Гоблин – император - Эддисон Кэтрин (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
Подписание контракта сопровождалось обменом клятвами и кольцами, во всем остальном эту церемонию можно было рассматривать как чисто деловое предприятие. Об этом можно было догадаться уже по одному облику Дач'осмин Чередин: одетая изящно, но без чрезмерной роскоши в светло-коричневый бархат, она быстро поднялась на помост и приветствовала всех присутствующих вежливо и деловито, словно давая понять, что у нее на сегодня запланированы встречи и поважнее.
Контракт она подписала без пафоса и суеты. По контрасту с каллиграфическим, но совершенно безличным почерком секретаря, ее подпись излучала свирепую уверенность. Майя заметил, что она воспользовалась «барзадом», старинным шрифтом, вместо принятого при дворе «барвена», который волей-неволей переняли все граждане Этувераца, не имевшие свободы для выражения собственной индивидуальности. Его собственная подпись внизу страницы казалась по-детски беспомощной, но Майя попытался изгнать из головы эту мысль.
Церемония обмена кольцами, как и подписание контракта, не требовала слов. Железные кольца, сплетенные из двух полос проволоки, сами по себе являлись клятвой. Он был неловок, надвинув кольцо на палец Дач'осмин Чередин только до второй фаланги, но она ненавязчиво помогла, и он, по крайней мере, не уронил свой символ верности. Она оказалась намного решительнее и не побоялась крепко сжать его руку.
Когда все было закончено, она присела в реверансе, а затем спустилась с помоста и ушла, не оглядываясь. За время знакомства они обменялись, в общей сложности, не более, чем пятью десятками слов.
В душе он чувствовал себя полумертвым, опасаясь своей Императрицы, боясь неизбежных сплетен, корчась от презрения к себе и ожидая унижения со стороны придворных. Хотя он и помнил об единственном средстве спасения, медитировать он не мог. Только не с двумя чужими людьми в комнате, даже не с одним. Он был слишком застенчив, слишком зависим от чужого мнения. И с новым уколом болезненного сожаления, Майя вспомнил, что нохэчареи не были ему друзьями. Мысль об их вежливом и отчужденном непонимании была для него так же невыносима, как презрение двора. По ночам он лежал, скорчившись среди сбитых простыней в своей огромной кровати и тосковал по тишине и уединению темной часовни.
Не прошло и недели, как к ропоту желающих видеть на престоле Идру Драхара добавились ядовитые шепотки: слухи о том, что к крушению «Мудрости Чохаро» причастен сам Майя.
Это был нонсенс, полная чушь, даже не требовавшая опровержений. Всем хорошо было известно, что заключенный в Эдономее Майя не имел ни средств, ни возможности, ни малейшего представления о том, как можно взорвать дирижабль. Просто этим людям было нестерпимо признать очевидную истину: Майя, младший и нелюбимый сын Варенечибела теперь был их Императором. Но даже если бы он мог крикнуть всем шептунам, что совсем не хочет быть Императором, никто не поверил бы ему. Ни один человек в Унтеленейсе не способен был поверить, что можно не желать императорской короны. Это было немыслимо.
Расследование деятельности Трудовой Лиги в Сето продолжалось (в этом Императора заверил лично лорд-канцлер), но не продвинулось ни на шаг ближе к обнаружению убийц. Майя вызвал к себе Тару Селехара и потребовал отчета о результатах поисков, а также о том, почему обнаружено так мало сведений. Он до смерти перепугал Селехара и позже устыдился самого себя, сознавая насколько чудовищно выглядел, если смог вывести священнослужителя из привычной апатии. Тем не менее, Селехар смог заверить Майю, что в меру своих способностей ищет истину и среди живых и среди мертвых.
— Это не вопрос умения, Ваше Высочество, — сказал он тихо, но решительно. — Здесь невозможно предвидеть результат.
Цевет коротко и со значением кашлянул, и Майя опомнился. Он произнес мягко и вежливо, как только мог:
— Мер Селехар, есть ли у нас возможность помочь вам в вашем поиске?
— Мы сожалеем, Ваше Высочество, но нет. Мы можем только приложить все наши усилия.
— Мы понимаем. Мы… — Императоры не извиняются, но он вспомнил слова Идры о том, что Варенечибел не мог простить свидетелей своих ошибок. — Мы приносим свои извинения за то, что усомнились в вашей доброй воле.
Глаза Селехара расширились, затем он быстро опустил голову, стараясь скрыть выражение лица.
— Ваше Высочество. Мы будем сообщать вам, как только у нас появится любая информация.
— Благодарим вас, Мер Селехар, — Майя устало опустился в кресло.
Селехар поклонился и бесшумно покинул Мишентелеан.
Вот уже месяц он был Эдрехазиваром Жас, а не просто Майей Драхаром, и управление Этуверацем стало казаться делом более простым, хотя и по-прежнему утомительным. Он знал имена большинства, если не всех, придворных, начинал вникать в смысл их фракций, основанных на общих интересах или вражде. Независимо от замечаний Сетериса, неизменно звучащих у Майи в голове, сам он больше не попадался Императору на глаза, за что Майя был (как патетически говорил он себе) благодарен кузену. Нохэчареи и эдочареи безупречно выполняли свои обязанности, Цевет вдохновенно дирижировал распорядком дня Императора, как будто был рожден для этой миссии. Недовольные слухи и шепоты не смолкали, но на самом деле общая любовь показалась бы Майе еще более подозрительной, он был слишком хорошо осведомлен о дефиците собственной харизмы.
Чавар держался по-прежнему враждебно, но уже опасался дерзить и грубить открыто. Майя все еще надеялся заменить его на посту лорда-канцлера, но не мог этого сделать, не имея в поле зрения достойной кандидатуры. Цевет совместно с секретарями Чавара выработали сложную систему взаимодействия, обеспечивающую минимальное общение Императора с лордом-канцлером, и это если не вполне устроило их обоих, то хотя бы сделало терпимым совместное существование.
Наревис Чавар был намного любезнее своего отца. Хотя круг его приятелей мало соприкасался с окружением Четиро Чередин, Наревис сделал все возможное, чтобы завсегдатаями его вечеринок стали не только она сама, но и ее друзья. Майя был благодарен, но втайне не мог не желать, чтобы Наревис суетился поменьше. Гостиная Чаваров разделилась на два лагеря с Дач'осмин Чередин на одной стороне и Осмин Дашенин на другой, сам же Майя с величайшей осторожностью выбирал свой путь между этими враждующими сторонами. Осмин Дашенин уже не скрывала своего гнева, Дач'осмин Чередин была холодна и держалась весьма официально, хотя, возможно, тоже сердилась. Когда его не было рядом с ней, ее смех из дальнего конца комнаты звучал вызывающе громко, и Майя думал, что она, как и Осмин Дашенин, тоже дразнит его.
Майя старался держаться нейтральной территории: Наревис и друзья Наревиса, которых не могла разлучить никакая политика. Они доброжелательно игнорировали Майю, он слушал их непонятные разговоры об охоте, лошадях и собаках и чувствовал себя в относительной безопасности. Наревис разговаривал с ним на правах хозяина дома, но Майя все больше и больше проникался благодарностью к Мин Вечин, которая была достаточно осторожна, чтобы отказаться от возможности монополизировать Императора, но время от времени подходила к нему — часто спасая от жаждущих императорской благосклонности болтливых придворных — и говорила легко, не ожидая ответа длиннее обычного «да» или «нет». Она была неизменна спокойна и прекрасна, и ему порой казалось, что певица флиртует с ним, хотя не имел ни малейшего представления, как следует реагировать на внимание такой красавицы. Она заставляла его чувствовать себя почти нормальным, почти счастливым.
И вот однажды вечером, когда Мин Вечин изящно упорхнула от Майи после третьего или четвертого подхода, к нему подошла Дач'осмин Чередин. Ее реверанс в облаке бронзовых и пурпурных шелков был безупречен, но брови нахмурены, и Майя ничуть не удивился, когда она бросилась в атаку.
Тем не менее, его брови полезли на лоб, когда она прямо заявила:
— Ваше Высочество, Мин Вечин использует вас.
