Зимнее солнце - Нартова Татьяна (читать книги онлайн txt) 📗
— Викант, ты меня слышишь? — срывающимся голосом спросила я, взяв его руку в свою. Но конвоир так и остался подобен восковой статуе. Только изредка вздымалась широкая грудь. Дышал он как-то порывисто, словно стараясь втолкнуть в себя воздух, а не просто пропустить его в легкие, — Викант, не уходи, не надо…
— Я не уйду… — послышался его голос. Я уже было успокоено кивнула, старательно вытирая тыльной стороной ладони щеки. Мелкие соленые капельки не переставая струились по ним, неприятно затекая за шиворот. Кажется от перенапряжения я совершенно потеряла над собой контроль, подобно придавленному тяжелым сапогом жизни жучку, продолжая конвульсивно дрыгать передними лапками. Леквер едва приоткрыл веки, но даже в полутьме кибитки было видно, насколько затуманенными стали его глаза, — Я умру.
— Не говори так. Разве ты не воин? Ты сильный, ты справишься…
И тут только я поняла, почему фигура парня как-то странно повернута, словно он был сделан из пластилина. Все кости Виканта были не просто сломаны — вывернуты в суставах, искромсаны. А чуть ниже ключицы зияла чуть светящаяся рана, которая никак не могла затянуться. И до меня с какой-то жуткой четкостью дошло, что Викант прав. От этого ушедшие было на задний план боль и головокружение снова нахлынули обжигающими волнами.
— Лида. Ты была моим самым лучшим заданием… И я…
— Викант, тебе лучше помолчать, — попыталась я прервать парня, чувствуя легкий толчок. Кибитка еще раз качнулась и покатилась, едва трясясь по снежной дороге. Только этот факт совершенно не коснулся меня, лишь автоматически отметившись на задворках сознания.
— Но ты должна знать. За то время, что мы были рядом, я успел не просто привязаться к тебе. Я тебя полюбил. Я люблю тебя… конечно, это не меняет дело. Но ты, хотя бы теперь знаешь.
— Викант, — я тронула леквера за плечо, но он больше не отозвался. Закусив губу до крови, кое-как отпрянула от моего уже бывшего конвоира, тихонько поскуливая в углу. А между тем отряд всадников на птицах все больше и больше приближался к столице.
Я не заметила, как заснула все еще судорожно стискивая зубы, чтобы не заорать в голос от боли. Боли в искореженном теле и напрочь разбитой душе. Несколько раз меня уносило куда-то в спасительное забытье, но снова и снова разум начинал цепляться за действительность, не позволяя полностью отрешиться от мира. Постепенно стемнело. Хотя мне, в сущности, было совершенно все равно, я продолжала бездумно рассматривать обстановку внутри кибитки. В нескольких местах вместо соломы брошено несколько пучков душистого сена, поверх которого были положены почти плоские тюфяки, по ощущениям набитые ватой или войлоком. Причем, весьма свалявшимся. Темная ткать полога не пропускала ни единой лишней крупицы света, но и злой зимней ветер не мог проникнуть вовнутрь, так что даже без верхней одежды мне было тепло. Старательно не замечая лежащего рядом тела, я таращилась в темноту, ища в ее недрах хоть какое-то облегчение. Время текло как-то подозрительно медленно, так что казалось, что оно превратилось в вязкую смолу.
И я так и не поняла, когда провалилась в сон. Просто перед глазами поплыли странные картины. Странные потому, что в них не было страха, не было чувства постоянной погони за спиной. Даже сломанная рука перестала ныть в этом чудном сне.
— Погоди, куда же мы идем? — недоумеваю я, стараясь хоть как-то замедлить наш безумный бег по городским улицам. Только деревья мелькают по обочинам и ветер посвистывает в ушах, готовый сорвать с плеч незастегнутую куртку.
— Скоро увидишь, — я отворачиваюсь, заражаясь знакомой улыбкой. Нет, не надо было мне идти на эту авантюру. Он легко, почти одним пальцем разворачивает мое лицо к себе, так что приходится опустить глаза, иначе можно просто ослепнуть от сияния темно-карих глаз. И кто после этого смеет утверждать, что нет совершенных людей? Безумное, яркое солнце выгодно подсвечивает сзади темные прядки, делая их почти медными. Он никогда ничего не может полностью открыть. Все время оставляет за собой право быть неразгаданным. И это мне больше всего в нем нравится.
— Что ты задумал, говори быстро, иначе я никуда не пойду! — угрожаю я, пытаясь отступить на шаг назад, чтобы оставить себе немного личного пространства. Иначе потом я просто не смогу освободиться из нежных объятий. И опять сдамся.
— Не пойдешь? Ну и не надо, — отворачивается он, хмыкая, — Только потом сама же будешь жалеть об этом.
— Ты… ты нахальный…
— О, да! Я нахальный, противный, невыносимый. Лида, я это слышал уже сто раз. Да… я невыносимый, ужасный… — словно пробуя каждое слово на вкус, повторяет он.
— Именно. И поэтому я даю тебе последний шанс, чтобы все мне объяснить. Ты же знаешь, что больше всего я ненавижу сюрпризы.
— Тогда перестань препираться. Еще несколько метров и никакого сюрприза для тебя уже не будет. Ты довольна?
— Ладно. Но это в последний раз я так слепо тебе доверяюсь. Мне надоело быть новорожденным котенком, которого мамаша носит за шкирку зубами.
— Значит, я — мамаша? — смеется он. Я киваю, снова переходя с размеренного шага на бег. Желтые листья, тщательно сметенные поутру в кучки дворниками, к обеду уже разбросаны по всему тротуару. До безумия приятно поддавать их ногами, рассматривая над головой белоснежные облачка. Красные, золотые деревья с редким вкраплением зелени протягивают навстречу ветви. И не хочется думать, вообще не хочется думать. Особенно, когда взгляд сам собой падает в сторону идущего рядом мужчины. И все-таки, интересно, что он опять задумал?
— Уже пришли, — торжественно сообщает он, когда мы поворачиваем с главной улицы в узенький переулок, с двух сторон засаженный кленами. Я только прищелкиваю языком, бросаясь к ближайшему ковру, брошенному ранней осенью прямо на зеленую траву, — Лида, что ты творишь?
— Собираю осенний букет, — нагибаться за каждым листком надоедает, и я плюхаюсь на корточки, подметая светлой полой пальто землю. Проходящий мимо народ удивленно посматривал в сторону девицы, у которой явно были не все дома. Самой же девице, то есть мне, совершенно безразлично их мнение. Из всех направленных на меня взглядов я ловлю и воспринимаю только один: чуточку ироничный, немного циничный и бесконечно добрый, — Думаешь, я упущу такую прелесть? Кстати, это же твое дерево, забыл?
— Нет. Не забыл.
— Кстати, ты очень похож на клен.
— И чем же? — теперь уже он начинает ползать в поисках очередного листочка, складывая его в широкую ладонь, — Что, тоже жесткий и так же глухо звучу?
— Ты отлично знаешь, чем, — поворачиваюсь я, не успевая среагировать на его стремительное движение ко мне. Ну, вот, теперь на нас будет таращиться намного больше народа! Когда мне, наконец, удается оторваться от него, его лицо просто лучится то ли от гордости за себя любимого, то ли от любви ко мне. Очень хочется верить во второе, — Ты такой же высокий, стройный и красивый. А еще ты очень хорошо вписываешься в осень…
— А в другие времена года нет?
— И в другие, — вздыхаю я, — Только вот почему-то я не вижу тебя весной. Не представляю. Странно…
Еще один вздох. Но мысли уже плывут совсем в другие стороны…
И я проснулась. После нескольких томительных секунд поняв, что чудный сон никогда больше не вернется ко мне. Так же, как и та часть реальности, которая была в нем заключена. Постепенно, словно проявляющаяся фотография, до меня начали доноситься шорохи, запахи сена и струганной доски. Левая конечность начала ныть с новой силой, так что я громко выругалась. Больше всего захотелось закрыть глаза в надежде, что удастся еще немного посмотреть то видение. От раздумий меня отвлек подозрительный звук сбоку.
— Викант, — догадалась я, осторожно приближаясь к нему. В сгущавшейся тьме даже лица леквера нельзя было разглядеть, зато отлично было слышно, как мучительно тяжело тот продолжал дышать, — Как ты?
