Время истинной ночи - Фридман Селия С. (онлайн книга без txt) 📗
Надо было спросить об этом у отца, пока у нее имелась такая возможность.
Надо было спросить у него о многом…
Днем она спала, понимая, что это безопаснее всего. Перед сном подыскивала себе какую-нибудь пещерку или другое убежище. Однажды девочка, набрав веток, попыталась смастерить из своего одеяла нечто вроде палатки (отец научил ее этому), но солнечный свет «шумел» и сквозь этот полог так сильно, что она не смогла уснуть, даже замотав курткой голову. Почему он не предупредил ее об этом? Ведь отец предпринимал такие отчаянные усилия к тому, чтобы, если ей когда-нибудь случится выйти во внешний мир, она была бы к этому подготовлена, так почему же он не объяснил ей, что солнце восходит на заре с таким грохотом, как будто бьют сразу в тысячу бубнов, почему не объяснил, что полуденные лучи, достигая земли, взрываются на ней с такой силой, что сама Йенсени, лежа на траве, чувствует, как вся почва ходит под нею ходуном? Неужели он сам не воспринимал ничего подобного? Подобно тому, как он не слышал многого из того, что было внятно ей и в привычном для нее мире?
«Ах, отец…» Присущую ему ограниченность она оплакивала точно так же, как оплакивала его гибель, оплакивала тот факт, что и в минуты наивысшей близости между ними вечно оставались непреодолимые барьеры. Всегда существовало множество вещей, которые он не видел, не слышал, не чувствовал…
«Но ты любил меня. Ты всегда любил меня. И так сильно…
Почему же я тебя не спасла?»
День неторопливо переходил в ночь, ночь — в день, так тянулись дни за днями, — изнурительные и бесконечные часы беспредельного отчаяния. Однажды, когда Сияние стало особенно сильным (оно прошлось по лесу, треща ударами молний и озаряя ночной мрак всеми цветами радуги), она осмелилась задать вопрос, произнести который ей было невероятно трудно, а именно: разыскивает ли ее то самое чудовище, убившее ее отца? Как ей представлялось, раз уж Сияние позволяло ей видеть и слышать столь многое, то, не исключено, оно сумеет ответить ей и на этот вопрос. Девочка затаила дыхание, дожидаясь ответа. И вдруг ей показалось, что лес вокруг затих — совершенно затих и полностью опустел… как будто здесь ничего не было, кроме нее самой. И тут Сияние пропало, а Йенсени осталась в недоумении, не зная, получила она ответ на свой вопрос или нет. Или же ей ответило ее собственное одиночество, в котором она отразилась, как в гигантском зеркале, только не лицом, а душою.
Ей нужен был отец. Или кто-то другой. Кто угодно. Лишь бы этому человеку можно было доверять. Но откуда такому взяться? Адепты Церкви убьют ее, как только увидят, а у чудовища, которое расправилось с ее отцом, наверняка имеются союзники… Со внезапно нахлынувшим ужасом она осознала, что если чудовище оказалось в силах сожрать ее отца и принять его образ, то точно так же оно может поступить с каждым, а это означает, что каждый может оказаться этим чудовищем или одним из ему подобных. Даже ее старая нянюшка. Даже другие протекторы. Все съедены и подменены… этими тварями.
Задрожав, девочка упала наземь и обхватила руками колени. Ее штаны были изорваны в клочья терновником и грубой корой деревьев, ее блузка так извалялась в грязи и запылилась, что по цвету почти не отличалась от кожи. И вдруг всего этого: грязи, царапин, усталости и страха — оказалось чересчур много для нее, и Йенсени, уронив голову, отчаянно всхлипнула. Сейчас ей хотелось только одного — чтобы все это так или иначе поскорее закончилось. Она уже сожалела о том, что отец своим воспитанием подготовил ее к борьбе, к беспощадной борьбе за выживание, потому что (как он всегда внушал ей) в самых страшных условиях всегда можно надеяться на будущее, и главное — это до него дожить. Но сейчас она не могла представить себе никакого лучшего будущего, не могла вообразить ничего, кроме бесконечного продолжения творившегося вокруг кошмара, в ходе которого ей постоянно приходится прятаться и бежать, заставляя себя питаться незрелыми ягодами, которые трещат, когда их отрываешь от ветки… и чувствовать себя такой одинокой. Предельно одинокой. И сейчас, и всегда.
Слезами этому было не помочь, но других средств у нее не находилось. «Считай слезы молитвами, — сказал ей однажды отец. — Считай, что каждая слеза, выкатившаяся у тебя из глаз, является посланием, адресованным твоей матери, где бы она сейчас ни находилась, и в этом послании сказано, как сильно ты ее любишь». Потому что в страну мертвых нельзя пройти, не умерев самому, объяснил он, лишь молитвы и любовь способны преодолеть незримую преграду. Она всегда вспоминала об этом, если ей доводилось плакать, даже если плакала по какой-нибудь другой причине. Так что в слезах как таковых, независимо от причины, было нечто хорошее.
А сейчас даже в них не было ничего хорошего. Лишь одиночество, настолько чудовищное, что оно высасывало из нее последние силы, лишь ощущение собственной беспомощности — и безнадежности — настолько абсолютное, что она не понимала, как переживет следующий час, а еще менее понимала, как переживет ближайшую пару дней. Да и какое это, собственно говоря, имеет значение? Что за будущее ее в любом случае ожидает? Почему отец потратил столько сил и времени на то, чтобы подготовить ее к выживанию в самых страшных условиях, когда единственное, на что она могла даже в самом лучшем случае рассчитывать, — это животное существование, одинокое и бездомное, поддерживаемое ягодами, да и то лишь до тех пор, пока не повалит снег, и никаких ягод не останется, и наступят страшные холода, и чтобы не умереть с голоду, ей придется охотиться, а рядом с нею все равно никого не будет и никто ни при каких обстоятельствах не придет на помощь…
«Ты мне нужен, отец. — Йенсени молилась отчаянно, молилась мысленно и шепотом, тающим в ночи. — Ты мне нужен. Вернись. Ну, пожалуйста…»
Ответа не было. И никто к ней не пришел.
С учетом особенностей планеты Эрна это следовало считать большой удачей.
Она спала, когда снизошло Сияние, поэтому оно и проникло в ее сны. Радужные сполохи света растворили образы сиюминутного сновидения и понесли ее вверх, все выше и выше, так что она смогла поглядеть на горы, по склонам которых блуждала, с высоты птичьего полета. И увидела собственное тело, замершее под гранитным утесом, с курткой, обмотанной вокруг головы, чтобы заглушить грохот солнца. Отсюда было видно, что она нечаянно свернула с заранее намеченного маршрута и попала в ущелье, глубокое, со скалистыми стенами, и полное тенями. И там, в отдалении…
Девочка проснулась. Внезапно. Видение никуда не исчезло, обрамленное все тем же радужным Сиянием.
«Люди», — подумала она.
Люди!
Ей надо было встать. Надо было встать и обратиться к ним.
Нет, ей надо было спрятаться. Они могут оказаться врагами. Они могут оказаться теми самыми врагами. Они могут оказаться…
Нет.
Это были дети.
Видение уже исчезло. Сияние угасало, а она отчаянно стремилась удержать и то и другое. Пять, шесть, семь детей — нет, даже больше, гораздо больше… Она не могла определить их возраста, видение становилось все слабее и слабее… Девочка обиженно всхлипнула, когда оно исчезло окончательно, руки у нее затряслись.
Дети.
Враг? Нет, не может быть. Чудовище убило ее отца, потому что он был могущественен, и она понимала это. А обычных детей он убивать бы не стал. Должно быть, это дети из ближайшего города, а может быть, из какого-нибудь протектората…
Только ни городов, ни протекторатов поблизости не было. И она знала об этом.
Так кто же они? И откуда они здесь взялись?
По-прежнему дрожа, Йенсени замерла в ожидании. Ее страшила нечаянная встреча. Страшила и возможность того, что они обойдут ее стороной. Одиночество стенало в ее душе с такой силой, что ей показалось, будто они смогут расслышать эти стенания… а может быть, уже и услышали. Может быть, именно поэтому они и пришли за ней.
Дети. Вроде нее самой. Они же ее не обидят, не так ли?
Где-то над головой, выше по склону, послышался какой-то шорох. Она осторожно выглянула из своего укрытия. А потом вышла и предстала перед ними, отбросив куртку. Прятаться больше не имело смысла. Думать о безопасности не имело смысла. Оставались только отчаянная потребность преодолеть одиночество и слабый лучик надежды. Но и это было больше того, что она испытывала на протяжении уже стольких дней.
