Если ты индиго - Турве Татьяна (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Янка стремительно выскочила из подъезда, размахивая сумкой. У Сережи от изумления выпала из пальцев сигарета: от недавнего ангелоподобного Эльфа не осталось и следа. Тут уже что-то в корне другое лезет на ум… На ней были черные кожаные брюки и короткая куртка с металлическими заклепками; пушистые, теплого медового оттенка волосы казались взлохмаченными больше обычного. И как заключительный штрих, finishing touсh, ярко выделялась на белом лице красная помада на губах. (Того самого французского оттенка, который рекламируют по телику томно-заграничные модели.) Встретил бы случайно на улице — ни за что бы не узнал! Во всяком случае, не с первого взгляда. Давешние пацаны с гитарой уставились на нее совершенно подчиненно, она им что-то небрежное на ходу бросила и Сергей опять ощутил, как неприятно засосало под ложечкой.
— Привет!
— Привет, — не успев собраться с мыслями, он машинально поцеловал ее в подставленную щеку. Та оказалась на ощупь мягкая и гладкая до шелковистости, как у ребенка. Никогда раньше не здоровались на такой французский манер, неужели перед пацанами выделывается?.. "Элен и ребята" или что-то в этом духе — она ведь всем парижским прямо бредит! Не то, чтобы он против, скорей наоборот, — особенно та часть с поцелуем весьма и весьма…
— Я же просила: под домом не становиться! — Янка с заметной нервозностью покосилась на окна девятиэтажки. — Мама меня убьет.
Не зря говорят: если слишком усиленно о ком-то думать, то можно силой мысли притянуть его к себе, наткнешься в самом непредсказуемом месте. Володя уже не раз проверял эту закономерность на практике, со временем даже стал собой гордиться — значит, настолько сильная энергетика, что нужный человек почти сразу же по заказу.
Сегодня с утра не выходила из головы Янка, он всё мучился сомнениями: а правильно ли поступил, не перегнул ли палку? Может, надо было по-другому, мягко и демократично? Не ставить ультиматум, а объяснить, что он за нее беспокоится. Да и вообще какая это для них с матерью нервотрепка: она уже подросток, и со всех сторон так и сыпятся кошмарные истории о современной молодежи да плохих компаниях. Бомбардируют ими круглые сутки: что по радио, что по телевидению, а про газеты и говорить нечего.(Тем более с Янкиной внешностью, тут только слепой не заметит.) Но это тоже не выход: чем больше с ней, красавишной, либеральничаешь, тем крепче садится на голову! В этом Марина права на сто двадцать процентов. Да и психолог дочура неплохой, к кому угодно найдет подход, чтобы выйти сухой из воды. В чем Владимир неоднократно убеждался…
Вот тут-то он ее и увидел — у водруженного недавно памятника Суворову, где собирается по вечерам "продвинутая", как они сейчас говорят, городская молодежь. Если бы сам не покупал Янке этот костюм, ни за что бы не признал! (Ну, разве только по волосам, их издалека заметно.) Какой-то незнакомый желторотый "кадр" схватил дочку сзади за пояс и приподнял над землей, и держал, не отпуская, а она дрыгала обтянутыми блестящей черной "кожей" ногами и вовсю смеялась ярко накрашенным ртом.
Володя отчаянно затормозил, прикидывая на ходу, где бы можно побыстрей припарковаться: вот сейчас ка-а-к выскочит да ка-а-к разгонит всю эту нагло-лохматую и местами лысую компанию! А малолетнюю мамзель за ухо — и потащит домой! Не за ухо, конечно, это он сгоряча…
— В чем дело? — про кого Володя напрочь позабыл, так это про новоиспеченного делового партнера с его важными, не терпящими отлагательств делами. И сразу же отрезвел: вряд ли это хорошая идея устраивать перед Николаем семейную сцену… Вместо того сдавленным голосом спросил, указывая подбородком на "золотую молодежь":
— Кто это?
— Это? А, это ж неформалы, их обычное место. А тебе зачем?
— Что там моя Янка делает…
— Дома разберешься. Давай, время! — Николай намекающе постучал коротким толстым пальцем по циферблату новенького, сверкающего ярким никелем "Роллекса". Володя медленно тронул c места, внутренне разрываясь на части от беспокойства: если бы он был так уверен, что поступает сейчас правильно!
Обещанным сюрпризом стало знакомство с Сережкиными друзьями. Смотрелись они все довольно экзотично: взять хотя бы девочку с выбритой бровью и многочисленным пирсингом по всему лицу (хотя, похоже, не только лицу, чего уж там!). Или панка с ядовито-зеленым гребнем и таким же богатым месторождением железа во всех видимых местах, или вот этого с худющей длинной физиономией, похожей на череп, и полным отсутствием волос на угловатой голове… Но при более близком знакомстве они оказались вполне нормальными ребятами: точно так же друг с друга без злости прикалывались, как заведено у них в лицее, и дурели, как маленькие дети. (И даже почти не ругались, что Янка особенно в таких компаниях ценила.) В любом случае, она тихо про себя порадовалась, что оделась сегодня вызывающе, а то в своем обычном прикиде пай-девочки вряд ли бы сюда вписалась.
Пока что ей больше всех нравился мальчишка-армянин с тонкими чертами лица и грустными черными глазами нечеловеческой величины. Ну, не то чтобы прямо так и нравился… (Она, может быть, и влюбчивая, но не настолько!) Даже не отдавая себе отчета, Яна постоянно выискивала посреди толпы необычные одухотворенные лица — стоило заметить хоть одно, и тут же хотелось схватить карандаш и начать его рисовать, чтоб задержалось хоть на минуту, не стиралось из памяти… А Сережка опять мрачно сопит, имитируя паровоз, и мечет на нее подозрительные взгляды — ревнует, надо понимать. Как же ему объяснить, что здесь ничего предосудительного, чисто эстетическое удовольствие от созерцания человеческой красоты. Не поверит же, бесполезно и пытаться: "Знаем мы ваше эстетическое удовольствие!" Некоторые лица из тех, что ей нравятся, даже красивыми с общепринятой точки зрения не назовешь… И всё равно она их безошибочно выделяет наметанным глазом.
Знакомство с этим врубелевским мальчиком у них завязалось оригинально: он церемонно-вежливо, без модной нынче развязности спросил, как ее зовут. Янка со смешной заминкой ответила, что Яна.
— Вагажан, — внушительно представился он.
— А-а… Хорошо.
— Нет, не хорошо! А ну, теперь повтори, — и надо же, нисколько не обиделся, улыбался от души. (Видно, давно к такому раскладу привык.) Пришлось сознаваться, что она это его нерусское имя просто не запомнила, и повторить несколько раз: "Вагажан, Вагажан…" Как глуповатый молодой попугай. А затем весь вечер обыгрывали эту пикантную ситуацию на все лады: не было лучшего развлечения, чем в самый неожиданный момент спросить: "Как меня зовут?"
Сережка на нее больше не отвлекался — похоже на то, что начисто забыл о самом факте Яниного существования. Стоял себе в сторонке и основательно беседовал с неопрятными на вид, лохматыми и художественно ободранными парнями — явная помесь хиппи с байкерами. Хотя раза два, когда они начали словно бы ненароком поглядывать в ее сторону, у Янки возникло острое подозрение, что речь идет именно о ней…
Вот Эдика она узнала сразу, еще по цирковым выступлениям на аэробике. (Такие ужимки разве с кем-то спутаешь!..) Тот даже поздороваться не успел — или не счел нужным? — и с преувеличенно задумчивой миной заходил вокруг нее кругами, комически разглядывая со всех сторон. Яна по привычке насторожилась, готовясь дать достойный отпор: насмотрелась уже на таких за свою богатую жизненную практику! Начиная с любимого братца, когда тот делает примерно такой же многозначительный фейс, и заканчивая Галькиным красавчиком Андрэ. Сейчас и этот каратист несчастный выдаст что-нибудь дивно остроумное, только держись! И не угадала: Эдик поразительно мирно у стоящего рядом народа поинтересовался:
— Как бы ее назвать?
— Барби, — пронзительным птичьим голосом отозвалась чересчур рыжая девочка, с головой цвета морковного пюре. (Пожалуй, самая здесь нормальная, с одной только проколотой верхней губой. На девчонке были облегающие брючки из черного атласа и трикотажный свитер с вот-такенным декольте, на шее болтался серебряный медальон величиной с кулак. Экстравагантная особа.)
