пылающие гобелены.
«Пошли, — говорит Геральт. — По ступеням вниз. Мы должны. Так надо. Другой дороги нет. Только эта лестница. Я хочу увидеть небо».
Его губы не шевелятся. Они синие, и на них кровь. Кровь, всюду кровь. Вся лестница в крови…
Другой дороги нет. Нет, Звездоокая.
— Как? — кричит она. — Как я могу им помочь? Я в другом мире! Я заперта здесь. Я бессильна!
Тебя нельзя запереть.
«Все уже описано, — говорит Высогота. — Даже это. Взгляни под ноги».
Цири с ужасом видит, что стоит в море костей. Среди черепов, берцовых костей и поломанных ребер.
Только ты можешь предотвратить это, Звездоокая.
Высогота выпрямляется. У него за спиной зима, снег, метель. Воет и свищет вьюга.
Перед ней, в метели, на коне, Геральт. Цири узнает его, хотя на голове у него меховая шапка, а лицо укутано шерстяным шарфом. За ним маячат другие всадники, их фигуры размыты, так сильно укутаны, что невозможно распознать, кто есть кто.
Геральт смотрит на нее. Но не видит. Снег застит ему глаза.
— Геральт! Это я! Здесь!
Он не видит ее. И не слышит в вое вьюги.
— Гераааальт!!!
«Это муфлон, — говорит Геральт. — Это всего–навсего муфлон. Возвращаемся».
Всадники исчезают, растворяются в пурге.
— Герааааальт! Нет! Нееет!
Она проснулась.
Утром сразу же пошла в конюшню. Даже не позавтракав. Не хотела встречаться с Аваллак’хом, не желала разговаривать с ним.
Предпочитала избегать настырных, вопрошающих, любопытствующих, липнущих взглядов других эльфов и эльфок. В любом другом случае демонстративно равнодушные, к делам королевского алькова эльфы проявляли интерес, а у стен дворца, Цири не сомневалась, были уши.
