В рекруты (СИ) - Никин Сим (книги хорошего качества .txt) 📗
— И никто не узнает, где могилка моя, — пропел попаданец.
Над головами затрещало более требовательно, будто возмущаясь бездействием втянувших головы в плечи парней. Сквозь раздвинувшиеся мелкие ветки потекли ручейки измельченной породы.
— А-а-а! — заорал Георгий и начал шустро прокапываться наружу, забрасывая кусками мела товарища.
Попавший в лицо комок вывел Дениса из ступора, и он присоединился к интенданту. Приходилось раздвигать колючие ветви, из-за чего мел просыпался во внутрь, и его, в свою очередь, приходилось откидывать назад. Мелькнула мысль о забытых и, вероятно, засыпанных саблях. Но вряд ли они сейчас могли чем-нибудь помочь. Копать ими нельзя. Рубить загораживающие выход ветви в темноте — можно запросто отрубить что-либо товарищу.
— А-а-а! — продолжал уже не орать, а хрипеть толстяк.
Он уже прокопал отверстие наружу и теперь лихорадочно его расширял, выламывая колючие ветки акации, не обращая внимания на вонзающиеся в руки колючки. Денис бросил пытаться пробиться со своей стороны и начал помогать Георгию, отгребая от отверстия сыпавшийся мел. По мере того, как мел насыпался сверху и отгребался, пытающимся выбраться беглецами, уровень пола поднимался. Потолок же наоборот проседал все ниже. И вот, после очередного треска, они, стоя на четвереньках, ощутили спинами прикосновение нависшей над ними массы.
Уже не крича, а лишь как-то хрипло подвывая, интендант просунул в спасительное отверстие руки и голову и, упираясь ногами, начал пропихивать себя наружу, извиваясь всем телом словно гигантский червь. Попаданцу не к месту, а вернее, не вовремя вспомнился мультфильм про Вини Пуха, где тот застрял в кроличьей норе. Но треск, продолжающего проседать потолка, вновь подтолкнул его к активным действиям. Ухватившись за ветки и чувствуя, как вонзаются в пальцы шипы, принялся оттягивать их от бока товарища. Вероятно, ему удалось таким образом расширить отверстие, потому что Георгий вдруг резко подался вперед, высунувшись наружу по пояс.
Тут Денис почувствовал, как его ноги быстро засыпает, и груз, наваливающийся на них, становится все тяжелее.
— А-а-а! — теперь уже заорал он и врезал кулаком по заднице интенданта, загораживающей путь к спасению.
Задница исчезла. Парень рванулся следом, но не тут-то было — ноги прижало довольно сильно. Похоже, одна из переломившихся ветвей воткнулась поперек сковывающей ноги цепи. Денисом овладело отчаяние. Хрипя, как недавно хрипел его товарищ, он неистово дергался, пытаясь освободиться от навалившегося гнета. Все, за что пытался ухватиться, чтобы вытянуть застрявшее тело, оказывалось ненадежным, и тут же ломалось или выдиралось.
Когда что-то заслонило проникающий во внутрь свет, попаданец решил что это конец и закрыл глаза, прекратив попытки освободиться и ожидая, когда его придавит обрушившейся массой. Но вместо этого, кто-то схватил его за локти и начал рывками тянуть из-под обвала. Мгновенно сообразив, что это пришел на помощь Георгий, парень возобновил отчаянные попытки. Постепенно, распихивая по сторонам мел, ноги стали двигаться свободнее, и интенданту удалось вытянуть его так, что голова оказалась снаружи. Солнечный свет породил надежду и удвоил силы. Однако, несмотря на то, что ноги почти освободились, осыпающийся мел придавил тело в районе поясницы и таза. Теперь пришла очередь Дениса извиваться подобно гигантскому червяку. Над ухом натужно хрипел толстяк, ухватив его уже под мышки. Наконец попаданец почувствовал, что его тело свободно. Последним толчком опрокинул на спину Георгия и сам плюхнулся на него.
Так они и лежали некоторое время. Интендант лежал на спине, отсутствующим взглядом пялясь в кроны деревьев, продолжая держать Дениса под мышки и прижимая его к своей груди. Денис, судорожно вцепившись в присыпанную мелом траву, словно бы пытался сильнее придавить своего спасителя к земле, и тупо наблюдал за стекающей по грязному боку товарища каплей крови. Оба часто дышали, словно после долгого пребывания под водой.
Вот толстяк со стоном заворочался и спихнул с себя попаданца. Тот, перевернувшись на спину, продолжал судорожно дышать. Наконец до него дошло, что опасность позади и он, подняв голову, посмотрел на товарища. Грязное тело того было все исполосовано глубокими царапинами, будто об него точили когти кошки. В тот же миг Денис ощутил, что его тело пострадало немногим меньше. Ощущения были такие, словно по коже прошлись теркой для овощей и присыпали солью, чтобы не испортилось.
Сверху слышалась басурманская речь, по склону отвала катились куски ссыпаемого мела. Густая листва ветвистых деревьев скрывала от взора то, что происходило на вершине, а, заодно, скрывала беглецов от тех, кто находился там.
Когда прошел шок, до спасшихся начало доходить, что они избежали лишь одной беды. Но их по-прежнему окружала другая беда в лице жестокого врага. И перспектива попасть в руки басурман или диких крымчаков радовала ничуть не больше той, которой только что избежали. Принимая во внимание задушенного турка и двух убитых татар, а также учитывая сбежавшую пленницу, возможно, что быть раздавленными было бы предпочтительнее тех радостей, которые ожидали бы их в случае нового пленения.
— Жрать охота, — вдруг произнес Георгий. — И пить.
Денис глянул на него и не удержался от смеха. Смеялся беззвучно, вздрагивая при каждом смешке всем телом. Из глаз брызнули слезы, вызванные то ли смехом, то ли зудящей болью во всем теле. Когда-то, в одной из телепередач на тему кинопутешествий он видел туземцев, разукрашивающих свои лица грязно-белым гримом. Его товарищ сейчас походил на воина из того племени. Вывалянный в грязно-серой массе, разукрашенный кроваво-бурыми полосами, с дико всклокоченными волосами и бешено выпученными глазами, бывший интендант своим видом мог основательно пошатнуть самую устойчивую психику. Ему бы еще пустить кровавую слюну из уголка рта, и ненавязчиво выпустить из-под верхней губы длинный желтый клык…
— Чего смеешься? Правда жрать охота, — голос товарища звучал как-то буднично, словно они не избежали только что смертельной опасности, словно не грозила им другая смертельная опасность. Словно они всего лишь ушли так далеко, что не успевали вернуться к обеду, о чем и переживал проголодавшийся Георгий.
— Пойдем, раб желудка, — все еще кудахча от смеха, Денис поднялся на четвереньки. — Поймаем кого-нибудь и съедим. Заодно напьемся крови.
Не поднимаясь с четверенек, он прошел вдоль кустов и выглянув из-за них осмотрел рощу. Никого не заметив, двинулся дальше. Страха не было. Страх, вероятно, остался под теми деревцами, которые раздавило меловой массой. Разумом овладел какой-то злой пофигизм. Да, именно злой пофигизм. Мол, мне все пофиг, и, не дай бог, кто-нибудь вздумает с этим поспорить. Загрызу, нафиг… если не будет возможности убежать и спрятаться… М-да. А куда это он направился? А пофиг.
Сзади шуршал Георгий. Он так же на четвереньках следовал за попаданцем. Так и пересекли рощу, уткнувшись в густые кусты подлеска на опушке. Из-за кустов доносились всхлипывание, довольные смешки и чей-то невнятный голос.
Аклим молодой воин. Он впервые участвует в походе. И он вернется со знатной добычей. Привезет не меньше добра, чем привезли его братья из похода на Персию. Он приведет русских рабов и, главное, русских рабынь. Он уже не раз напоил кровью свою саблю. Но чтобы стать настоящим воином, Аклиму необходимо овладеть женщиной. У него еще не было женщин, и братья смеялись над ним. Но сегодня он овладеет этой черноокой девчонкой. Сегодня он станет настоящим воином.
Вчера они наткнулись на небольшой хутор. Двух мужчин, оказавших сопротивление, убили. Еще убили старуху, не представлявшую никакой ценности да к тому же еще и плюнувшую желтой слюной в лицо Газима. Убив старуху, взбешенный Газим убил еще и грудного ребенка, отобрав того у кричащей матери и ударив головкой о стену сруба. Потом бросил маленький трупик на упавшую без чувств мать. Остальные воины смеялись и шутили, мол, от плевка ведьмы лицо Газима снова распухнет как тогда, когда он по глупости залез в борть с пчелами, решив, что могучему воину не страшны какие-то мелкие насекомые. С тех пор воин уважал маленьких пчелок, и всякий раз, когда слышал знакомое жужжание, почтительно останавливался, давая пролететь насекомому.
