Отмеченные лазурью. (Трилогия) - Бялоленьская Эва (лучшие книги .TXT) 📗
— Есть, только далеко. Очень далеко.
Больше он не стал выпытывать. Будет еще время для этого. А сейчас следовало прежде всего накормить ребят и уговорить их остаться. Но уже по первому впечатлению можно было понять, что в их жизни что-то сломалось. Если они и дальше будут бродяжничать, то плохо кончат.
Камушку хотелось исчезнуть. Зарыться под землю, как крот, или улететь. Все, что угодно, лишь бы с глаз долой от этого рыжего мужика. Когда они подошли к дому, отец Монеты, обнаженный по пояс, как раз мылся в бадье, выставленной у порога. То, что мальчик принял в первое мгновение за облегающую рубашку с замысловатыми узорами, оказалось обширной и необыкновенно сложной татуировкой, покрывавшей весь торс и широкие плечи хозяина. Очарованный этим зрелищем, Камушек разглядывал прекрасные точные рисунки. С левого плеча к груди вытягивал иссиня-черные щупальца осьминог. По животу плыла черная галера с пурпурным парусом, а вокруг нее выскакивали из волн дельфины. Верхнюю часть рук оплетали морские змеи, ухватившие друг друга за хвосты. Перед мальчиком, несомненно, стоял бывший моряк, осевший на земле.
Оставалось только тайной, почему нортландец выбрал Ленгорхию вместо своего родного края.
Тем большим ударом оказалось открытие того, к кому именно его привела судьба — эта вредная скотинка. Когда Медный подошел поближе, Камушек заметил то, что раньше ускользнуло от его внимания. Кто-то удалил краситель с одного щупальца осьминога и незаметно добавил к общей композиции чуждую ей деталь — черный кружок размером не больше отпечатка самой маленькой рюмочки с размещенным посредине знаком — корабликом. Хоть день был жаркий, Камушек содрогнулся от головы до пят. На короткое мгновение его охватило такое ощущение, будто он совершенно прозрачен, и каждая косточка в нем видна, каждая мысль, чувство и каждый его проступок. С огромным трудом он подавил в себе желание тут же удрать. «Может, это всего лишь сон», — безнадежно подумал он, закрывая глаза. К сожалению, когда он снова поднял веки, маг по-прежнему стоял перед ним. Да еще не ленгорхийский маг! По счастью, Повелители ветров не принадлежали к числу тех магов, которые читают мысли, поэтому еще оставалась надежда, что личность Камушка не будет сразу же открыта.
Поселение, окруженное редким сосновым лесочком, выглядело необычно. Трудно назвать деревней полтора десятка хаток, утопающих в цветах и разбросанных на довольно ограниченном пространстве. Колодец, несколько огородов, один загон с птицей, другой с кроликами — вот и все. В этом было что-то странное, хотя с первого взгляда трудно понять, что именно. Это место не похоже было ни на летнюю резиденцию какого-нибудь богача, ни на хозяйственные постройки. Не видно ни обработанных полей, ни загонов для скота, ни каких-то крупных мастерских. Удивляло и полное отсутствие заборов и крепостных стен, поскольку нельзя же всерьез говорить об окружающем поселение дерновом вале. Он был едва ли выше колен и не остановил бы даже кролика, не говоря уже о злоумышленнике.
Монета повел своих гостей между домами. Они проходили мимо взрослых, занятых разными работами, и играющих детей. Один ребенок сидел на траве перед домом, обвязанный за талию шнуром, прикрепленным другим конном к столбику крыльца. Камушек с недоверием смотрел на эту сценку. Это был старый способ, которым заработавшиеся матери ограждали от опасности непослушных детей, но этому ребенку было уже, по крайней мере, семь лет, и очень странно, что с ним до сих пор обращались, как с неразумным щенком.
Монета, видно, заметил удивление Камушка и пояснил:
«Он не видит. А тут он новенький, и ему еще нужно помогать».
Но это было не последнее диво за день. Полдень давно миновал, а до ужина было еще далеко, поэтому в кухне они застали только одну девушку, работавшую за длинным столом. Она с улыбкой приветствовала Монету, с любопытством глянула на чужаков. Потом дунула на темную челку, которая лезла ей в глаза, а когда это не помогло, отвела прядку предплечьем…
И тогда Камушка вдруг осенило, и он вспомнил точно такой же жест, который видел семь или восемь лет назад.
Одно из первых явственных воспоминаний детства было связано у него с одним ветреным днем, когда он, крайне разобиженный и расстроенный, сидел под изгородью у края дороги. Деревенская ребятня снова не приняла его в общую игру. Его опять обсмеяли и прогнали, поэтому он искренне желал своим преследователям, чтоб у них в животах завелись жабы. Он все время вспоминал свои обиды, страшно жалея самого себя. И тогда заметил ту парочку. Они шли по дороге с юга. Облик старца с годами стерся из памяти Камушка. Ему он показался очень высоким. Дорожный плащ, который теребил ветер, поднимался на его плечах, точно огромное крыло. Мужчина опирался на длинный посох. Половину его лица ото лба до кончика носа скрывала темная повязка. Руку он держал на плече ребенка, служившего ему поводырем. Из-за коротких волос трудно было понять, мальчик это или девочка. Маленький Камушек все-таки решил, что девочка. Ни один мальчишка не повесил бы себе на шею венок из полевых цветов. Когда бродяги проходили рядом, малышка с любопытством глянула на Камушка и подняла руку, чтобы убрать с глаз черную прядь. И тогда он увидел, что предплечье у нее наполовину короче обычного, а ладонь замещена деревянной вилкой. Ветер подул сильнее, поднял тучу пыли и песка, который попал Камушку в глаза. А когда он протер их, уже ни старца, ни девочки видно не было. Они пропали где-то между хатами. Но Камушек долгие годы помнил о том маленьком поводыре, с которым судьба обошлась так же жестоко, как с ним самим. Он перестал жалеть себя, но уже не искал дружбы с ровесниками. Вместо этого он тяжело работал, что одновременно и радовало, и слегка беспокоило Белобрысого.
У молоденькой кухарки тоже не было ладони. Из широкого металлического браслета, охватывавшего предплечье, высовывался острый крюк. Глаза мальчика невольно обратились к другой руке девушки. Такой же браслет заканчивался лезвием ножа. Наверное, ему дали какую-то еду. Наверное, он ее съел. Потом он не помнил ничего про это посещение, кроме девичьей фигурки, крутившейся среди кухонной утвари и ловко орудовавшей своими невероятными приспособлениями. Крючком она вылавливала из корзины овощи. Ножом чистила их и нарезала. На столе в одном месте были сложены различные столовые принадлежности, а девушка совершенно свободно меняла их, ловко просовывая между браслетами и телом. То мешала ложкой в горшке, то вынимала лопаткой булки из печи. И все это так проворно и справно, что кое-кто и с парой здоровых рук не сумел бы управиться лучше. Камушек просто места себе не находил, все думал, не встретил ли он каким-то дивным случаем ту самую увечную девочку, которую видел когда-то со слепым нищим.
Только через некоторое время он осмелился спросить об этом Монету. Девочку звали Ночной Мотылек, и она была дочкой лавочника, в детстве повозка размозжила ей руки. У нее не было надежды выйти замуж, а быть обузой для семьи она не хотела. Кто-то посоветовал ей поискать работу именно здесь, и правда, оказалось, что ей не только удалось тут найти свое дело, но и нигде она не чувствовала себя так хорошо, как в этом поселке.
Что могло произойти с тем ребенком? Может, девочки уже не было в живых, а может, она все еще бродила от деревни к деревне, прося милостыню. Многие дети теряют конечности в результате различных несчастных случаев, но очень немногие получают такую возможность, которую судьба подарила Ночному Мотыльку.
Очень быстро Камушек убедился, что попал в единственное в своем роде место. На стенах домов примерно на высоте локтя идущего человека тянулись полосы выпуклых узоров, разнящихся друг с другом — на каждом доме свой, они легко различались на ощупь. Во всем поселке не было ни единой ямки, торчащего кустика травы или разбросанных в беспорядке вещей. От дома к дому вели дорожки, выложенные из ровных плоских каменных плит. Все подчинялось одному правилу: безопасность и удобство для слепых. По этой же причине тут не было заборов — убирались все препятствия, на которые можно наткнуться. Но это удивительное поселение приютило не только слепых. Тут жило и несколько глухонемых разного возраста — от малышей до подростков. Самые молодые упорно учились языку жестов и основам письма, старшие овладевали ремеслами. Все они были сиротами или по разным причинам оказались брошены своими семьями. И наверняка их увечье чаще всего и определяло такую судьбу.
