Ткачи Сарамира - Вудинг Крис (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Люция посмотрела на подарок, а затем перевела взгляд на Мисани, которая вдруг поняла, что теряет контроль над чувствами и не может больше сдерживаться. Губы задрожали, дыхание перехватило – Мисани была готова разрыдаться. Два года училась держаться спокойно и уверенно в любой ситуации и носить маску, скрывающую истинные чувства, но теперь снова почувствовала себя девчонкой, юной и неопытной, и все показное равнодушие испарилось. Оказывается, она не так сильна, как казалось. Мисани вздрогнула, вспомнив о своем поручении.
– Почему ты грустишь? – поинтересовалась Люция.
– Я грущу… – Мисани помолчала, – потому что мне не нравятся игры, в которые меня заставляют играть.
– Одни игры забавнее других, – заметила наследница.
– А некоторые опаснее, чем ты можешь себе представить. – Мисани посмотрела на девочку со странной улыбкой. – Ты любишь своего отца, императора?
– Нет, – ответила Люция. – Он пугает меня.
– Так же, как и мой меня, – спокойно заметила Мисани.
Девочка немного помолчала. Затем спросила:
– Ну что, ты дашь мне подарок?
Кровь застыла в жилах у Мисани. Казалось, вот он – нужный момент. Но сейчас она еще меньше была готова убить ребенка, чем раньше. Она подумала об отце, вспомнила, как он гордился дочерью, как учил и как она любила Авана.
Мисани едва заметно качнула головой.
– Прошу меня простить, – решительно произнесла девушка. – Я ошиблась. Этот подарок не для тебя. – Она засунула сверток обратно за пояс.
Люция бросила на гостью странный, безучастный взгляд и, скользнув по скамейке, положила голову ей на плечо. Мисани, удивившись такому поведению, машинально обняла ребенка.
«Не доверяй мне, – подумала она, сгорая от стыда. – Ты еще не знаешь, что я за человек».
– Спасибо, – внезапно прошептала Люция.
Слова девочки разрушили последний барьер самообладания. Мисани горько зарыдала, словно хлынули наружу все слезы, которые она сдерживала два долгих года. Девушка оплакивала Кайку, своего отца и себя, ту, какой стала. Она была так уверена в себе, а сейчас ее уверенность пошатнулась. И все из-за того, что дочь императрицы, сама того не ведая, поблагодарила несостоявшуюся убийцу за сохраненную жизнь.
Мисани взглянула принцессе в глаза, и рыдания внезапно прекратились. Взгляд девочки поразил ее.
Люция все знала.
Интересно, взяла бы наследница подарок и стала бы его носить, если бы у Мисани хватило духа довести страшное поручение до конца? Ощущение было такое, что все зависело лишь от ее собственного решения. А девочка подчинилась бы неизбежному.
Люция застенчиво улыбнулась гостье.
– Ты должна встретиться с Госпожой сновидений, которая приходит в мои сны. Думаю, она тебе понравится.
Толпа на площади Ораторов собралась в тот вечер просто огромная.
Большая квадратная площадь была ограничена со всех сторон величественными зданиями. С запада на нее выходил великолепный храм Изисии, фасад которого украшали балконы и мозаики. Нижний этаж был затенен каменным навесом, который поддерживали украшенные резьбой столбы. Другие здания были также весьма внушительны: городская библиотека, центральный правительственный комплекс, откуда управлялся Аксеками, и огромная баня с бронзовой статуей каракатицы, символизирующей бога Паназу.
В самом центре площади располагалась платформа, укрепленная на резных столбах с круглым возвышением посредине, исписанным вязью пиктограмм. То было изречение великого императора Торуса ту Винаксия, гласившее, что ораторское искусство так же достойно признания, как живопись или скульптура.
Толпа облепила платформу и растеклась по площади. Люди толпились в дверях, высыпали на улицу с ужасными криками. Лица их были перекошены от злости, между горожанами постоянно вспыхивали драки. Напряжение достигло наивысшей точки, и, похоже, народные выступления уже нельзя было удержать.
Толпа приветствовала оратора одобрительными выкриками. Судя по всему, он пользовался здесь всеобщей поддержкой. На платформе стоял не кто иной, как Унгер ту Торрик. Большинство присутствующих не нуждались в доказательствах ненормальности наследницы императрицы и уже определили свое отношение к ней. Сегодня они пришли сюда просто послушать того, кто мог четко и ясно выразить их гнев и негодование.
Заэлис наблюдал за происходящим, прислонившись к одному из мраморных столбов городской библиотеки.
Люди толпились на площади уже много часов. Их не смущала вечерняя духота. Солнце начало клониться к закату, и длинные тени зданий вытянулись на запад, словно острая граница, разделяющая мир на свет и темноту.
Унгер отпускал колючие насмешки в адрес наследницы, толпа ревела, и Заэлис видел в глазах горожан вековую ненависть, которая засела так глубоко, что люди даже не помнили ее происхождение. Мало кто знал, что семя этой ненависти посажено ткачами. Это они более двух столетий подстрекали и поощряли естественный страх людей перед теми, кого называли порчеными.
Голос Унгера разносился по близлежащим улицам. Оратор сопровождал каждое высказывание выразительными жестами, и его длинные волосы разлетались на ветру. Унгер не был красавцем и при маленьком росте обладал слишком крупными чертами лица, но на толпу оказывал огромное влияние. Та страсть, с которой оратор рассказывал об опасностях, подстерегающих народ Сарамира, если трон займет урод, свидетельствовала о глубоких переживаниях за судьбу страны. Платформа заменяла Унгеру сцену. Его интонации и манера говорить – прерывисто и резко, с каждым словом громче и громче, доходя почти до крика, – приводила толпу в состояние неистовства. В том, что вещал Торрик, не было ничего нового, но убедительность, с которой слетали с его губ привычные слова, ошеломляла. Приводимые аргументы казались неопровержимыми. И игнорировать их было невозможно. За несколько последних недель популярность Унгера необычайно выросла. Люди приходили издалека, чтобы послушать оратора.
Мрачные предчувствия охватили Заэлиса, когда он окинул взглядом собравшихся на площади людей. Напряжение и недовольство витали в воздухе. Аксеками балансировал на лезвии ножа. А императрица не делала ничего, чтобы изменить ситуацию.
Учитель в отчаянии задавался вопросом: слушает ли Анаис своих советников, когда они сообщают о растущем недовольстве на улицах столицы? Или все еще размышляет, как склонить на свою сторону благородные семейства? Ее настолько озаботили сообщения о создании двух новых коалиций во главе с семьей Амаха и семьей Керестин, что она даже не обращала внимания на происходящее в Аксеками. И, несмотря на все свое уважение к Анаис и восхищение ею, Заэлис не мог не признать, что самонадеянность и высокомерие правительницы могут привести к краху империи. Она даже не допускала мысли, что низшие слои общества, организовавшись, способны нанести не меньший урон, чем те союзы знатных семей, которых так боялась Анаис. Императрица смотрела на Аксеками, как на детские ясли с непонятными своенравными детьми, которых нужно держать в строгости. Мысль о том, что народ может отвернуться от нее, даже не приходила ей в голову. Она лишь страдала от недостатка сочувствия со стороны подданных и не могла понять ненависть, которую они испытывали к ее любимому ребенку. Императрица недооценивала страх, который вызывало слово «порченый» в простых людях.
Но гораздо больше Заэлиса волновала судьба Люции. При наличии двух коалиций, уже стягивающих силы к городу, Анаис не могла позволить себе бороться с народом, небольшая часть которого бушевала сейчас на площади. Но кто бы из противников императрицы ни одержал победу, Люция расстанется с жизнью. И не важно, что девочка вовсе не чудовище, какой ее представляли народу Сарамира. Хотя, надо признать, время от времени принцесса пугала даже своего преданного наставника. Одним только богам известно, какой властью над окружающими будет наделена наследница во взрослой жизни. Так или иначе, Люция обречена на смерть.
Какое-то время Заэлис стоял в размышлениях, не слушая доводов оратора и аргументов, которые тот бросал в толпу, как окровавленные кости разъяренным собакам. Наконец учитель покинул площадь. Мрачные мысли гнали его в императорский дворец. Заэлиса беспокоил дух неприкрытой ненависти и неповиновения, исходивший от жителей Аксеками.
